Скоморошины - Сборник Сборник

– О цом, говорит, друг плацошь?

– Да вот так и так, говорит, цярь службу накинув.

– Однако, какую?

– Да приказав достать из-за тридевять земель, из-за тридесять морей, из тридесятово цярства Олену, прекрасну девицю, взамуж.

– Эх, друг! – говорит чорт, – это нам не служба, а службишка. Садись за плеци!

Вот он сев за плеци к чорту, и потащились. Несет ево чорт и говорит таковы слова:

– Вот што, друг! Придем мы с тобой туды, а мне в дом зайти неприступно; в этот дом ты пойдешь все равно, што поло; у ворот стоят цясовые, но я напущу на их сон, все равно, што мертвые будут. Когда в первую комнату взойдешь – спит простонародье; во вторую комнату взойдешь – спят солдаты; в третью комнату взойдешь – спят господа офицеры, и на всех я напущу мертвой сон; в цетвертую комнату взойдешь – спит она, прекрасная Олена; заверни ты ее с постелькой всей и тащи по ком хоцешь, хоть по народу, не кто не пробудитце.

Мужик так и сделав; прошов три комнаты, взошов в цетвертую, взяв ее с периной и потащив скорее, а все спят как мертвые; приносит на улицю, садитце к чорту за плеци и потащились к цярю. Приходит он к цярю и кладет ее в прихожую. Эта девиця по утру встает и говорит сама сибе:

– Ах, Боже мой! гле же я теперь лежу? у цяря в прихожей …

Вот приходит цярь к ней и говорит:

– Што-жо, Олена, прекрасная девиця, идешь-ли взамужество за меня?

– Ах, ваше цярское величество! отцево-жо я нейду за вас, только есть-ли у вас винцельное платье?

– Как-жо, говорит, нет у нас платья?

Вот он отвел ей комнату с платьем; она день выбирает, другой и третий и не могла по уму прибрать платья.

– Ну, говорит, ваше цярское величество, когды умили меня достать, так умийте и мое винцельное платье достать!

Вот этово пастушка цярь опеть призывает к сибе на-лице и посылает опеть туда-жо за платьем.

– Представь-жо, говорит, к утру, а не представишь – голова с плець долой!

Пастух выходит из царства и плацет тово тошняя.

– Ах, говорит, кабы на эту пору, да на это времяцько, да старопрежной друт-чорт!

Он тут и есть.

– О цом друг плацешь? – говорит.

– Да вот цярь опеть службу накинув: приказав достать платье винцельное.

– Ну, говорит чорт, эта служба ницево-таки служба! Но, давай постараемся, можот достанем.

Вот пастушок сев к нему за плеци, и потащились опеть. Несет ево чорт и говорит:

– Вот што, друг, это платье у ней в каменном соборе и в алтаре под престолом. Вот мы когды придем к этому собору, у этово собора (есть) каменная ограда и лежит тут обломков кирпицю много, ты бери один которой поматеряя; в этом соборе будет совершатце служба, ты взойди в собор и встань за пецьку, а мне идти туды неприступно. Вот я обвернусь златорогой ланью, буду вокруг собора бегать и служба остановитце, пойдут меня ловить и выйдут из собора все, останетце один монах, да и тот станет в окно смотрить. Вот ты (в это время) из-за пецьки выйди и этим кирпицем в тиме ево ударь и сними с ево монашеское платье и надинь на себя; тогды и возьми это платье из-под престола, выходи вон и лови меня, я тибе половлюсь.

Вот приносит ево чорт к этому собору, – тоцьно, што в соборе служба идет, и взяв он кирпиць, которой поматеряя, заходит в собор и встает за пецьку, штобы некто не видав ево. А чорт обвернувсе златорогой ланью и став бегать вокруг собору. Певцие увидали эту лань и остановили службу, друг по дружке и вышли все; оставсе один монах и тот смотрит в окно. Вот этот мужицок выходит из-за пецьки, этим кирпицом и зашиб монаха, сняв с ево монашеское платье и надев на себя; потом достав подвинецьное платье из-под престола, сунув ево за пазуху, выходит вон и ловит эту лань. А люди ему и говорят:

– Эх, монах! где тибе поймать эту лань? – есть полутше тебя, да не могут половить!..

Он одно: пробираетце к ней да дружелюбит, а эта лань подвигаетце к нему да лащитце. Поймав эту лань и сев на ее. Народ крицит:

– Монах, вались! не то увезет тебя – а он держитце да думает, как бы скоряя уехать. Выехали на заполье, сняв с себя монашеское платье, повесив на кол, а сам сев к другу за плеци, и потащились опеть.

Приходит пастушок к цярю и кладет это платье в прихожую. По утру встает Олена, прекрасная девиця, и говорит:

– Ах, Боже мой! Где мое платье было, а топерь у царя в прихожой лежит.

Приходит к ней цярь.

– Ну, што-жо, говорит, Олена прекрасная девиця, идешь-ли за меня взамуж топерь?

– Отцево нейду, говорит, ваше цярское величество, но есть-ли у вас винцельные кони и карета?

– Как-жо, говорит, у нас нет коней и кореты?

Вот он отвел ей конюшну, другу и третью; она день выбирает, другой выбирает и третий, – не могла по уму прибрать не коней, не кореты, и говорит опеть цярю:

– Когда умили ваше цярское величество меня достать, умили и мое подвинцельное платье достать, так умийте-жо и моих тройку коней и корету достать!

Вот цярь опеть своево пастуха призывает и наказ наказывает, штобы к утру достать тройку коней и корету, а не то – голова с плець долой! Выходит пастушок из цярства и плацот ишо тово тошняя, да и говорит:

– Эх, кабы на эту пору, на это времецько старопрежний друг-чорт!

А он тут и есть.

– О цом, говорит, друг плацошь?

Он сказав, што так и так, царь службу накинув опеть.

– Какую-жо службу накинув?

– Приказав, говорит, тройку коней винцельных достать и корету.

– Ага, говорит, – да это служба! Ну, да все-таки пойдем, можот достанем.

Вот и потащились добры молодци опеть. Эти кони и корета были у ней в синем море под каменной плитой. Приходят к синю-морю, чорт посылает этово мужицька в лафку купить две свици воску ярово. Мужицек принес две свици воско-яровых; одну свицю затеплив сибе, а другую товарищу. Чорт и говорит ему:

– Вот што, друг! когда вся свиця изгорит, а меня из моря все-т нет, то и ты валейся в воду, и тибе не жира! – сказав это и укурнув в море. Этот мужицок и давай ходить по берегу и дожидает своево товарища. Вот у ево половина свици сгорела, а чорта все нет; вот ужо и немножко стает, – ево все нет; и став он уж к нокотку прилипать свицюшку и заплакав горькими да горючими (слезами):

– Видно и мне не жира, думает…

Вдруг по морю волна заходила, – это чорт и идет на тройке; выехав на берег и вскрицяв:

– Успевай садитце, друг, скоряя!

Мужицек успев вскоцить ему в карету, и понеслись добры молодци: где у дома угол захватят – угол проць, где у церквей прихватят угла – главы покривятця. Вот чорт и говорит своему другу:

– Вот што, друг! ни доидем до цярства, ты их тпрруукни, а то все ваше цярство разнесем.

Не доехали оне до цярства, мужик и крикнув (лошадям) «тпррру!» – кони остановились…Вот оне доехали до цяря. Мужицек-пастушок вышов из кореты, привел этих коней к столбу тоценому и привязав к кольцю золоценому, надавав пшеници белоярыя и заходит к цярю в палаты, и дает знать государю, што привел таких-то коней. Царь призывает Олену, прекрасную девицю, на лице к сибе:

– Ну, што-жо, Олена, прекрасная девиця! Идешь-ли топерь за меня взамуж?

– Отцево-жо, говорит, нейду, ваше цярское величество, – коли вы умили меня достать, и мое винцельное платье, и моих коней с коретой, ну, так ищо у этово своево верново слуги отрубите голову, – тогда я за вас иду взамуж.

– Нет, девиця Олена, не подымаютце у меня руки срубить головы ево, – сказав ей цярь.

Вот она взяла саблю и срубила голову самому цярю и взяла этово пастушка за ушка и поцеловала ево во уста:

– Пусть-жо ты мой муж, а я твоя жона!

Вот он и сев на цярство. Вот ево старопрежний друг чорт и приходит (к нему) да говорит:

– Ах, друг! Сев на цярство, да не на руки куделя…

Мужицек день прожив, наступила ноць, ложитце с молодой жоной спать… Эта бабка довгоноска изозналасе там, што ее внуцька увезена и за цяря взамуж отдана, и отпустила она своей силы три корабля, штобы это цярство все пленить, головней покатить, и цяря опалить. Старопрежной друг чорт приходит к нему и колотитце: