Перстень для Избранной (СИ) - Алора Анна

Мило, уютно, так и тянет растянуться и забыться…

Но что-то её тревожило. Что-то было не так.

Что?

В памяти всплыло "откушайте".

Да. Это "откушайте" звучало странно, сейчас так не говорят.

Правда, в тот момент все казалось органичным, да не просто казалось, а и было таковым.

Будто по-другому и не скажешь. И сама Анна. Вся такая естественная, но… вот как будто сошедшая со страниц книги позапрошлого века.

Вера фильм недавно смотрела, по Акунину.

Вот там как раз такая была горничная.

— Буду действовать по системе Скарлет. Нечего перед ужином голову забивать. Завтра, все завтра, — девушка решительно выбросила эти мысли из головы, и решительно направилась к тележке.

Подкатила её к круглому столу, тоже явно дубовому, старинному, покрытому кружевной же скатертью.

- Надо же, какая чистота, прямо снежная… Не облить бы ненароком, — подумала Вера, которая иной раз бывала неуклюжа, и очень этого стеснялась.

Так что от греха подальше скатерку сняла, и выставила дары прямо на столешницу.

* * *

Шампанское оказалось неизвестной фирмы. Мало того, что неизвестной, так ещё и этикетка с ятями.

И сама бутылка небольшая, тяжёлая, темного зелёного стекла внушала уважение своей явной настоящестью.

Ведёрко серебряное…

Вера, правда, не была таким уж знатоком, но стальное вот никак не подходило окружающей обстановке.

— Так что серебряное, и никак иначе, — решила девушка, — При таких-то хоромах. И потянулась к супнице.

В супнице скрывался вовсе не суп, как можно было предположить, а мирно лежащие две киевские котлетки рядышком с варёной картошечкой, посыпанной укропчиком.

У Веры от каковых-то запахов аж слюнки потекли, и она не стала долго тянуть, а сразу переложила этакую красоту в прилагающуюся плоскую фарфоровую тарелку, на дне которой вился орнамент в орехово-сливовых тонах.

Знакомый такой орнамент. Очень знакомый. Где она его видела?

* * *

Ах, эти ночи. Одинокие ночи. Эти сны.

— Вот кто их придумал? К чему травить душу-то? — думала иной раз Вера. Хотя, предложи ей этот кто сны таковые убрать напрочь, вряд ли бы девушка согласилась.

Противоречие имело место быть.

Сны были опять яркие, чувственные, и где-то самую малость развратные.

Вера по сути своей вовсе не была ханжой. Вот тут она выражала полное согласие с гороскопом, который прямо писал о ярко выраженной сексуальности скорпионов.

Только выражение это появлялось по ночам, а в жизни, реальной, то есть днем, Вера была даже несколько стеснительна. Внешне разбитная, она не сразу шла на контакт с мужецким полом.

Матушкина заслуга.

Матушка с детства воспитывала скромность, и с некоторым трудом, но ей это удалось.

Была ли Вера благодарна? Честно сказать, не слишком она об этом задумывалась. Любила матушку, да…

* * *

Девушка опять видела, как она разметалась по широкому, круглому ложу. Волосы, похожие на огненные солнечные пружинки разбежались по тонкой, плотной и невесомой подушечке из нежного шёлка сливочного тона.

Глаза закрыты, ровное дыхание вдруг стало прерывистым, ничем не стесненная грудь поднялась на высоту полного четвёртого размера и замерла на долю секунды. Из приоткрытого рта вырвался тихий, протяжный стон. Она перевернулась на живот, щеки заалели, руки плотно обхватили и сжали подушку. Чувственная дрожь волной прошла по всему телу, и Вера проснулась.

Прижала руки к лицу, которое горело.

— Нет, надо с этим кончать. Ещё пара таких ночей, и я точно обращусь в какой-нибудь клуб знакомств.

Правда, сомневаюсь, что там найдутся такие мачо.

Потому что снился ей именно он. Как ещё можно назвать существо мужицкого пола с тонкой талией, узкими бёдрами, обтянутыми мало что скрывающей набедренной повязкой, мускулистой грудью и плоским животом с такими вкусными ммм… кубиками…

Сияющие синие глаза, чуть кривоватый римский нос, красиво изогнутые чувственные губы и волевой подбородок с ямочкой посередине не хотите?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вера хотела. Да и, собственно, получила. Во сне.

И она повернулась на бок, закрыла глаза, желая вернуться туда, в другую явь.

Но что-то мешало. Что-то твердое впилось в крепкое Верино бедро. Вера села, спустила ноги, и увидела перстень, который неведомым образом покинул указательный палец.

— Надо же! — удивилась Вера

То никак на ночь не снять, а тут сам свалился.

Она взяла перстень, который был темен, потеряв прежний блеск, и стала надевать на палец.

Попыталась, потому что теперь тот никак не хотел налезать.

— Экий странный подарочек… Как Светик сказала — родовой? Хорош родовой, не надеть теперь, — она даже приобиделась.

* * *

Откуда-то потянуло сквознячком, голые ноги покрылись пупырышками и Вера быстро подобрала их под себя.

— Что ж вы, барышня, дверь-то не закрыли? Так и простудиться недолго, кхе-кхе… Иль похуже чего…

Вера подпрыгнула.

- Кто тут?!

- Известно, кто. Истопник здешний.

Вера обалдело закрутила головой, однако увидеть собеседника ей не удалось.

Сон, похоже, продолжался.

— Истопник?! Здесь центральное отопление, вообще-то.

— А вы бы прикрылись, барышня. Негоже перед мужичиною девице благородной тут… кхе-кхе…

Вера разозлилась.

— А ну-ка прочь из моей комнаты! Мужичина… Звали тебя?

Дребезжащий голос закхекал.

— А чего меня звать? Федюша сам знает, когда печи-то проверять, кхе-кхе…

У Веры голова пошла кругом, но прикрылась она основательно, завернувшись в покрывало, которое было явно шерстяным, и покалывало голые плечи.

Невидимый Федюша прошаркал мимо, продолжая бормотать нечто маловразумительное. По крайней мере, Вера из его ворчания разобрала только "барыне доложить надоть" и "негоже вот девице-то".

— Сюр!! Явный сюрр… Или у меня крыша едет? — призадумалась Вера. Никогда не замечала она за собой этаких странностей.

Да и никаких странностей не замечала.

Когда звук шаркающих подошв стал затихать, Вера осторожно слезла с кровати и на носочках медленно двинулась в направлении затихающего звука.

Вышла в гостиную, огляделась по сторонам, раздражённо прошептала:

— Печи проверить.! Ну, и где тут печи?

Печей не было.

Было кое-что поинтересней. В стене гостиной зияла дыра.

Настоящая дыра, тёмный ореол которой резко выделялся на фоне зеленовато-желтых обоев.

И оттуда тянуло сквозняком.

— Вот дела… Дыра! Откуда?! Вчера её не было.

Она подошла поближе, протянула было руку, но сразу отдернула.

А дыра… На глазах стала затягиваться, и не успела Вера ахнуть, как исчезла совсем. Перед ней была ровная стена, и обои весело поблескивали в свете фонаря за окном.

Вера тупо смотрела на стену, и мыслей в её голове не было от слова совсем.

Потом её осенило:

— Я сплю! Это сон, сон, — но на всякий случай ущипнула себя, да как следует, за мочку правого уха.

Было больно, и ещё как. Ведь рука-то у Веры тяжёлая.

Она зашипела и дернулась.

— Ладно, будем считать, что мне показалось. Не было никакой дыры, а вот Федюша этот точно приснился.

Всё объяснилось, на сердце полегчало, и Вера отправилась назад в спальню.

За окном все ещё было темно, а значит, рано совсем и не стоит торопиться вставать.

— Может, ещё какой сон увижу, — подумала, зевая, Вера, — и желательно с участием мачо, — пронеслась коварная мысль.

* * *

Но не суждено было Вере уснуть по новой. Нет, нервная система у неё была такая, что крепче атлантов. Однако требовательный стук в дверь не дай ей смежить веки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это не отель, а проходной двор какой-то!