Моментальное фото - Сергей Герасимов

– У меня билеты в цирк, – сказал муж.

– Какой цирк?

– Ты же хотела куда-нибудь поехать!

– Почему ты не работе?

– Сегодня воскресенье, проснись!

– Хватит на меня орать, я не пойду не в какой цирк, я больна!

– Я специально поехал в город, чтобы купить для тебя билеты! Никакая ты не больна! Тебе просто нравится издеваться надо мной! Это единственное, он чего ты получаешь удовольствие!

– Хватит кричать! – выкрикнула она. – Ладно, едем в цирк.

Они поехали в цирк, от буквы Ц запахло детством, как будто тебя наказали за то, что ты переела мороженого; задача: сколько лет я не ела мороженого, если каждый месяц с ним равен десятилетию? Как выглядят подруги? – за десятилетия они состарились или умерли; а вот круглится тумба с теми же несмываемыми афишами: столетней давности молодежная группа приглашает на дископрыгалку столетней давности молодежь. Я тоже была молодой когда-то и не знала зачем дают молодость.

– Зачем дают молодость? – спросила она.

– Чтобы вспоминать ее в старости, – ответил Стас.

Всю дорогу Стас молчал, а ей было странно и чудно ехать в троллейбусе – как в лейбусе для троллей, как в сказочном экипаже; она совсем отвыкла от города.

Город подпрыгивал на дорожных неровностях и при каждом толчке рвота чуть-чуть поднималась – как ртуть в градуснике под мышкой. К счастью, они сели. Напротив тоже сидели люди, люди обыкновенные, люди с загорелыми лицами, люди улыбающиеся, люди спорящие дружелюбным матом, люди косящиеся на контролера и на глазок прикидывающие степень его свирепости. У всех людей нормальные жизни, до жути нормальные. Она смотрела как дрожало колечко на ручке зонтика, потом рука, державшая зонтик, умно поднялась и почесала ручкой зонтика хозяйское ухо.

Человек человеку волк, палач и дракон. Так, примерно, сформулируем.

Стас все смотрел на женщину с двумя детьми; нет не на женщину, на ее детей, особенно на маленькую девочку. Годик, наверное. Умеет говорить только «мама» и "дай". Девочка была в шапочке, которая налезла на глаза, из-под шапочки виднелись только губы. Губы гримасничали, примеряя выражения. Если представить ее взрослой, то каждое выражение будет что-то означать. Удивление. Сомнение.

Призыв. Счастье. Снова удивление. Сомнение. Проклятие. Плач. Мать серая от усталости. Пепельная. Пламя – угли – пепел – прах – и новая жизнь, прорастающая из праха. Все-таки она пустила на свет эту живую душу и тем горда

– а зачем? Зачем рождаться на свет, если всю жизнь проживешь вот такой серой?

Девочку положили в коляску и она скривилась; братик пощекотал пятку – замахала руками, скривилась снова; потянулась к матери и поцеловалась с громким чмоком, опять скривилась; мать дала ей свою сумочку, положила на животик – ух, как крепко схватилась, и какое блаженство на лице – держись крепче, не упусти.

Только собственность нас никогда не предаст; люди – яблоки счастья, полные ядовитых червей внутри. Радуйся, маленькая, пока можешь.

Уже у самого цирка (цирка был похож на большую кепку, брошенную на площадь) их чуть не сбил автомобиль. Автомобиль резко затормозил и развернулся, из багажника торчали несколько пластмассовых букв – достраивали надпись на магазине: …витеньси…

Голова прочти прошла, но тошнота с каждым шагом и толчком подступала к горлу, слово …витеньси… извивалось червем в мозгу и прогрызало извилистые ходы, как древоточец; кто-то орал, клоуны, должно быть, кто-то качался на трапеции, кто-то ездил на лошади по кругу, кто-то укротил трусливого тигра и кланялся по этому поводу, показывая беструсый зад – женщина, еще года три сможет притворяться молодой; кто-то направлял в глаза прожектор, и это было так, словно тебя обливают холодной водой в мороз – глаза перестали различать белый свет и видели вместо него синий. Я или сошла с ума, или серьезно заболела – думала она, успокоившись и смирившись. Мне не жарко и не холодно, мне и жарко и холодно сразу.

В антракте она увидела мальчика с мороженым и сразу влюбилась в мороженое. Мороженое было розовым и, наверное, пахло летней ягодой. Я тоже хочу такое; я хочу, два таких или десять, я хочу объесться мороженым и умереть от мороженного, пусть тогда меня наказывают, но за дело. Если я не съем мороженого сейчас, я встану и уйду и упаду под ближайшим забором. Она попробовала подняться, но не смогла – перед глазами поплыли хлопья серого снега.

Серая вьюга мела по арене наметая серые сугробы. Если из такого снега вылепить бабу, она будет с черепом и косой.

Стас сидел каменный.

– Стасик, – сказала она и улыбнулась виновато, – мне очень хочется мороженого. Пожалуйста, мне очень хочется.

– Как ты хотела идти со мной в цирк, так я тебе и мороженого принесу, – сказал он и отвернулся, и стал снова смотреть на арену.

На выходе смешной человек в клетчатой кепке предлагал мгновенное фото.

У него был фотоаппарат величиной с чемоданчик. На ящике пальмы сидела злая обезьянка. Ее обязанностью было пожимать каждую руку, которая протянет деньги.

– Как, сразу будет готово? – заинтересовался Стас. – А в чем состоит процесс?

– Да, молодые люди, пройдите сюда, улыбочку…

– Понимаете, я работаю в лаборатории. Судя по вашему оборудованию…

– Вот так, хорошо.

Она прикрыла глаза и склонила голову на плечо мужу – ей тяжело было стоять иначе. Щелкнул затвор и фотограф протянул карточку. Она с удивлением посмотрела на себя – на фотографии она, бесконечно влюбленная, томно склоняла голову на плечо бесконечно любящего мужчины.

– Это не просто фотография, – сказала она. – Пусть сделают еще одну.

Две этих фотографии будут иметь долгую историю. Вероника будет хранить свою в конверте, а конверт в сумочке. Когда ее сыну будет три с половиной, она выйдет за толстого старца с больными легкими и еще семь лет прождет смерти мужа.

Старец будет умерено богат и обеспечен жильем. Она так и не родит второго ребенка. Первый, его она назовет Арсением, будет расти злым и драчливым.

Однажды он порвет конверт с фотографией, порвет на клочки. Когда Арсению будет двенадцать, он ввяжется в драку с двумя пьяными и ему проломят череп. Она будет жить совсем одна в большой квартире и в ясные вечера сидеть у окна, гадая, на какой из звезд сейчас ее сын, и видит ли он ее. Зачем мы встретились? Так было записано в судьбе, или все случайно? Зачем люди умирают? Зачем умирают люди друг для друга? Стас женится на Вале и сумеет раздуть в себе постоянно тлеющее чувство. Валя окажется хорошей и мягкой под его руками – он вылепит из нее ту фигурку, которая ему понравится. Фотографию он спрячет между страницами книги, а книгу поставит на полку и полку завесит желтой тканью. Однажды будет вечер, около половины двенадцатого, он станет искать на полке словарь иностранных слов – и одна из книг выпадет. Он поднимет фотографию (жена и дочь будут досматривать шумный сериал в соседней комнате), сядет на софу и будет долго смотреть на женщину, которую всегда любил и всегда будет любить, но которая уже совсем затерялась во временах и звездных пространствах, а потому превратилась лишь в символ святой и вечной любви.