День «N». Неправда Виктора Суворова - Андрей Бугаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вами без санкции наркома дано приказание по ПВО о введении положения номер два. Это значит провести по Прибалтике затемнение, чем и нанести ущерб промышленности. Такие действия могут проводиться только с разрешения правительства. Сейчас ваше распоряжение вызывает различные толки и нервирует общественность. Требую немедленно отменить отданное распоряжение, дать объяснение для доклада наркому»[628].
21 июня Берия докладывает Сталину:
«Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезой» о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. То же радировал и генерал-майор В. И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой[629] генерал утверждает, что три группы армий Вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев, ссылаясь на берлинскую агентуру».
На обобщенном донесении этой самой агентуры о войне Лаврентий Павлович поставил резолюцию:
«В последнее время многие. работники поддаются на наглые провокации и сеют панику, Секретных сотрудников Ястреба, Кармен, Верного за систематическую дезинформацию стереть в лагерную пыль как пособников международных провокаторов, желающих поссорить нас с Германией. Остальных строго предупредить».
Вечером того же дня на донесении военного атташе при правительстве Виши Суслопарова о том, что Германия нападет на СССР 22 июня, Сталин начертал:
«Эта информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор этой провокации, и накажите его».
В эти же самые часы Жукову позвонил начальник штаба Киевского Особого военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев. Доложил следующее:
— К пограничникам явился немецкий фельдфебель, перебежал с той стороны, утверждает, что он наш друг и доброжелатель, поэтому сообщает: немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.
Жуков и Тимошенко немедленно выезжают в Кремль.
Вот что пишет сам Георгий Константинович:
«Захватив с собой проект директивы войскам[630], вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.
И. В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.
— А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? — спросил он.
— Нет, — ответил С. К. Тимошенко. — Считаем, что перебежчик говорит правду
Тем временем в кабинет И. В. Сталина вошли члены Политбюро[631]. Сталин коротко проинформировал их.
— Что будем делать? — спросил И. В. Сталин. Ответа не последовало.
— Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком[632].
— Читайте! — сказал И. В. Сталин.
Я прочитал проект директивы. И. В. Сталин заметил: — Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.
Не теряя времени, мы с Н. Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.
Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.
И. В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз его прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи.
Ввиду особой важности привожу эту директиву полностью:
«Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Копия: Народному комиссару Военно-морского флота.
1
В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2
Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного,
Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев и их союзников.
3
Приказываю:
а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на Государственной границе;
б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать сосредоточенно и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
Тимошенко. Жуков.
22.6.41 г.»:
С этой директивой Н. Ф. Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года…
Испытывая чувство какой-то сложной раздвоенности, возвращались мы с С. К. Тимошенко от И. В. Сталина.
…Директива, которую в тот момент передавал Генеральный штаб в округа, могла запоздать и даже не дойти до тех, кто завтра утром должен встретиться лицом к лицу с врагом»[633].
Жуков выразился неточно. Не могла не запоздать! В частности, штаб Юго-Западного фронта закончил прием «этой очень важной, но, к сожалению, весьма пространной директивы»[634] лишь в половине третьего ночи, когда до нападения немцев оставалось менее полутора часов. Как уже упоминалось, для того, чтобы занять приграничные укрепления, советским частям потребовалось бы в лучшем случае 8—10 часов[635]. Не следует забывать и о том, что отдельные подразделения были разбросаны друг от друга зачастую на десятки километров. «Соединения приграничных округов, предназначенные для прикрытия границы, находились от нее на большом удалении. Непосредственно вблизи границы, в 3–5 километрах за линией пограничных застав, располагались лишь отдельные роты и батальоны этих соединений. Например, в полосе обороны 5-й стрелковой дивизии 11-й армии вперед были выдвинуты лишь три стрелковых батальона, а главные силы дивизии стояли в лагере в 50 километрах от границы. Главные силы 126-й стрелковой дивизии этой же армии размещались в 70 километрах от границы»[636]. Первый удар приняли на себя пограничники[637]. Их неразбериха не коснулась. Им по уставу положено пресекать вторжение на нашу территорию врага, независимо от количества «нарушителей» и времени суток. Заставы и пресекали как могли.
Но дело не только в том, что директива безнадежно, по крайней мере на сутки, а скорее, на месяц-полтора запоздала. Противоречивый текст очень многими был воспринят как указание не дать себя спровоцировать любой ценой. Вот, например, свидетельство Хрущева: «Когда мы получили сведения, что немцы открыли огонь, из Москвы было дано указание не отвечать огнем. Это было странное указание, а объяснялось оно так: возможно, там какая-то диверсия местного командования немецких войск или какая-то провокация, а не выполнение директивы Гитлера. Это говорит о том, что Сталин настолько боялся войны, что сдерживал наши войска, чтобы они не отвечали врагу огнем»[638]. Можно было бы предположить, что Никита Сергеевич несколько сгустил краски, но об этом же говорят и другие:
«Часов около пяти меня разыскал адъютант Озерова. По телефону из штаба корпуса, сообщил он, приказано ни в коем случае не ввязываться в бой, так как это не война, а провокация. Я молча кивнул в ответ и продолжал делать то же, что делали все мы, — ждать.
…Меня вновь разыскал адъютант Озерова. Усталым и каким-то безразличным голосом он прокричал мне в ухо все тот же приказ штаба корпуса: не отвечать, не ввязываться, не давать втянуть себя в провокацию.
Это уже выглядело издевательством. Война началась- объявленная или необъявленная, теперь это не имело значения, в бой втянулись все наши наличные силы, первая линия стояла насмерть, неся жестокие потери, а кто-то на другом конце телефонного провода продолжал повторять одно и то же.
Вместе с адъютантом по длинному ходу сообщения… я двинулся к блиндажу полковника. Комдив, странно невозмутимый в эти минуты, стоял в окопчике, заложив руки за спину.
— Федор Петрович! — окликнул я его. — Да что они там в самом-то деле!
Он даже не повернул головы.
— Это ты о немцах?
— О штабе корпуса. Об этом их приказе.
— А!.. Это я нарочно велел тебе доложить. Чтоб ты в курсе был, если придется отвечать.
— За что отвечать?
— Не знаю. Так они говорят. «Советуем не ввязываться, будете отвечать за последствия».
