По праву короля - Гончарова Галина Дмитриевна

Анжелина кивнула Эшли на кувшин с вишневым отваром. Дикая вишня на Вирме росла, кислющая, правда, но можно и побольше меда добавить.

– Налей себе отвара. Да и мне заодно.

Эшли повиновалась.

Анжелина сделала глоток, прикрыла глаза. Вкус ягод, меда, лета на языке, вкус чего-то из детства… конечно, в королевском саду тоже росла вишня. И они с Джоли сбегали из-под неусыпного надзора нянек, чтобы сорвать темно-красные ягоды и от души наесться. А вишни были теплыми, и так пахли…

– Тебе нравится вишня? – голос принцессы звучал мягко.

– Да, миледи.

– А Алия какую ягоду любила?

– Ей земляника нравилась, миледи. Самая первая, она рассказывала, что любила даже ее собирать. Она нанизывала земляничины на такие тонкие травинки, а потом медленно поедала…

– Так жаль ее.

На глаза Эшли навернулись слезы.

– И мне, ваше высочество… ума не приложу, кто мог с ней так поступить! Алия была такой красивой, и мужчинам она нравилась…

– И здесь? На Вирме? А у кого было больше поклонников – у нее или у тебя?

Эшли чуть расслабилась.

– У нее, ваше высочество. Алия была больше похожа на вирманку, а мои волосы… знаете, вот Джин здесь красавица, вы тоже, а мы с Лорой… мы не останемся без кавалеров, вы не подумайте, у всех вкусы разные, но тех, кто любит светлые косы здесь больше. Считают, что светлые волосы – дар Олайва, и не хотят разбавлять кровь.

– Как порода у щенков, – хихикнула Анжелина. – А что с формой ушей? Или длиной хвоста?

Эшли тоже прыснула.

– Я не проверяла, миледи. Но может, и по длине – тоже… того?

– Может, и того. Кто ж его знает? Сколько за тобой сейчас вирман ухаживает?

– Мне Эрон очень нравится, – потупилась Эшли. – Знаете, я когда его увидела… он такой… это как удар солнца в глаза было. Луч – и ты ничего больше не видишь. И никого. А он подошел, заговорил… я никогда не думала, что могу ему понравиться.

Анжелина положила себе поговорить с Браном. Мало ли что там на уме у молодого вирманина?

– А у Алии такого не произошло? Бедная девочка…

Эшли пожала плечами с выражением превосходства.

– Алия так не считала, нет… она высказывалась в том духе, что мужики все, словно животные, им только одно нужно…

– Вообще всем?

– Видимо, да. Я помню, она один раз вернулась с прогулки, а на плече – след от зубов… ой!

– Эшли, Алия уже не была девушкой. Ты забыла? Она могла принимать решения за себя… давно это было?

– Дней пять – семь тому назад. Но неглубокий, не до крови. Дня через четыре там и следа не осталось…

Анжелина смутно помнила, как Алия несколько дней носила закрытые платья, но внимания она на это не обратила. Ну, носит.

И что?

– Я думала, она на ветру простыла?

– Да она и могла… постоянно к морю бегала, – выпалила Эшли.

– На свидание?

– Похоже. Она довольная возвращалась…

– А не бывало дней, когда она была особенно довольна?

Эшли задумалась…

Медленно, очень медленно, слово за словом, шаг за шагом, Анжелина вытягивала из девушки все, что касалось Алии. Все подробности, всё-всё, что могло быть важным или казалось таким…

Сложно?

Каторжный труд. Но Анжелина считала, что справилась неплохо – для первого раза. У нее было больше вопросов, чем ответов, да вот беда – задать их было некому.

***

Тем же вечером на берегу моря горел костер. Горел, выхватывая из темноты и море, и берег, а рядом с костром сидели вирмане. Разговоры, уговоры, обещания, но Лейф старался без нужды корабль не покидать. Не верил он в благородство Торсвега. Ни разу, ни половинку раза. Он и за ржавый гвоздь удавится, и вообще – Торсвег, чего тут непонятного? Ничего хорошего от него ждать не приходится, так что половина людей на корабле, в полной готовности, половина на земле, в лагере, и часовых выставить.

Как Бран Гардрен ни уверял, что Эльг Торсвег не самоубийца, ссориться со всем Кругом, но кто ж его знает? Слишком много всего Лейфу в руки упало.

И сам Эрквиг оправдан, и его корабль не сожжен, и малолетний Торн Эйнриксон Торсвег до кучи, опекаемый до семнадцатилетия.

Мальчишка просто вцепился в мужа сестры и не отлеплялся от него. На шаг не отходил.

Чего же он наслушался в отчем доме? В доме, который стал чужим и холодным?

Лейф догадывался, но окончательно уверяться не хотелось. Должно же быть у человека хоть какое-то понятие о чести? Даже если это Торсвег?

Наверное, должно. Только Эльгу об этом сказать забыли.

А каково пришлось мальчишке?

Похищают сестру, убивают отца, двух старших братьев, умирает мать… и он готов прилепиться к похитителю сестры?

Вот так и понимаешь, что есть ситуации, в которых заклятый враг становится ближе родни. Жить-то хочется, а Эльг мальчишку, считай, уже приговорил. Пару лет пожить бы дал, а там…

Или грибами отравился бы, или ягодами. Или мечом или топором подавится. Что под руку подвернется.

Лейф бросил взгляд на берег, и вспомнил графиню Иртон, с ее выражениями. Как она говорила – вспомни отсутствующего, и он к тебе приблизится. Впрочем, чаще Лилиан выражалась короче – что вспомнишь, то и всплывет.

На данный момент всплыл (сошел с корабля на берег) Торн Торсвег, присел рядом, посмотрел усталыми, недетскими глазами.

– Можно, дядя?

Лейф кивнул.

Времени поговорить у них толком так и не выдалось. Сначала мальчишка просто отсыпался, чуть не сутки, потом Лейф закрутился, да и страшновато было. Это не в атаку с топором идти, это живой человек, который тебе в глаза смотрит, за которого ты отвечаешь…

Не только перед Ингрид, а еще перед собой и богами. Хотя родная жена – она ближе, а боги-то дальше. От них, может, и не прилетит, а Ингрид точно не спустит.

Лейф протянул руку к костру. Снял прутик с поджаренным хлебом, протянул мальчишке.

– Будешь?

– Давайте…

– Давай и Лейф. Хорошо?

– Хм-м… пусть так.

– Торн, – разговор предстоял не из легких, но выбора не было. – Я тебе честно скажу, Ингрид я люблю. Она со мной счастлива. И с этим делом я ради нее связался, не ради тебя. Я о тебе не знал, но раз уж так сложилось… поедешь со мной в Ативерну, к сестре. Планов на твой счет у меня никаких нет, вырастить тебя – выращу, оружием владеть научу. Любить меня не прошу, уважать – если будет за что. Единственное, пока мы на Вирме – я требую беспрекословного послушания. Скажу идти – идешь. Скажу падать – падаешь. Не ради прихоти, просто Эльг опасен, а я тебя с собой круглые сутки таскать не смогу. Понял?

Торн кивнул.

Боги, как же мальчишка был похож на Ингрид. Копия, вплоть до упрямого движения подбородка. Не на отца, не на братьев – так вот сыграло.

– Эрквиги и Торсвеги давно враждовали.

– Я Ингрид люблю. И ребенок наш об этой вражде, Олайв даст, и не узнает никогда. Если ты ее дальше не понесешь.

– Ты отца убил.

– Убил, – не стал скрывать Лейф. – Сначала одного брата, он хотел мой корабль поджечь, я и не разобрался кого убивал. Потом отца – он в Ингрид стрелял. А второго брата я даже не помню. Бой был, свалка…

– Мне теперь мстить надо.

Лейф хмыкнул.

– Надо – будешь мстить. Только два условия.

– Какие?

– Подождешь до семнадцати лет. Вот признают тебя главой клана – там хоть улейся местью. А пока потерпишь. Как говорит одна моя знакомая, месть подают холодной.

– Почему так?

– Чтобы язык не обжечь, когда кушать будешь.

Судя по усмешке в глазах парня, смысл он понял. И был согласен.

– А второе условие?

– Мне – мсти. А Ингрид и дети – вне наших распрей, понял?

– По рукам, – кивнул мальчишка. И вдруг напрягся, словно закаменел. К костру подходил неспешным шагом Эльг Торсвег. Словно крался.

Вид делал.

Впечатление этот скользящий шаг производил, отдадим врагу должное, но подкрасться незамеченным? Это уж увольте. Лейф даже не сомневался, что Торсвега уже держат на прицеле не меньше, чем два лука.

И сидел, смотрел. Снял еще одну палочку с хлебом, разломил, протянул Торну.