Мое имя - Воин - Виктор Степанычев

Петр молчал, рассматривая фотографии. Ему действительно нечего было возразить отставному генералу.

— Я повторю свой вопрос: зачем вам это было нужно? — переспросил его Слуцкий.

— Как-то само собой все получилось, — пожал плечами Петр.

Что самое интересное, он говорил чистую правду.

— Идиотизм какой-то, — развел руками Слуцкий. — Прямо дите малое…

— Я понял, что эти парни тащат из России в Германию что-то запрещенное, и решил сообщить об этом немецким полицейским.

Слуцкий почти вплотную подошел к Петру и внимательно глянул в его глаза.

— Вы больной? — настороженно спросил он и тут же сам себе ответил: — Конечно, больной. А в принципе, какое это имеет значение?

Слуцкий потянулся рукой под стол. Судя по манипуляциям, там находилась кнопка вызова. Через несколько секунд дверь кабинета открылась, и на пороге показался не кто иной, как Александр Роткевич, он же Весельчак Санни, Сапсан и прочая, и прочая собственной персоной, живой и здоровый. Так вот кто был одним из тех двоих, скрывшихся после перестрелки с германским спецназом. И он ждал этого звонка в приемной, куда явился после того, как Петр зашел в кабинет. Похоже, сценарий сегодняшней беседы расписан в мелочах.

Роткевич притворил за собой дверь. Мало того, он неожиданно закрыл ее на ключ, который по-хозяйски положил к себе в карман. Санни прошел через кабинет и остановился напротив Петра. Тому ничего не оставалось, как встать со стула. Находиться рядом с этим человеком в положении сидя было чревато неприятностями. А Петр уже не сомневался, что драчки не избежать.

— Полюбуйтесь, Александр, на этого кретина, — возмущенно сказал Слуцкий. — Он просто так, от нечего делать, сорвал нашу операцию. Мы собирались заработать на таллии круглую сумму с шестью нулями в американской валюте, а у него все само собой вышло. В голову стукнуло, он и сдал вас.

— Убью скотину, — сжал кулаки Роткевич. — Полгода работы псу под хвост, с бабками пролет и ребят положили… Размажу, как слизняка!

— А как он по-немецки лопочет! — восхитился Слуцкий. — Откуда ты такой взялся? То, что тебя не внедрили ко мне, даю голову на отсечение. Но так все совпало! Сказка! Только с плохим концом.

— За державу обидно, — спокойно сказал Петр, у которого неожиданно всплыли в памяти слова, подвигшие его на звонок в полицию, и еще добавил для ясности: — Слишком много в ней ублюдков развелось.

— Да, это точно патология, — после недолгой паузы грустно констатировал Слуцкий. — С этим уже ничего не поделаешь. Не исправишь… Ну что же, каждый должен получить то, что заслужил.

Генерал с ног до головы оглядел Петра, словно сожалея о том, что сейчас должно произойти, и негромко обратился к Роткевичу:

— Александр, твое слово. И дело!

— Сейчас ты умрешь, — угрюмо сообщил Петру Санни-Сапсан. — Пришло время…

Петр успел уловить едва заметную поволоку, затуманивающую зрачки и предшествующую началу боя. Хватило ничтожной доли секунды для концентрации и принятия решения. Рука Роткевича скользнула под пиджак и вырвала из наплечной кобуры пистолет. Однако Петр уже находился в прыжке, растягивая время и изображение по кадрам. Реакция Санни была отменной, но и Петр не оплошал, сумев таки достать до запястья руки, ведущей к нему дуло пистолета, носком ботинка.

Выстрел… Пламя вырвалось из ствола, но пуля, срикошетив от потолка, разбила стекло шкафа и врезалась в стоявшие в нем книги.

От сильнейшего удара пистолет выскочил из руки Роткевича и улетел в угол. Петр успел разглядеть пробежавшую по лицу Сапсана игру эмоций: от ненависти к безмерному удивлению случившимся и назад — к дикой ярости.

Едва ноги Петра коснулись пола, он развернулся лицом к Санни и принял боевую стойку. Это было сделано как нельзя вовремя. Вмиг оправившись от неудачи, Роткевич без подготовки пошел на удар. Если бы Петр замешкался хоть на мгновение, Санни достал бы его. Он нырком увернулся от летящего в голову кулака и отступил на пару шагов.

Петр и Роткевич застыли друг против друга, Слуцкий, резво выскочивший из кресла в тот момент, когда Санни вытаскивал пистолет, стоял, прижавшись спиной к стене. Однако его лицо не было испуганным. Он смотрел на них скорее с интересом, и позывов призвать охрану со стороны отставного генерала не наблюдалось. Вообще-то на выстрел «фондовские» бодигарды и без вызова должны были среагировать. Но не среагировали. Запертую Санни дверь с петель никто не сносил. В нее даже вежливо не стучали. Это наводило на дурную мысль, что стрельба, по всей вероятности, была запланирована. Занимательно!

Петр едва успел восстановить дыхание, как Роткевич пошел на сближение. Сорвавшись с места, он провел затяжную серию стандартных приемов карате. Петр отвечал короткими жалящими выпадами. Пару раз он достал Сапсана неплохими ударами. Качественно сработал лоу-киком — нога дотянулась носком до болевой точки тазобедренного сустава, заставив соперника скомкать атаку. А секунды спустя сам Петр поймался на ложный контрвыпад и заработал чувствительный удар по ребрам слева.

Роткевич активизировался. Петр отступал, просчитывая его действия:

«Санни проводит удар… аккуратно уходим… идет слева на серию коротких… ставим защиту… правая нога нацелена на бедро… блокировка… разворачивается на «мельничку»… сбиваем шаг… готовится к вертушке на триста шестьдесят… Что такое!.. Куда Санни рванулся?.. Ах, как же он, гаденыш, меня подловил! Так бездарно попасть на удочку!»

Роткевич, тесня Петра, как оказалось, двигался к вполне определенной цели. Достигнув нужного рубежа, Сапсан продемонстрировал, что готовится к удару, заставив соперника отступить, но неожиданно развернулся и двумя прыжками достиг стены, на которой висела коллекция холодного оружия. Не сводя глаз с Петра, Роткевич поднял руку и выдернул из черных ножен прямой артиллерийский палаш. По лицу Санни пробежало тенью подобие усмешки, покривившей его губы. Он вскинул палаш вверх и прочертил клинком в воздухе замысловатую фигуру.

Петр замер, лихорадочно просчитывая ситуацию. Соперник легко и умело фехтовал тяжелым палашом. От дилетанта еще можно было, лавируя, попытаться уйти, поиграть в казаки-разбойники, но с Санни-Сапсаном такое не пройдет. Положение было явно пиковое.

Шаг за шагом Петр начал отступать к двери. Естественно, через дубовую филенку он просочиться не мог, как и через кованые оконные решетки, но надо было что-то делать. Роткевич двинулся следом. Плоское лезвие палаша летало в его руках, ловя дробящиеся неяркие лучики осеннего солнца, пробивающиеся через тяжелые гардины окон. Он не видел, что происходит за спиной, иначе удивился бы не менее Петра, наблюдавшего за внезапно ожившим Виленом Владимировичем.

Слуцкий, оторвавшись от стены, подбежал к своей коллекции, выдернул из ножен драгунскую саблю с гвардейским темляком и, неуклюже размахнувшись, бросил ее через стол Петру. Почему так поступил генерал, предоставив ему шанс еще пожить, разбираться было некогда. Сабля упала на пол и, звеня, покатилась к ногам Петра.

Роткевич, разобравшись, что происходит, рванулся вперед, пытаясь помешать сопернику завладеть оружием. Не дожидаясь, когда сабля подкатится поближе, Петр прыгнул ей навстречу, подъемом ступни поддел клинок и на лету поймал его рукой за рукоять. Развернувшись к набегающему Роткевичу, он встретил опускающийся на голову палаш и косым ударом отбил лезвие. Санни по инерции налетел на соперника и толчком мощного тела сбил его на пол. Уже в падении Петр разглядел, как Роткевич взметнул над ним оружие. Он успел, отчаянно изогнувшись, уйти перекатом от тупо врезавшегося в паркет палаша.

Разгибом Петр вскочил на ноги и принял боевую стойку. Санни, легко выдернув клинок из дерева, развернулся к нему. По лицу бывшего десантника-легионера пробежала тень раздражения от произошедшего. Теперь их шансы были равны, и исход схватки зависел от мастерства владения оружием. Ни Петр, ни Роткевич не знали возможностей друг друга в фехтовании на мечах.

Петр, привыкая к сабле, ее весу и рукояти, прорисовал в воздухе несколько фигур, перекинул оружие из руки в руку и замер в стойке. Он подал вперед левое плечо, чуть уведя назад правый локоть, и поднял клинок вертикально вверх.

Противники, не спуская глаз друг с друга, аккуратно переступая, прошлись по дуге. Никто не проявлял инициативу, ожидая этого от противоположной стороны. Внезапно палаш дрогнул в руках Роткевича, опустился и, набирая скорость, стал описывать круговые движения. Скоро они слились в два правильных конуса, сверкающие в косых пыльных солнечных лучиках.

«Это же… «стрекоза», — как всегда неожиданно пришло из глубин сознания понимание происходящего Петру. — Санни умеет крутить «стрекозу»!»

Мозг мгновенно выдал информацию об этом редком и сложном средневековом самурайском комплексе. Он был основан на постоянном вращении катана и практически непредсказуемых выпадах и рубящих ударах. То, что Роткевич мог изображать подобное не легким мечом, а тяжелым артиллерийским палашом, вызывало определенное уважение к его силе и ловкости.