Тридцать дней тьмы - Дженни Лунд Мэдсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Bíddu![40]
Маргрет, как и Ханна, застыла, держа на руках двоих детишек; лицо у нее было абсолютно белым. Дети посмеивались – вероятно, думали, что это какая-то забавная игра, – и пытались вырваться. Ханна поймала взгляд Маргрет, в котором сквозил нескрываемый страх; Маргрет напоминала сейчас хрупкую ледяную скульптуру, готовую в любой момент разбиться. Ханна намерена была любой ценой предотвратить это.
– Оставайся здесь с детьми, я вхожу.
Не тратя лишних слов, Ханна помогла Маргрет собрать всех ребятишек и краем глаза проследила за тем, как та отвела компанию малышей от дома, бормоча какие-то успокаивающие слова, которые, возможно, действовали на них, но никак не на нее саму.
– Будь осторожна!
Едва расслышав предостережение, Ханна прошла в дверь, которая с внутренней стороны оказалась вся измазана кровью. С бешено бьющимся сердцем она медленно двинулась в сторону гостиной. Из множества остросюжетных фильмов она знала, что сейчас самое время достать оружие или дождаться подкрепления. Однако оружия у нее не было, равно как и подкрепление вызывать было неоткуда. Ханна отметила, что страха она не испытывала – лишь сильное напряжение, не зная, чего ждать дальше. Предчувствуя худшее, она подкралась к двери в гостиную и, решительно распахнув ее, ворвалась внутрь, где, как оказалось, все было тихо и спокойно. За исключением того, что на столе лежал опрокинутый стакан, из которого на устланный ковром пол капала вода. Ханне показалось, что она довольно долго разглядывала стакан, однако затем из кухни донесся какой-то звук. По спине ее пробежал холодок. Лишь теперь она по-настоящему испугалась. Но пути назад не было – ради стоящих на улице замерзших и усталых детишек она должна была проверить дом, убедиться в его безопасности. Двинувшись в сторону кухни, Ханна быстро огляделась в поисках какого-нибудь оружия, подхватила с комода латунный подсвечник и подняла его над головой. Пытаясь выглядеть грозной и смелой и с неподдельной готовностью обрушить тяжелый подсвечник с острыми гранями на висок проникшего в дом злоумышленника, она влетела в кухню с ревом, поразившим ее саму. Поразил он и склонившегося над кухонной мойкой человека, который резко обернулся, в испуге глядя на подсвечник, занесенный Ханной над его головой. Человек также вскрикнул от страха и заслонил лицо руками. За долю секунды до того, как под действием адреналина рука Ханны начала опускаться, она вдруг поняла, что смотрящие на нее глаза ей хорошо знакомы. Это были глаза Виктора.
Ханна опустила руки, удары пульса едва не разрывали ее вены, она растерянно смотрела на Виктора. Смертельно бледный, вероятно из-за потери крови, он пытался самостоятельно перевязать правую руку, из которой обильно текла кровь. Лежащее перед ним на столе кухонное полотенце превратилось в кровавую тряпку. Со лба его стекали капли пота, смешиваясь с кровью из раны, которая, похоже, была длинной и глубокой. Ханна огляделась по сторонам.
– Здесь кто-то еще есть? Кто это сделал?
Виктор с трудом покачал головой; похоже было, что еще немного, и он упадет. Ханна пододвинула стул и усадила его. Она стала сама перевязывать Виктора, отчаянно кривясь, чтобы не упасть в обморок. Вида крови она совсем не выносила, однажды лишилась чувств прямо в кинотеатре во время особенно кровавого фильма, и даже мелкие ранки приводили ее в ступор. Вероятно, мощный выброс адреналина все еще удерживал ее в сознании, когда она торопливо заматывала руку Виктора марлевым бинтом, которым он несколькими минутами ранее пытался остановить кровотечение. Рана представляла из себя длинный порез и была, по-видимому, нанесена кухонным ножом. Ханна глазами поискала нож, а когда не нашла, ей снова стало страшно оттого, что человек, очевидно ранивший Виктора в его собственном жилище, вероятно, все еще разгуливает с ножом по дому. Она налила стакан воды и поставила его перед Виктором. Он выглядел вялым. Что в большей мере явилось причиной этого – сама рана или же потеря крови – было непонятно. Ханна поднесла стакан к губам Виктора, он начал жадно пить.
– Ты уверен, что в доме больше никого нет?
Виктор кивнул.
– Абсолютно уверен. Он ушел. Или убежал. Теперь он уже далеко.
– Кто это был?
Ханна чувствовала, что сгорает от любопытства.
– Гисли. Это был Гисли.
На лице Ханны застыло изумление. Она недоверчиво взглянула на Виктора.
– Гисли? Ты уверен?
– Конечно. Я сам привез его сюда.
Дети, за которыми пришли родители, отправились по домам, а своих Маргрет усадила перед телевизором, включила им мультфильмы и дала сладости, уведя подальше от серьезного разговора, который происходил на кухне. Ханне удалось затереть следы крови настолько тщательно, что дети смогли войти в дом, не рискуя получить психологическую травму на всю жизнь. Никто из них действительно ничего не заметил и уж тем более не понял, что над домом нависла нешуточная угроза. Даже Виктор начал понемногу приходить в себя: к тому времени, когда он начал свой рассказ, щеки у него слегка порозовели.
– Я получил ответ по поводу бутылки. Оказалось, что на ней кровь Гисли, так что, по всей видимости, ты права. Это его ударил Тор тем вечером.
– И это он убил Тора?
Виктор пожал плечами. Или, точнее, тем плечом, которое не было на самодельной перевязи.
– Ты сама говорила, что не считаешь его способным на насилие. Но когда он понял, что мой допрос сводится именно к этой версии… В общем, его переклинило.
– А что с машиной? Он попытался скрыться на ней или что?
Виктор покачал головой.
– Нет. Как я уже говорил, я обнаружил его возле хижины и попросил проехать ко мне для беседы. Ему это очень не понравилось, в машине всю дорогу задавал разные вопросы и вообще очень нервничал. Я хотел поговорить с ним спокойно, не в машине, а за столом за чашкой кофе. Мне нужно было видеть его лицо во время ответов на мои вопросы.
– Но до этого дело не дошло?
Ханна горела от нетерпения, ей хотелось знать все и сразу, однако в глубине души она понимала, что Виктор не в состоянии представить ей удовлетворительное объяснение. Чтобы Гисли оказался убийцей… Разумеется, все указывало на это, но так было бы слишком уж просто. Или слишком печально. Ханна не смогла бы это сформулировать, однако чувствовала, что дело развивается как-то неправильно.
– Он так наседал на меня, что мне пришлось рассказать ему о бутылке и образцах
