Отчуждение - Сергей Самаров

– Внимание всем! – я поднял руку, показывая свои дырявые перчатки. – Жирные пятна опасны. Это похоже на какую-то ледяную кислоту. Прожигает сразу. Наверное, и подошву прожжет, если наступишь. Под ноги смотреть внимательнее! Если кому-то жить не хочется, предупредите сразу, я помогу. Но советую расставаться с жизнью в привычном земном варианте.

В этот момент справа от меня, метрах в пятнадцати, сначала что-то блеснуло, потом раздался гулкий, но не резкий взрыв, и ввысь, метров на тридцать, устремился сияющий огненный столб. Такой яркий, что, увидишь такой ночью, и будешь не в состоянии несколько часов ничего видеть. Он даже в дневное время ослеплял. И брызги летели в стороны. Огненные брызги. Но мне почему-то и они казались холодными. Обжигающе холодными.

Я среагировал моментально, как только что-то блеснуло, и еще до момента взрыва я с пояса дал в ту сторону автоматную очередь, срезавшую несколько еловых лапок. Но откуда-то появилась уверенность, что этот яркий огненный столб – это вовсе не ответ на мою очередь. Он сам по себе возник, без внешней причины. А если и была причина, то это вовсе не я, и не бойцы моего взвода тоже.

Стрелял я с пояса. Обычно у нас во взводе автоматы носят на груди так, что приклад почти примыкает к самому плечу. В такой позиции не требуется терять доли секунда на прижимание приклада в упор. Только ствол куда-то повернуть. То есть, два действия заменяются одним. Но у меня велась съемка на «планшетник», который я себе на грудь повесил. И потому автоматный ремень пришлось с шеи снять, и нести оружие в руке. Стрелять с пояса я умею, конечно, не так точно, как с плеча, тем не менее, неплохо. Причем, при такой переноске оружия есть даже свое преимущество – могу стрелять и справа, и слева. Это все, конечно, вопрос тренировки, но я тренировками никогда не пренебрегал, всегда тренировался сначала вместе с солдатами, которых обучал, в дополнение еще и отдельно с офицерами, и это сказывалось.

Только успел столб догореть и погаснуть, как я шагнул к месту, из которого он исходил. Раздвинул кусты, за которыми было скопище камней разного размера. Но ни на листьях, ни на траве, ни на камнях, нигде не было никакого следа нагара. А пламя было такое мощное, словно исходило из сопла двигателя космического корабля или какой-то боевой ракеты – и то, и другое я видел только по телевидению, но воображение подсказывало именно такую аналогию. Но следов никаких найти не удалось. И в месте я точно не ошибся – это было слишком близко от меня.

– Товарищ старший лейтенант! Слева, – подсказали мне по связи.

Я посмотрел. Слева, на склоне что-то валялось большое, крупное.

– Не подходить никому! – приказал я, а сам направился туда.

Раздвинув ветви двух кустов, я увидел профилированный металлический лист, искореженный и исковерканный. С одной стороны к листу припаялись какие-то провода и, кажется, два ящичка с непонятными мне приборами. Определить металл визуально я не смог, но по цвету и внешнему виду я подумал, что это кусок внешней обшивки космического «монстра».

Я посмотрел на свою целую перчатку, которую с руки еще не снял, и левой рукой потрогал лист. Он был слегка теплый. Но лишь настолько, насколько металлический лист может нагреться на солнце, хотя лист этот лежал не на солнечной поляне, в а кустах, в тени, то есть, от солнца скрытый еще и густой хвоей ближайшего дерева. И занесло его сюда, как я подумал, взрывом, когда «монстра» развалило на части. А что его развалило, сомнений у меня не возникло. При взгляде с хребта в ущелье, где деревья позволяли это, была видна только большая воронка, медленно и неуклонно наполняемая водой из ручья. Самого «монстра» видно не было. Да и взрыв мы все слышали. Мощный, основательный. Чтобы что-то уцелело в таком взрыве. Я, человек военный, даже предположить такого не могу…

Я внимательно рассмотрел лист, и даже «планшетник» повертел, чтобы все снять вблизи под разными ракурсами. Металл меня заинтересовал. Я попробовал согнуть его пальцами – углы поддавались силовому действию. Тогда я снял с липучек за плечом нож вместе с ножнами, соединил нож и ножны, и образовались ножницы. Вообще-то эти ножницы предназначались для обрезки телефонного кабеля или не слишком толстой колючей проволоки. Но я рискнул попробовать обрезать лист. Он поддался. Мне требовался совсем небольшой кусочек – для анализа металла, который должны будут провести специалисты военных научных институтов. Я хотел быть полезным отечественной военной науке, и потому старался быть тщательным. Справившись с задачей, я тем же прочным ножом с толстым каленый лезвием отломал оба ящичка, что крепились к листу непонятным образом, но недостаточно крепко для армейского ножа. Причем, один из ящичков имел короткий хобот, выходивший на наружную сторону. Пришлось и хобот ножом выковырнуть. Убрав все это себе в рюкзак, я вернулся к взводу. В это время в наушниках прозвучал короткий негромкий вызов. Сигнальная лампочка на коммуникаторе показывала, что со мной снова пытается связаться наш начальник штаба майор Ларионов. Не понимает товарищ майор, что мне сейчас не до него! Но субординация есть субординация, и никто ее в армии не отменял.

– Корреспондент «Семьсот сорок один». Слушаю вас внимательно, «Сто пятнадцатый»…

– Как дела, Власаныч? – задал Ларионов совсем уже неуместный вопрос.

– Стараемся, товарищ майор. Рассматриваем.

– А что ничего не сообщаешь?

– У меня вертолета в наличии, товарищ майор, не имеется. Говорят, на взвод выделять накладно. Не выделяют. А без вертолета мы даже со склона спуститься не успели. Докладывать, кроме разных мелочей, нечего.

– Понятно, «Семьсот сорок первый», понятно. Повнимательнее там. Я вот что звон… Отставить. Я вот что на связь вышел! У тебя как сейчас финансовое положение? Не в конкретный момент, не то, что ты в кармане носишь, а вообще. Дома, так сказать.

– Как у всех командиров взводов. За звание платят, за должность платят, за командировки платят чуть больше. Но – в целом – всегда хочется лучшего. Сказать, что я финансово обеспечен язык не поворачивается. Каждый месяц до жалования подзанимать приходится.

Голос начальника штаба понизился до шепота, но наушники его все равно улавливали, и выравнивали до нормальной речи:

– Мы тут тебе приработок хороший нашли. В долю возьмешь?

– Сувениры что ли с собой принести? – спросил я, вспомнив, как читал в Интернете, что проданных по объявлениям частиц Челябинского метеорита по массе столько, что на добрый астероид хватит. На такой, который нашу планету при столкновении на куски бы разворотил.

– Это сможешь, думаю, частным порядком, без нас, – майор Ларионов, мне показалось, поморщился от своих слов.

– Вы, как я, товарищ майор, понимаю, не один? – невинно поинтересовался я, соображая, как я могу на своем положении заработать, и кто кроме Ларионова еще пытается ко мне плотно примазаться.

– Да. Предложение исходит от начальника антитеррористического штаба республики. У генерала есть связи в крупных американских телеканалах. Журналисты несколько раз приезжали, он с ними общался – интервью давал, позволял с пленными бандитами поговорить, доставлял для беседы родственников убитых, еще что-то. Оставили координаты. Он предлагает продать твою видеозапись за границу. И уже созванивался. И переслал им первый видеосюжет. Нам предложили за запись сто тысяч долларов. Гарантия, что оплатят, стопроцентная. Если обманут, тогда мы продадим другим остальные, более интересные записи вместе с первой. Делиться это должно на троих, если ты не возражаешь против посредников.

Я кое-что слышал о манерах штабных офицеров и командования антитеррористического штаба. И потому решил взять начальника штаба «на пушку», и сразу сказал:

– Товарищ майор, у меня есть родственные связи через жену с французскими телеканалами, – вдохновенно соврал я. – Я ей недавно звонил. Она уже связалась с Францией. Там предлагают за запись сто тысяч евро. Это без всякой торговли. А ведь можно еще поторговаться! Это, даже при моих слабых математических способностях, все равно получается гораздо больше, чем сто тысяч долларов, и ни с кем делиться мне нет необходимости. Извините уж, но я обойдусь в таком деле своими силами.

– Даже так!?. – недовольно удивился майор. Он мою жену не знал, и вообще, вероятно, ничего не знал о моей семье, и рассчитывал, как я понял по тону, поживиться на дурачке. – Ладно, я позже тебе позво… Отставить. Позже с тобой свяжусь. А ты, кстати, материал жене отослал?

– Я напрямую тестю отослал, – снова соврал я, и, кажется, весьма правдоподобно. – Он у меня журналист-международник. А его сын от первой жены, сводный брат моей половины, на каком-то французском телеканале новостями заведует.

Насчет тестя я сказал правду. У тестя первая жена была француженка, и сын остался во Франции. Правда, он не журналист, а, насколько я знаю, какой-то профсоюзный деятель левого толка. Но это все начальнику штаба знать не обязательно.