Словно распустившийся цветок - Сири Митчелл

– Но в любом случае она будет напечатана.

Я пожала плечами. Самой мне никогда не удавалось опубликоваться в научном журнале в любом формате, так что какая мне разница, выйдет ли его статья в виде письма или будет напечатана в колонке?

Он скрестил руки, лежащие поверх доклада:

– Значит, вы согласны со мной?

– Разумеется, согласна. Вам и самому это прекрасно известно. – Я повернулась к нему лицом, чтобы лучше видеть его. – Потому что большинство этих слов и мыслей – мои собственные! И я не сомневаюсь, что вы найдете способ опубликовать их. Господь свидетель, что мне бы этого не удалось. Но вовсе не потому, что я не пыталась. Я пришла к убеждению, что все, что я напишу, никогда не будет опубликовано, и что мой дядя прав: женщина годится только на то, чтобы быть женой и матерью.

– Я восхищаюсь вашей откровенностью. Мужчина всегда будет знать, как вы к нему относитесь.

Вот уже второй раз я слышала от него эту фразу.

– А почему должно быть иначе? И еще: я поражена тем, что вы поддерживаете отношения с людьми, которые постоянно лгут вам, кривят душой или не демонстрируют той честности и прямодушия, на которых только и зиждется дружба. Должна со всей откровенностью заявить вам, мистер Тримбл, что не смогла бы считать таких людей своими друзьями.

– Я тоже.

– Тогда почему вы держитесь за них? Кажется, вы удивлены моими словами. Хотя было бы куда естественнее удивляться их поведению.

Он рассмеялся:

– Пожалуй. А сейчас я скажу вам кое-что, мисс Уитерсби. Нет ничего лучше путешествия на другой край земли, чтобы узнать, кто твой настоящий друг, а кто лишь притворяется им.

– Эти ваши друзья, разве они не писали вам?

– Нет. Собственно говоря, был лишь один человек, с кем я поддерживал регулярную переписку.

– В таком случае, именно он и должен быть удостоен чести называться вашим другом. – И я вновь отвернулась к огню.

– Этим человеком, мисс Уитерсби, были вы.

Глава 19

Я вновь повернулась к нему:

– Я?! Что заставляет вас думать, будто я…

– Перестаньте. Я же не слепой. А еще мне было поручено разобраться с бумагами вашего отца. Учитывая, в каком беспорядке они пребывали, вопрос заключался лишь в том, как скоро я наткнусь на ваши заметки и узнаю ваш почерк. И потом, я все спрашивал себя, отчего это ваш отец – совсем не такой, каким я его себе представлял.

– Но… полагать меня своим другом? Едва ли это возможно. В конце концов, это была лишь деловая переписка, разве нет?

– С нее все началось, вы правы, но кому еще я писал о своих путешествиях? И о своих овцах?

Итак, моя тайна была раскрыта. Я отвернулась и, опершись о подлокотники, подобрала ноги под себя и прикрыла их юбками.

– Вы так и не ответили на мой вопрос о том, сколько ягнят родила Эмилия.

– Двух. Кто еще, кроме вас, знал о том, сколько овец я потерял в ту снежную бурю в минувшем…

– Сорок девять.

– …году.

– В таком случае, признаюсь вам: я вела переписку своего отца. Если бы не я, сам бы он никогда с нею не разобрался.

– Последние несколько недель он прекрасно с ней справляется. Я просто даю ему список того, что требует его внимания, письма, которые должны быть написаны. И он их пишет.

– Он пишет собственные письма?

– Диктует их, во всяком случае.

Это было несправедливо. Сколько часов я провела, пытаясь наилучшим образом сформулировать его точку зрения и доказать его правоту, когда он прекрасно мог справиться с этой задачей самостоятельно?

– Он – не какой-нибудь маленький мальчик, которого нужно держать за руку и наставлять во всем.

– Он занимался всем этим, пока была жива мама. Но после ее смерти он просто… взял и перестал. – Он перестал делать что-либо. Он вообще ничего не делал. Просто лежал в постели и смотрел в потолок. – Это было ужасно… и страшно.

Мистер Тримбл вышел из-за стола и присел рядом со мной на корточки, положив руку на спинку стула.

– А я не знала, что мне делать, и потому просто начала делать то, что было необходимо. – Я не осмеливалась взглянуть ему в глаза. – Я писала письма, которые нужно было написать, оплачивала счета, которые нужно было оплатить, и все остальное. Так мы и жили, и все это время я надеялась…

Он положил руку мне на локоть.

– Шарлотта…

Но, когда я подняла голову, он поспешно отвел глаза и откашлялся.

– Мисс Уитерсби… Ваш отец – взрослый человек. Вы не должны нести ответственность за его работу.

Не должна нести ответственность? Мне вдруг показалось, будто сердце мое разрывается на части. Словно все те кусочки, которые я с таким трудом соединила после смерти мамы, теперь неизбежно отваливались один за другим. Что бы я делала, если бы не заботилась о своем отце? Убрав свой локоть подальше от него, я развернулась на стуле и опустила ноги на пол.

– Да. Теперь не я несу за нее ответственность, а вы. Быть может, вы и считаете меня своим другом, но, надеюсь, вы понимаете, почему я не могу ответить вам тем же. – С этими словами я поднялась и направилась к себе, наверх.

Мисс Темплтон уговорила меня нанести на следующий день визит в дом призрения. Хотя она буквально силой вырвала у меня согласие на это мероприятие, теперь, когда мистер Тримбл узнал мою тайну, я была рада возможности улизнуть из дома. Запершись в уединении своей спальни, я начала чувствовать себя пленницей.

После побега, не имея возможности обойти город стороной, я скрепя сердце принялась пробираться вдоль каналов и потоков рассола, уворачиваясь от повозок с солью, попадавшихся мне на пути. Несколько раз мне пришлось остановиться, дабы обменяться приветствиями с женщинами, с которыми я свела знакомство на протяжении минувших недель. Я даже поучаствовала – главным образом, отказавшись высказать свое просвещенное мнение – в их диалогах о том, может ли когда-либо оттенок «блю де франс» сравниться с тоном «блю де руа»[66].

Когда я подошла к дому призрения, мне навстречу выбежала мисс Темплтон:

– Я придумала, как можно ускорить реализацию вашего плана.

– Боюсь, что ускорить его решительно невозможно, разве что я действительно выйду замуж, но в таком случае будет уже слишком поздно.

– Перестаньте, мисс Уитерсби. Подобное уныние вам не подходит, оно лишь омрачает черты вашего прелестного личика.

Я попыталась придать этому самому личику более жизнерадостное выражение:

– Боюсь, мистер Тримбл останется здесь навсегда.

– Я собиралась предложить вам почаще упоминать мистера Стенсбери или пастора в разговорах с вашим батюшкой, но теперь склоняюсь к мысли, что мне самой пора увидеться с ним. – Губы ее решительно сжались, и мне показалось, будто она этого действительно хочет.