Двуликий адмирал - Даниил Мельников

Таким образом, шпионская карьера будущего адмирала в годы первой мировой войны складывалась довольно-таки плачевно.

Однако и мадридский этап в жизни Канариса, и его «военно-дипломатическая» деятельность накануне первой мировой войны не прошли для него бесследно. В Латинской Америке, а затем в Мадриде произошло становление Канариса-разведчика. И дело не только в том, что в Испании он впервые стал непосредственным участником тайной войны империалистических держав. И не в том, что он прошел школу профессионального шпионажа, познакомившись с нравами, приемами и методами разведывательной работы. Главное, что уже на ранних этапах своей карьеры Канарис сумел увидеть слабые стороны в организации империалистической разведки и по-своему стремился учесть их в дальнейшем. Конечно, нельзя утверждать, что сравнительно молодой офицер кайзеровского флота уже в 1916 году представлял себе, каким образом он построит пресловутый абвер — военную разведку нацистской Германии. Однако опыт, приобретенный в Латинской Америке и особенно в Испании, наложил заметный отпечаток на последующую деятельность адмирала-разведчика.

Ценой своего провала в Мадриде Канарис усвоил некоторые истины, которых упорно придерживался впоследствии.

Прежде всего, он понял, что на «идейность» и патриотизм разведчиков-профессионалов, с которыми он встречался, полагаться не приходится.

На его глазах «джентльмены фортуны» торговали тайнами многих держав. В годы первой мировой войны многие шпионы являлись «двойными» или даже «тройными» агентами — иными словами, служили сразу нескольким разведкам. Их «преданность» тому или иному флагу определялась одним — суммой, какую они получали от своих «работодателей». Из этого обстоятельства Канарис сумел извлечь свои выводы: в абвере господствовала строжайшая система взаимной слежки. Агенты абвера были связаны по рукам и ногам, поставлены в условия, почти лишавшие их возможности торговать военными секретами. Каждый из сотрудников Канариса выполнял строго определенные функции, знал ровно столько, сколько положено было по службе, подчинялся железной дисциплине, имел дело с ограниченным кругом лиц.

Уже на первом этапе своей карьеры будущий адмирал пришел к заключению, что разведка должна опираться не на «таланты» отдельных шпионов, а на хорошо продуманную систему.

Наконец, в Мадриде Канарис завязал связи с испанской реакцией — с теми, кто позднее, в годы гражданской войны в Испании, залил страну кровью испанского народа. Эти связи как нельзя лучше пригодились шефу абвера. В 1935—1942 годах он непрерывно курсировал между Берлином и Мадридом. В годы второй мировой войны гитлеровцы, как известно, поддерживали самую тесную дружбу с франкистской Испанией. Еще более тесной была связь немецкой и испанской разведок. Канарису удалось организовать и в Испании и в ряде стран Латинской Америки опорные шпионские базы, которые продолжали действовать и после разгрома гитлеровской Германии. И первые шаги в этом направлении были сделаны еще на пороге разведывательной деятельности будущего адмирала…

Конец первой мировой войны Канарис встретил командиром подводной лодки. Правда, в подводной войне он участвовал недолго. После Мадрида Канарис около двух лет провел в различных военно-морских школах — сперва обучался сам, потом обучал других. Только весной 1918 года его отправили в действующий флот, а в середине октября подводный корабль, на котором он служил, без сколько-нибудь заметного успеха бороздивший воды Адриатики, взял курс на немецкие берега.

Кайзеровская Германия проиграла войну, и немецкое офицерье, на время отказавшееся от планов мирового владычества, поспешно возвращалось на родину, дабы навести «порядок в собственном доме». 8 ноября 1918 года лодка Канариса под кайзеровским флагом стала на якорь в Киле…

Но здесь уже начинается новый этап карьеры Вильгельма Канариса. Если первый ее этап можно условно назвать «Становление разведчика», то второй мы назовем…

Поиски хозяина

В начале XX века, когда формировались политические взгляды будущего адмирала-шпиона, в Германии происходил процесс дальнейшего размежевания классовых сил. Различные слои немецкого общества занимали рубежи для будущих социальных битв.

Что касается семьи Канарисов, то ее умение извлекать выгоды из бурного развития промышленности сочеталось с ярко выраженными монархическими настроениями. В этой семье культивировалась ненависть ко всему прогрессивному, революционному, презрение к «черни» — трудящимся.

Отец Канариса, в отличие от некоторых своих собратьев по классу, заигрывавших с рабочими, был ярым противником профсоюзов и других организаций трудящихся. В среде немецких буржуа Канарисы занимали место наиболее «твердолобых» и непримиримых.

Все это, естественно, обусловило духовный облик и политическое лицо Канариса-младшего. Он всегда находился на крайне правом фланге, в стане самой черной реакции…

Итак, 1918 год. Подводная лодка под командованием Вильгельма Канариса входит в Киль, и тридцатидвухлетний офицер-монархист вступает на немецкую землю… То было сложное время… Германия проиграла войну. Империя Гогенцоллернов, еще так недавно казавшаяся ее приверженцам незыблемой, рухнула. Буржуазное общество, по словам Розы Люксембург, вышло из войны «пристыженным, обесчещенным, по колена в крови, запачканное грязью…» Оно показало «свое подлинное лицо не в скромном и привлекательном виде культурности, философии, этики, мира и государственного права, но в образе хищного животного, в шабаше анархии, в гибели культуры и человечества». В Европе нарастает стихийное возмущение масс. Крупнейший буржуазный политик — Ллойд-Джордж был вынужден признать, что «Европа пропитана революционными мыслями. В груди рабочего класса живет глубокое чувство не недовольства, а гнева и возмущения, направленного против довоенного уклада жизни. Население всей Европы с недоверием взирает на все политические, социальные и экономические установления…»

А на Востоке в это время встала заря новой жизни, заря социализма. Трудящиеся России строили молодую Советскую республику, воздвигали маяк, который с тех пор светит всему человечеству…

Волны революционного подъема захлестывали Германию. В германских войсках распространялись прямые призывы к восстанию. Организовывались первые солдатские советы. Под давлением народа контрреволюция была вынуждена выпустить из тюрьмы вождей германского рабочего класса Карла Либкнехта и Розу Люксембург. По выражению Ленина, в 1918 году революция в Германии назревала «не по дням, а по часам». И первый ее сигнал раздался в Киле, где восстали матросы немецкого флота. В последних числах октября 1918 года военные моряки отказались выйти в море. Попытка подавить восстание окончилась неудачей, и оно распространилось на суда, находившиеся в других портах. 4 ноября весь германский флот присоединился к восставшим.