Тайны горного Крыма - Татьяна Фадеева

Письменные источники свидетельствуют о проникновении сарматов в Крым, начиная с III–II вв. до н. э. Это кочевой народ, в основном ираноязычный, пришедший в степи Причерноморья из Поволжья и Приуралья. Нравы сарматов, женщины которых играли активную роль как жрицы и воительницы, а также их отношения со скифами ярко рисует известный рассказ римского историка Полиена о сарматской царице Амаге; в то время как муж ее предавался пьянству, она "сама расставляла гарнизоны в своей стране, отражала набеги врагов и помогала обижаемым соседям". В ответ на просьбу Херсонеса о помощи в борьбе со скифами, Амага во главе отряда конных воинов, преодолев большое расстояние, ворвалась во дворец, убила скифского царя и его свиту, страну вернула херсонесцам, а "царскую власть отдала сыну убитого, приказывая ему править справедливо".[30] Хотя образ Амаги, скорее всего, легендарен, но нравы, да и общая историческая ситуация описаны верно — в Скифии еще есть свой царь, но главенствующая политическая роль принадлежит новым пришельцам — сарматам.

В сарматское время в Причерноморье и в Крыму распространяется особый стиль ювелирных изделий, названный полихромным: поверхность золотых и вообще металлических изделий украшали разноцветными вставками из цветной пасты, бирюзы, сердолика, альмандина, граната. Ими украшали не только кольца, серьги, диадемы, но и части конской сбруи, золотые обкладки рукояток мечей, сосуды. По-видимому, изделия в полихромном стиле, разработанном боспорскими ювелирами, отвечали вкусам сарматизированного населения начала нашей эры не в меньшей мере, чем изделия IV–III вв. до н. э. вкусам скифов.[31]

Позднее через готов и гуннов они распространились по всей Европе. О росте сарматского влияния свидетельствуют тамгообразные знаки на различных бытовых вещах, каменных плитах, надгробиях. Эти «загадочные» знаки постепенно поддаются расшифровке: в большинстве случаев они представляют собой родовое или личное клеймо — тамгу — аналог печати или герба.

О готах, стране Дори и длинных стенах

В III в. н. э. в Крым вторгаются готские дружины, нанесшие сокрушительный удар позднескифскому государству. Собственно готы — германоязычные племена, пришедшие с берегов Балтики, видимо, составляли верхушку союза, куда входили сармато-аланские и другие племена.

В IV в. кочевые орды гуннов, явившиеся из степей Центральной Азии, как смерч пронеслись по Северному Причерноморью, оставляя за собой пожарища и развалины. Гуннский разгром кладет конец тысячелетнему развитию античности в Крыму. Уцелевшее земледельческое население, укрывшееся в горно-лесном Крыму, сумело пережить это смутное время: многие поселения хранят следы непрерывного существования от поздней античности до позднего средневековья. Этот горный край самой природой был превращен в крепость, в преграду на пути разлива кочевых орд, и в силу этого же обстоятельства отличался крайней пестротой населения, теснимого в горы волнами нашествий: скифы, сарматы, аланы, готы постепенно сливались с издавна обитавшими там греками и потомками таврских племен. Гряда играла роль естественной границы, разделявшей два мира, два хозяйственно-культурных типа — мир кочевников-скотоводов и мир земледельцев горных долин. Множество перебывавших в Крыму кочевых народов обычно захватывали степные просторы: они совершали набеги на жителей горно-лесной области с целью грабежа или уплаты дани, порой вели с ними относительно мирную торговлю. Так или иначе, но в то смутное время Юго-Западная Таврика превращалась в густонаселенный и экономически развитой район, сохранявший тесные связи с Херсоном, как стали называть в средние века Херсонес — единственный уцелевший от античной эпохи город, а через него — с Византией. Вероятно, на рубеже V–VI вв. Византия через Херсон начинает освоение округи, основывая опорные крепости в глубинных районах, населенных скифо-сармато-аланами, подчиняя их своему влиянию путем распространения христианства. Крепости строились на обжитых местах — на скалистых мысах или плоских вершинах отдельно стоящих гор-останцев, служивших убежищем местному населению в тревожную пору Великого переселения народов. Интересы местного населения и византийских правителей в этот период совпадали, так как крепости служили защите земледельческого населения от реально нависавшей над ними угрозы воинственной кочевой степи. Вполне вероятно предположить, что артели каменщиков из Херсона руководили работами местного населения, без активного участия которых было бы невозможно проведение в относительно краткие сроки работ такого масштаба, как строительство оборонительных стен крепостей Юго-Западной Таврики. Наконец, насаждение среди местного населения Таврики христианства также способствовало тяготению ее к культурному миру Византии: недаром в каждой крепости строилась большая базилика. Все эти обстоятельства ускорили процесс складывания феодальных отношений: прежние укрепленные убежища, куда спасались жители окрестных деревень со своим скотом и скарбом, постепенно становились центрами феодальных владений, резиденциями местных правителей и их дружины. Известные в исторической науке под условным названием "пещерные города", они располагались вдоль Внутренней гряды — с северо-востока от реки Альмы, на юго-запад до Инкермана.

Самое раннее упоминание о положении дел в горной Таврике относится к VI в., когда после Великого переселения народов остатки готских дружин, оттесненные сюда гуннами и смешавшиеся с разноэтничным населением предгорий, становятся союзниками — федератами империи. По сообщению историографа византийского императора Юстиниана I — Прокопия Кесарийского, готы, которые "в военном деле превосходны и в земледелии… достаточно искусны", по-видимому, составили основную часть населения горного Крыма. По первому требованию императора они обязаны выставлять три тысячи воинов. Населяемая ими "страна Дори", по описанию Прокопия, "лежит на возвышенности, но она не камениста и не суха, напротив, земля очень хороша и приносит самые лучшие плоды.[32] Император, воздвигший укрепления в Херсоне и Боспоре, Алуште и Гурзуфе, в этом краю "не построил нигде ни города, ни крепости", но зато укрепил все места, где можно врагам вступить, "длинными стенами" и таким образом избавил готов от беспокойства о вторжении в их страну врагов. Упомянутые в этом сообщении "страна Дори" и защищающие ее "длинные стены" еще и поныне остаются дискуссионным вопросом в истории средневекового Крыма. Согласно одной точке зрения, под страной Дори подразумевалось Юго-Западное нагорье, а под "длинными стенами", образно — цепь "пещерных городов". Высказывалось также мнение, что остатки сложенных из камней стен на северных склонах и перевалах Главной гряды Крымских гор и есть "длинные стены", а сама страна Дори находилась на Южном берегу. Наконец, в соответствии с третьей точкой зрения, страна Дори, судя по ее описанию, "лежащая на возвышенности" и "приносящая лучшие плоды", как нельзя более подходит к Юго-Западному Крыму, а что касается "длинных стен", то они вообще пока не обнаружены. Отмечалось также, что судя по анализу текста Прокопия, это должны быть именно «стены», причем регулярной квадровой кладки, в соответствии с приемами римско-византийского фортификационного дела.

Сегодня высказывается мнение, основанное на уточненном переводе Прокопия, согласно которому под общим именем «готы» подразумевалось исконное, а не пришлое население, и в этом плане оно заменило столь же общее название «скифы», применяемое к северным варварам греками. "В прежние времена, — пишет Прокопий, они (племена готов), назывались также скифами, так как все те племена, которые занимали эти местности, назывались общим именем скифов". Действительно, самоназвания аборигенных народов употреблялись крайне редко: вместо них предпочиталось общее наименование — скифы, сарматы, а после образования готского союза племен в IV в. — готы. Так или иначе, но характеристика Прокопия явно относится к аборигенному населению: об этом говорит его похвала умению готов обрабатывать землю, что они делают «собственноручно», то есть без использования рабского труда; далее, его замечание о причинах, побудивших императора предпочесть здесь иную фортификационную систему — "длинные стены" вместо крепостей. Вероятно, у местного населения существовала подобная традиция перегораживания горных проходов, но крепостей и городов, что предполагает далеко зашедшую социальную дифференциацию, еще не было. Однако стены эти следовало укрепить, сделать более надежными. "Поэтому, длинными стенами проходы кругом оградив там, где только эта местность, как ему показалось, была легко проходимой, он (император) избавил готов от беспокойств о нападении. Таковы были его дела здесь".[33] Как отмечают исследователи В. А. Сидоренко н Э. И. Соломоник, речь идет о некоем круговом действии, о строительстве по периметру, вокруг определенной территории, причем не по сплошной линии, а только в горных проходах. Решение спорного вопроса о локализации "длинных стен" на местности существенно продвинулось после обнаружения в 1984 г. участка оборонительной стены, перегораживавшей всю долину на подступах к Мангупу. Возведенная в традициях римско-византийского фортификационного дела, она датируется VI в. (то есть примерно временем Юстиниана). О подобных перегораживаниях долин от скалы к скале существуют и упоминания в литературе. Так, о вышеупомянутой стене писал в начале прошлого века французский инженер Вассаль. Турецкий путешественник Эвлия Челеби, побывавший в Крыму в середине XVII в., упоминает о стенах, отгораживавших предместье Бахчисарая Салачик, расположенный в узкой горной долине.[34]