Фараон Эхнатон - Георгий Дмитриевич Гулиа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю, как тебя, но меня одолевают мрачные предчувствия.
– Какие?
– И сама не могу разобраться. Звери, говорят, предчувствуют землетрясение. Они разбегаются в разные стороны. Прячутся в укромных местах. Кто им сообщает о предстоящем несчастье?
– Не знаю.
– И я не могу сказать кто.
– Ты же не зверь, Тии?
– Я – мать, Эйе.
Оркестр заиграл танцевальную мелодию. К флейтам и арфам присоединились барабаны. «Рабыни исполняют любимый танец фараона, – подумал Эйе. – Не слишком ли сгущаем краски? Его величество не хуже любого зверя чует опасность. Если он находит время для веселья, значит, не все так уж плохо, как кажется…»
– Я верю в него. – Эйе кивнул в сторону пруда.
– А головные боли?
– Он еще молод. Всего тридцать пять, Тии!
– Он – совсем маленький. Для меня. И я должна думать о нем, если это даже и ни к чему. Все, что делал мой покойный муж, все, что делает сын, не может, не должно рассыпаться в один злосчастный день!
Барабаны неистовствовали. Они даже заглушали звуки остальных инструментов.
– Нет, – отрезал Эйе.
– Ты совершенно уверен?
Эйе вытянул вперед свою смуглую, сильную руку:
– Это – рука. Не правда ли? Вот так я уверен!
– Очень, очень?
– Да, очень!
– Я всегда доверяла твоей мудрости. Твоим чувствам.
Эйе поднял руку, протестуя против этого самого – «твоим чувствам». При чем чувства, когда речь идет об управлении государством? Таким, как Кеми: огромным, сильным, процветающим. Дело вовсе не в чувствах. На чем основана сила и крепость государства? На беспрекословном повиновении народа. Пока слово фараона священно и железно – прочность государственной власти обеспечена…
– Да, да. Конечно, – пробормотала Тии, думая о своем.
Эйе продолжал:
– Гранит менее прочен и более податлив разрушению, чем наше государство. Это надо себе представлять совершенно отчетливо, Тии. Допустим на одно мгновение, что его величество не пожелал бы низвергать Амона. – Жрец помолчал. – Я говорю, допустим на одно мгновение. Кто, спрашивается, посмел бы поднять руку на божества Кеми? Кто?
Она пожала плечами. Эйе продолжал:
– Вот именно: и я не знаю – кто?.. Прежде всего, мы должны вознести хвалу нашим предкам: фараонам Нармеру, Джосеру, Хуфу и многим другим. Они породили высочайшее слово, крепкое, как само небо. А что такое слово? Только ли слово? Нет, не только! А палки? А спины, по которым свободно гуляли палки? Воистину уши народа на спине его! Они хорошо слышат палку, когда она на спине. Хорошо понимают ее язык. Слово-палка понемногу сделалось словом-камнем, словом-скалой. Кеми держится на этом слове! Если хочешь проверить прочность Кеми, спроси сначала: каким стало слово, наше древнее слово, исходящее из Великого Дома?
– Ты вселяешь уверенность, Эйе.
– Я говорю истину, Тии!.. Слово фараона столь же твердое, каким оно было и в незапамятные времена. Более того: оно еще тверже, ибо со временем это качество усиливается. Ибо палки семеров действуют с большей изощренностью. Ибо сами семеры и все князья научились слушаться его величества так, как никто еще не умел. Ни в какие времена!
«…Мой сын зашел слишком далеко. Его делу нужна прочная основа. А есть ли она?..»
Но Эйе был убежден: основа непоколебима! А может, успокаивал ее? Говорил приличия ради? Его глаза… Они не обманывали. Но можно ли доверять глазам царедворца? Жизнь во дворце как весы: за каждой чашей следят зоркие глаза. Сотни глаз. То алчущих власти людей. То жаждущих богатства, то тщеславных, то завистливых, то враждебных. О боже, чего только не бывает во дворцах?!
– Скажи мне, Эйе: знаешь ли ты Кийю?
– А зачем ее знать?
– Тебе следовало бы познакомиться со вторым лицом в государстве.
– Зачем?
– Чтобы решить, как следует вести себя в соответствующее время.
– Разве это зависит от молодой женщины по имени Кийа?
– Но эта молодая женщина – соправительница!
– Ты так думаешь?
Эйе странно, очень странно взглянул на Тии. Трудно сказать, улыбался ли он. Или это была гримаса крайнего злорадства? Губы его дрогнули. Такие мясистые, добрые губы (не злые, во всяком случае)… Эйе покладист. Это несомненно. Эйе предан фараону так же, как был предан его отцу, покойному Аменхотепу Третьему.
– Я не думаю, Эйе: Кийа объявлена соправительницей! Или это мне приснилось? По-моему, и ты склонился пред нею, когда она показалась в Окне явлений.
– Правда?
– Все шутишь, Эйе?
– Я не шучу, дорогая Тии.
Она медленно зашагала по широкой аллее. Он пошел за нею, чуть сбоку от нее и немного сзади. Музыка как бы сама приближалась к ним. Словно плыла навстречу. Флейты заливались соловьями. Арфа теперь звучала явственнее. Особенно когда приумолкли барабаны.
Он заговорил снова. Как можно тише. Чтобы только она могла расслышать:
– Тии, вот мое мнение. Надеюсь, оно не расходится с твоим. Я очень сожалею о разрыве с царицей. Нафтита была опорой. Ему. Всем нам. Она была мужчиной, когда дело касалось государственных дел. Это очень важно, Тии, чтобы и в постели мужчине шептали нужные слова. Полезные для Кеми. Я не знаю, что будет шептать Кийа.
– И я тоже.
– Но пока он здоров, меня ничто не пугает.
– Меня тоже.
– Он не свернет.
– А Хоремхеб?
– Что Хоремхеб? Этот солдафон знает свое дело и свое место. Когда нужно – его позовут.
– А я его боюсь. И шрама на лице его боюсь. И роста его. И глаз. И мыслей, которые в его сердце.
– Которого у него нет.
– Верно, сердца нет… Пусть мой сын ушлет его в Та-Нетер. Или в Ретену. Или в Ливию.
Эйе замотал головой:
– Его величество желает, чтобы Хоремхеб оставался на своем посту.
Тии опустила голову.
– В таком случае – бойся Хоремхеба!
– Не так ты выразилась.
– А как надо?
– Да убоимся все мы Хоремхеба!
– Если угодно, Эйе, если угодно…
До конца аллеи было далеко. Но уже виден пруд, островок на нем и плавающие ладьи. На берегах, на островке и на ладьях горят огни. Много огней. Отражаясь на колеблемой волночками поверхности, огни увеличиваются числом. И тогда кажется, что весь мир залит светом.
Эйе и Тии подошли к берегу. Как раз в это время мимо проплывал фараон. На леопардовых шкурах возлежала Кийа. Лежала так, словно родилась царицей. Его величество приметил мать. Поднял руку вверх, приветствуя ее. Судя по всему, фараон веселился бездумно. Как не веселился вот уж давно. Кийа сделала вид, что занята своими мыслями и никого и ничего не замечает…
Музыканты следовали за своим владыкой. На отдельной ладье. Они играли, что называется, от души.
Фараонова личная стража – всегда вооруженная
