Ревет и стонет Днепр широкий - Юрий Смолич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, большевики завоевали большинство и в руководстве Киевского совета. Такой это был знаменательный для столицы Украины день. День первой победы.
Победы день первый.
6
Господи боже мой, да ведь это ж было его родное село!
Демьян стоял и плакал.
Это было смешно — обстрелянный, израненный, контуженый старый солдат, который провел три года на позициях и узнал там, что такое и вши в окопах, и сорокачасовые пешие переходы, и наступления, и отступления, и атаки, и контратаки, полной мерой хлебнул горя и беды, не проронив при этом и слезы, — вдруг стоит и плачет.
Эта было и неправдоподобно: узник после трех месяцев темного каземата, подсудимый, которого ожидал лишь смертный приговор, смертник, которому вот–вот уже надлежало проститься с белым светом, — вышел на волю, остался в живых и вдруг заплакал.
И это было даже стыдно: огромный детина, двадцать третий год уж миновал, и вдруг рыдает, как малое дитя.
Так размышлял Демьян, стыдя себя и смеясь над собой и в то же время не переставая плакать.
Боже мой, как чудесно вокруг! Как приятно жить на свете!
Вон там, на крестьянском углу села, яворы у дороги, а дальше, на господской стороне, — старые–престарые развесистые липы в два ряда вдоль столбовой дороги.
А вон там — мать пресвятая богородица! — да это же, среди других рыжих стрех, и петушок на верхушке Демьяновой хаты!
Отсюда, с пригорка, сразу за мостиком через речку, как на ладони было видно все село до самой экономии Шембека и все окрестности на много верст вокруг. Зеленый купол церкви, крест над католической часовенкой, крылья полутора десятков ветряных мельниц, дым из десятка сельских кузниц. Трубы над хатами не дымились: была пора, когда обед уже приготовлен, а за ужин еще не принимаются. Благословенная пора — та самая минутка, когда утомленный труженик может прикорнуть после обеда, кто где оказался. Короткий, но очень крепкий это сон — длинной ночью такого не бывает. Демьяну даже показалось, что он слышит, как село в эту минуту на сотни голосов задает храповицкого.
Демьян вытер слезы и засмеялся.
Он шел пешком. До Бабинец он подъехал на какой–то подводе, а последние километры отмахал на своих двоих — старому пехотинцу не привыкать! Идти по своей родной земле — может ли быть у человека большее счастье? Не жаль и потерянного времени, не важно, что на побывку в селе Демьяну был отпущен один–единственный день, послезавтра утром он должен явиться в свою часть и отрапортовать фельдфебелю:
— Так что, разрешите доложить: рядовой Нечипорук Демьян прибыл после трехмесячного ареста с копией приговора военно–полевого суда на руках! Оправдан, не виновен, чист, товарищ фельдфебель! Разрешите идти? А где теперь расквартирован солдатский комитет нашего полка, разрешите спросить?
Демьян хмуро взглянул по сторонам.
Мать родная! Да ведь шембековские десять тысяч десятин так и лежат сплошняком, неразделенные! Значит, правда, что проклятое Временное правительство не нарезало людям земли!
Демьян плюнул. Ну берегитесь же, паны и фабриканты! Народ не будет ждать вашего буржуйского Учредительного собрания! Уж Демьян постарается, чтобы не ждал…
Однако что же это? Куда ни глянь — всюду рыжеет стерня! Земля не вспахана, не поднята ни под озимые, ни под пар!
Демьян злорадно засмеялся. Выходит, не пожелали люди работать на графской земле! А с одними австрияками да экономическими граф, известно, не управился. А может, и экономические тоже забастовали? Красота! Видать, пролетарское самосознание пробивается и в наше темное полесское село!
Но тотчас же Демьян снова помрачнел. Не вспахано — не посеешь, не посеешь — хлеба не будет. Люди добрые! Да ведь голод наступит!
Демьян ускорил шаг, почти побежал. Пахать! Поднять людей! Пахать, пускай и графскую землю, а там — шиш барин получит!
Теперь он увидел, что село вовсе не блаженствовало в сладком и тяжелом трудовом сне. Люди были на улице. Да еще, как видно, произошло что–то важное: люди спешили прочь из села, прямо навстречу Демьяну. Вот толпа уже миновала крайние хаты и двигалась по дороге сюда, на сближение с Демьяном, — если выражаться на фронтовом языке.
Демьян приостановился и посмотрел из–под руки. Ничего не поймешь: огромная толпа, почитай полсела! На дорожные работы, что ли? Или все–таки решили выйти на графские поля? Или, быть может, на сходку, вон там, как обычно, на выгоне у Здвижа? Люди добрые! И красное знамя! Да никак демонстрация! Разве уже и по селам пошли демонстрации?
Расстояние между Демьяном и толпой все сокращалось. Слышно было уже, люди говорили все сразу, кто–то даже кричал. А впереди бежала какая–то женщина. В чем дело? Она впереди идет или, наоборот, убегает, а люди за ней гонятся? Господи боже мой! Может, снова знахарки кого–нибудь в селе ведьмой нарекли? Сейчас поймают и учинят жестокий самосуд! Или покрытку чью–то выгоняют из села? Догонят, разденут, измажут дегтем, а потом еще и в перьях вываляют! Спасать нужно, помочь, просветить темный народ!
Демьян пошел быстрее, навстречу горемычной женщине и против толпы.
Толпы он уже не видел, не смотрел на нее — сплошная масса людей. Он видел только женщину, бежавшую шагах в пятидесяти впереди толпы, да и от него уже находившуюся, пожалуй, в двухстах шагах. Юбка била ее по ногам, ветер надувал сорочку, платок развевался крыльями над головой. Женщина спешила. И вдруг она что–то крикнула, взмахнула руками и побежала еще быстрее.
Боже мой! Вивдя! Жена!
7
Демьян уже ничего не видел и тоже побежал.
И это была всего лишь минутка, а казалось, все три года войны: они бежали — Демьян навстречу Вивде, а Вивдя — навстречу Демьяну.
— Демьян! Демьянчик! — голосила Вивдя.
Небо сверху, с обеих сторон река, бор — тоже бежали рядом и навстречу. Дорога ковром стлалась под ноги.
— Демьянчик!
Демьян почувствовал это: она камнем упала ему на грудь, ощутил — не руки легли ему на плечи и обвили шею; ощутил — она задрожала, словно подстреленная, и замерла. Вдруг отяжелела, обвисла, ухватившись за шею Демьяна, и потянула к земле.
Но Демьян легко подхватил ее и как пушинку поднял перед собой на руках.
Далее — какое–то мгновение — Демьян ничего не ощущал.
Возможно, он говорил ей что–то; по–видимому, что–то говорили люди, потому что толпа уже окружила его с Вивдей на руках. Надо полагать, прошло много времени, а возможно, всего лишь миг: мелькали лица, толпа бурлила, стоял шум.
Затем Демьян снова пришел в себя — стал яснее различать лица и голоса. Мужчины хохотали и что–то кричали, женщины рыдали и причитали, не менее двух десятков кулаков молотили Демьяна по спине, кто–то целовал в левую и правую щеку, кто–то в плечо.
