Люфтваффе во Второй мировой войне. Победы и поражения германских военно-воздушных сил, 1939–1945 гг. - Карл Барц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако Мессершмитт тем временем продолжал работать над своим революционным Ме-262 и 18 июля 1942 года провел его решающее испытание. Самолет был оснащен двумя двигателями «Jumo-004», и требуемое ими топливо было дешевым и низкого качества, параметр, имевший большое значение, потому что Германия испытывала большую нехватку недетонирующего авиационного бензина. Два маленьких бака, заполненные высокооктановым бензином, разгоняли турбины до начальных оборотов. Как только они достигали 1600 оборотов в минуту, могло использоваться менее качественное горючее. По сигналу летчика-испытателя тормозные колодки из-под колес были удалены, и на 4 тысячах оборотов в минуту самолет начал разбег. Скорость быстро увеличивалась, и затем хвост самолета поднялся над землей. На скорости 195 километров в час он поднялся в воздух, непосредственно перед самым концом взлетно-посадочной полосы[292]. Потом самолет с громким свистящим шумом начал стремительно набирать высоту под углом 10–12°.
В воздухе летчик-испытатель начал проверку возможностей самолета: набора мощности, маневренности и, наконец, скорости. Стрелка указателя скорости неуклонно отклонялась, пока самолет не достиг скорости 852 километра в час[293]. Это была фантастика; это подразумевало, что новый Ме-262 был более чем на 160 километров в час быстрее любого из известных самолетов. Он был настолько быстр, что мог промелькнуть мимо вражеских истребителей сопровождения и оказаться рядом с бомбардировщиками прежде, чем те успеют заметить его присутствие. Ме-262 обещал стать спасением для Германии в воздухе. И никакой бомбардировщик, независимо от того, насколько тяжелый и большой он был, не смог бы оставаться в воздухе, получив прямые попадания из четырех 30-миллиметровых пушек нового самолета[294]. Торжествующий пилот представлял несколько сотен таких истребителей, атакующих массированное соединение стратегических бомбардировщиков, — воздух будет заполнен горящими, падающими бомбардировщиками! И теперь не было никаких непреодолимых препятствий к массовому производству. Например, для изготовления двигателя требовалась только тысяча человекочасов[295].
Конечно, машина еще была несовершенна и еще многие системы требовали доработки. Так, в тот момент управлять им мог только высококвалифицированный пилот, а также имелся чрезмерный износ шин во время посадки, требовавший их замены после четырех полетов[296]. В особенности новый самолет нуждался в очень длинной взлетно-посадочной полосе, и это подразумевало, что он никогда не сможет использоваться на импровизированных аэродромах. На больших высотах он не мог выполнять развороты с крутым креном, а его пушки периодически заклинивало. Но по сравнению с экстраординарными характеристиками самолета — самый скоростной в мире и способный находиться в воздухе 90 минут — подобные недостатки были малозначительны, и все они могли быть вовремя исправлены.
Следующим шагом стали полеты на новой машине двух старших боевых офицеров. Но поскольку ни один из них не имел навыков и опыта летчика-испытателя, они нашли машину трудной в управлении, и их отчеты были неблагоприятными. Результатом стало то, что крупномасштабное производство было отложено[297].
В начале 1943 г. прототип с реактивными двигателями был готов[298], и в Берлине состоялось совещание, на котором присутствовали Мильх, Галланд, Хейнкель, Мессершмитт и инженеры по испытаниям Франке и Рехлин. Франке настаивал на немедленном массовом производстве нового самолета, опасаясь, что противник может их опередить[299]. Мессершмитт же, наоборот, был уверен, что это он опередил всех, и опасался лишь того, что, если новая машина попадет в руки союзников, они немедленно скопируют ее. По этой же причине он заявил, что в некоторых обстоятельствах было бы неправильно использовать ее как реактивный бомбардировщик. Интересно то, что в тот момент Мессершмитт заговорил о возможности использования машины в качестве реактивного бомбардировщика по собственной инициативе.
Галланд был командующим истребительной авиацией, и все чего он хотел, — это истребитель, который был бы быстрее и лучше всех тех, что имел враг. Поэтому он заявил, что будет совершенно неправильно концентрироваться на скоростном бомбардировщике, когда все говорит о том, что Германия нуждается в скоростном истребителе гораздо больше, чем в скоростном бомбардировщике. Каким бы ни было решение, на его взгляд, любой проект должен был быть проектом истребителя.
Тогда Мессершмитт предложил начать выпуск скоростного бомбардировщика с поршневым двигателем, добавив, что в то же самое время они должны были изготовить по крайней мере несколько сотен реактивных истребителей, «чтобы держать их в рукаве на случай, если у врага появится нечто подобное». Но затем он произнес фразу, которую, как показало будущее, лучше было бы не произносить: «Однако промышленность имеет достаточно мощностей, чтобы производить реактивные истребители, которые могут использоваться и как бомбардировщики».
Хейнкель был за создание как реактивных бомбардировщиков, так и реактивных истребителей. «Я не думаю, что мы должны медлить, — заявил он. — Если мы начнем немедленно, то сможем одновременно иметь в готовности и реактивный бомбардировщик, и реактивный истребитель».
К этому времени Мильх изменил свои взгляды в пользу создания реактивных истребителей, но при этом сам же отказался согласиться с этим предложением[300], и в конечном счете Ешоннек свел все эти планы на нет.
После этого совещания Мессершмитт разработал «чрезвычайную программу», хотя в ней не было ничего очень впечатляющего: он предлагал изготовить к концу года сорок реактивных истребителей[301]. Но Мильх все еще занимал уклончивую позицию, и Мессершмитту не удалось получить четкого решения.
В мае, некоторое время спустя после этого совещания, на новой машине полетел сам Галланд. Приземлившись, он был в восторге от нее. Теперь он не сомневался в том, что надо сделать все, чтобы самолет как можно быстрее поднялся в воздух против вражеских бомбардировщиков. Он немедленно послал Мильху срочное сообщение: «Ме-262 — чудо. Как только он достигнет состояния боевой готовности, это даст нам огромное преимущество, которое мы сохраним, пока противник будет продолжать использовать машины с поршневыми двигателями… Этот новый самолет открывает большие тактические возможности».
Галланд был полностью уверен, что Ме-262 — именно та машина, которая успешно защитит Германию от массированных налетов бомбардировщиков, которые уже разрушали ее города. Благодаря огромной скорости, он приблизился бы к врагу быстрее и сбил бы его прежде, чем его хвостовой бортстрелок успел бы получить какой-либо шанс воспользоваться своим оружием.
Составив твердое мнение о самолете, Галланд встретился с Герингом. Последний, сам бывший летчик-истребитель, был в свою очередь впечатлен тем, что Галланд
