Нуониэль. Часть вторая - Алексей Николаевич Мутовкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре Ломпатри остановился. «Куда теперь?» – подумал он. Слева вход в замок, а справа вход в большое древнее здание, которое все называли складом или колонным залом. Большие ворота склада, как и вчера, оставались запертыми, но маленькая дверь в них теперь была приоткрыта. Подле неё караулили два бандита с пиками, явно подобранными у павших вирфалийских солдат. Собравшись с духом, Ломпатри пошёл на склад. Поравнявшись с караульными, Ломпатри остановился и сурово посмотрел на них. Те не поняли, что всё это значит, но на всякий случай, сделали шаг в сторону от двери, показывая, что не намерены препятствовать рыцарю.
Белый Единорог вошёл в одно из самых древних строений Эритании. Раньше руины жрецов у Стольного Волока казались Ломпатри постройкой из давно минувших дней, но по сравнению с этим помещением даже тот храм, затерянный на равнинах Дербен, можно считать не таким уж и старым. Рыцарь шёл по полу, выложенному из огромных плит, похожих на резные надгробья, только гораздо больше. Стёртые письмена не походили ни на что, виденное им ранее. Высокий свод покоился на чёрных агатовых колоннах причудливой многоугольной формы с глубокими вырезами и острыми выступами. Он миновал груды ящиков, бочек и кулей с припасами, сложенными близко от входа и очутился в просторном колонном зале. В тёмных стенах почти от самого пола до потолка высились узкие окна. Часть из них заколотили досками, а в некоторых ещё сохранилась мозаика разноцветных стёкол, повествующая странные сюжеты о солнце, Гранёной луне, пламени и тёмных силах. Далеко впереди, на другом конце колонного зала возвышались те самые Третьи Врата. Такого портала Ломпатри ни то что никогда не видел, но даже не мог себе вообразить. Огромные петли держали тяжеленный железный каркас двустворчатой двери, обшитой дубовым брусом с вставками чёрного агата. Сквозь гигантских размеров кольца на стенах с обеих сторон, тёмный портал сковывала паутина цепей. Часть цепей проржавела и повисла окислившимися гроздями, некоторые упали и превратились в рыжие кучи, вечно мокрые и холодные. Одна из цепей, чьи звенья размером превосходили кулак, лежала поверх ржавых кучек, порванная посередине. Видимо она упала совсем недавно. Хотя время в этом месте совершенно не играло роли, ибо смены дня и ночи, зимы и лета вереницей тянулись из глубокой древности похожие друг на друга и неизменные вовеки веков.
На полпути, прямо посередине колонного зала стоял Иссгаард. Старый колдун притаился в тени между огромными косыми столбами света, исходившими от высоких окон, выходящих на северную сторону. Клонящаяся к закату Гранёная Луна сияла ярче обычного, но её свет с трудом пробивался сквозь мрак преддверья Третьих Врат.
– Итак, Белый Единорог, – громогласно произнёс Иссгаард, пряча культю правой руки в широкий левый рукав, – ты пришёл сделать выбор. Так скажи мне, кто твой учитель?
Ломпатри медлил. Он протянул тхеоклемену посох.
– Мне он больше не понадобиться, – сказал рыцарь, но Иссгаард не принял свой посох обратно. Ломпатри это удивило. С тхеоклеменом сталось что-то странное: вроде бы перед рыцарем стоял всё тот же Иссгаард, что и вчера, а вроде бы это вовсе был не он. Старик как будто и вовсе не находился сейчас в этом колонном зале. Но вот он перед Ломпатри стоит и говорит голосом полным сил.
Белый Единорог положил посох к ногам колдуна.
– Я скажу тебе кто мой учитель, когда стану воеводой твоих людей и чудовищ, и когда стану командовать этим фортом, – сказал Ломпатри тем командным голосом, который заставлял людей идти на смерть, а врагов дрожать от страха.
– Ты станешь воеводой и командиром форта тогда, когда откроешь врата и примешь мою сторону! – зловеще заговорил Иссгаард.
Ломпатри вспомнил о том, чему учил его нуониэль: слова тхеоклеменов надо воспринимать буквально, ибо они не передают общий смысл, как слова обычных людей, а вырезают из возможного будущего фрагменты бытия и переносят их в настоящее. Рыцарь снова промолчал, и направился дальше к вратам. Подойдя к гигантскому порталу, он ощутил себя маленьким человечком, неспособным ни на что. Ветер в щелях дверей гудел заупокойной песней, сковывая волю хрупкого существа с неистово-бьющимся сердцем. Однако малодушие тут же улетучилось, когда рыцарь вспомнил, что именно он собирается сделать. Ломпатри снял ратную рукавицу и занёс ладонь над одной из крупных цепей. Цепи скрипнули. От тепла руки, которая даже не касалась цепи, металл превратился в пыль и посыпался на каменные плиты, похожие на надгробья. Цепь чуть не порвалась. Ломпатри одёрнул руку. Оковы, казавшиеся столь мощными, на деле давно превратились в ржавый песок. Один вздох, одно лёгкое касание и эта цепь рухнет, как и все прочие цепи, веками сдерживавшие что-то страшное и тёмное. Решительным движением руки, Белый Единорог схватил звено цепи и сдавил, что было мочи. Старый металл начал осыпаться песком, поднимая ржавое облако пыли. Ломпатри закрыл глаза и задержал дыхание, слушая хруст и шелест удушливой пыли. Когда всё стихло, он приоткрыл глаза и обнаружил, что ничего не видит: всё вокруг заволокла серо-рыжая пелена. Рыцарь отошёл от двери и закашлял. Пелена стала потихоньку рассеиваться, а створки огромных дверей застучали, поворачиваясь на проржавевших и заклинившихся петлях. Ломпатри обернулся к двери на двор. Там стояли те два караульных с копьями и, выпучив глаза, наблюдали за происходящим. Уверенным жестом Белый Единорог скомандовал им открыть ворота. Те поняли его без слов, прикрыли маленькую дверь, врезанную в ворота, и навалились, распахивая выход наружу. Третьи Врата медленно распахивались и затхлый, холодный ветер дул в спину рыцарю. Твёрдой походкой Белый Единорог вышел на двор. Он глянул на сторожку над воротами, выходившими на плато перед фортом. Белый Саван, двое его помощников и Воська с Закичем чётко видели, как на рыцарском зерцале отражаются
