Мертвая тишина - С. А. Барнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шепоты на ухо, крики отчаяния и рыдания сливаются в сплошную какофонию, заглушая даже вновь вернувшийся громкий гул в больном ухе.
Из легких готов вырваться крик, но усилием воли я сдерживаюсь. Лицо заливают горючие слезы, а мне даже не дотянуться до лица, чтобы вытереть их.
Мама гладит меня по щеке. «Будь осторожна, милая», — слышу я в голове. Галлюцинация, призрак? Уже и сказать не могу. Как будто раньше могла…
У изножья койки появляется Кейн. Руки в боки, футболка под расстегнутым комбинезоном окровавлена, и все же вид его доставляет мне облегчение. Образ мужчины ярче и живее по сравнению с призраками Башни — они словно бы блекнут на его фоне.
Он улыбается мне той теплой, но озабоченной улыбкой, что я так хорошо помню, и внезапно я обнаруживаю, что больше не привязана к кровати, но стою рядом с ним в тускло освещенном номере «Авроры» — уже когда начался сущий ад. Возможно, в буквальном смысле.
И вдруг, подобно фальшивой ноте в композиции, в сознании брякает узнавание. Это… воспоминание. Я помню эту сцену.
Через мгновение Кейн протягивает руку и берет меня за подбородок. И вместо невесомого прикосновения прохладных призрачных пальцев я чувствую тепло его мозолистой руки. «Ты уверена?»
Вновь появляющийся фантомный старик проходит прямо сквозь Кейна.
— Мария?
Мужчина исчезает, и после краткого мига головокружительной переориентации я снова лежу привязанная в кровати. Но точно ли? О чем только что говорил Кейн?
Призрак на стуле стонет, и из руки у него выпадает импровизированный нож. И снова я слышу брызги хлещущей на пол крови Воллера. Еще одно воспоминание или что-то другое?
В голове перемешиваются воспоминания, видения, галлюцинации — и вот я уже не могу отличить одно от другого. Откуда мне знать, что настоящее, а что нет? И что я нахожусь здесь, в Башне, а не на «Авроре», где наверняка будет еще хуже?
Стены перед глазами пускаются в пляс, я начинаю задыхаться. «Держись, Клэр. Держись…»
— Не понимаю, — произносит Лурдес прямо у меня над ухом. Я даже ощущаю на коже ее прохладное дыхание. Воспоминание или явление призрака? Не знаю. Ни хрена-то я уже не знаю. Неужто весь остаток своей жизни я так и проведу — либо изолированной и накачанной под завязку, либо видящей не пойми что?
Словно прорвавшая плотину река, меня захлестывает паника.
И я истошно ору.
22
— Ну и видок, — громко произносит Рид Дэрроу с нескрываемым отвращением.
Голос пробивается сквозь окутывающий меня плотный туман, и я раздираю слипшиеся веки и обнаруживаю, что младший следователь сидит возле моей кровати. Верный себе, он облачен в дорогущий костюм и источает недовольство.
Мне требуется пара секунд, чтобы прийти в себя. Я ворочаюсь, пытаясь усесться. Раз в палате Рид, должно быть, уже утро. Но раннее. Потому что я еще не одета, а место укола на левой руке все еще саднит. Эта слабая боль отчасти помогает развеять морок: после моего ночного вопля в палату прибежали санитары с успокоительным.
Итак, у меня получилось. Я продержалась ночь.
Осторожно оглядываюсь по сторонам и немедленно замечаю уже знакомого самоубийцу на стуле. Заточенная железка брякается об пол, мужчина стонет.
— Талли? — доносится голос женщины сквозь гам пациентов и успокаивающие голоса санитаров в вестибюле.
Черт. С порога раздается знакомое откашливание, и я перевожу взгляд с мужчины — призрака? — на нового гостя. Макс.
— Похоже, ночь у вас выдалась не из легких, — говорит он. — Вы уверены, что готовы?
Какое-то мгновение я разрываюсь. Остаться в стороне и спрятаться в густом тумане искусственной и медикаментозно индуцированной нормальности было бы гораздо проще. Но мне необходимо выяснить, что произошло и как я здесь оказалась. Живы ли Кейн и Нис. И чем быстрее я выберусь из Башни и с планеты вообще, тем будет лучше для моего состояния. Во всяком случае, хочется на это надеяться.
А вдруг произошедшее на «Авроре» сломало меня навсегда? Вдруг я буду продолжать видеть призраков повсюду, как вижу Кейна, Лурдес, Воллера?
Я тут начинаю задыхаться: из-под остатков успокоительного начинает просачиваться паника.
— Мария! — кричит где-то рядом старик.
— Я готова, — отвечаю я настолько четко, насколько позволяет сухость во рту и непослушный язык. Все-таки я обязана попытаться. А если в космосе окажется так же скверно, как и на Земле, в Башне, — что ж, покончить с собой там будет гораздо проще, нежели в изоляции в учреждении, как раз и предназначенном для предотвращения подобного. Эта мысль, на удивление, заметно успокаивает. По крайней мере, теперь у меня есть план.
Найди я в себе мужество совершить самоубийство во время своего последнего выхода в открытый космос, ничего этого бы не случилось.
Вот только Кейн ни за что бы этого не допустил и предпочел бы погибнуть сам, пытаясь меня спасти.
И вместо этого погиб среди видений, разговаривая с фантомом дочери? И Воллер продырявил голову плазменным буром, а Лурдес выдавила себе глаза, не в силах вынести происходящее? Да уж, Ковалик, так гораздо лучше!
Внутренне меня передергивает, но мне удается выдержать взгляд Макса.
— Хорошо. Рад слышать, — отзывается он. Затем кивает Риду, и тот бросает мне на кровать охапку одежды. По синему цвету я немедленно узнаю комбинезон «Верукса». Вероятно, в комплекте с надлежащим нижним бельем, тоже увенчанным логотипом корпорации. Как же без этого.
Рид боком протискивается мимо Донована к двери, бурча на ходу:
— Плохая это все-таки затея.
Однако Макс не обращает на него внимания.
— Она готова, — говорит он кому-то снаружи, и в палату немедленно влетают две санитарки и освобождают меня от перевязей. Донован выходит, и женщины принимаются стягивать одеяло, чтобы помочь мне встать с кровати.
— Я в состоянии подняться и одеться сама, — заявляю я с большей уверенностью, нежели ощущаю на деле. — Можете хоть ненадолго оставить меня одну? — Макс не отвечает, но я и не думаю сдаваться. — А во время полета кто меня будет одевать? Вы, что ли?
Санитарки с сомнением озираются на дверь, однако по невидимому мне знаку отставляют палату.
Я выбираюсь из-под одеяла и с опаской опускаю ноги с кровати, всецело отдавая себе отчет, что Макс и, возможно, Рид сейчас в коридоре и наверняка только и ждут, что я грохнусь на пол. Что у меня ничего не получится.
Несмотря на заторможенные движения, трясущиеся руки и ноги, мне удается стянуть с себя пижаму и надеть новую