СМЕРШ. Без легенд и мифов - Николай Лузан

Ранним утром 10 мая 1945 г. с подмосковного аэродрома в небо поднялся транспортный самолет и взял курс на Берлин. В числе его немногочисленных пассажиров находился разведчик «Северов» — Виктор Бутырин. Сверкающие белозубыми улыбками и иконостасом из наград моложавые полковники и подполковники-фронтовики снисходительно поглядывали на гражданского штафирку, скромно сидевшего в конце пассажирского салона. Накрыв походный стол, они сдвинули армейские кружки, в которых плескалась водка, и подняли тост: «За победу!»

В тот теплый майский день, когда столица и вся страна продолжали праздновать долгожданную и выстраданную такой невероятно страшной ценой победу, военная контрразведка Смерш начала новую операцию. Она получила кодовое название «Искатель». Ее целью являлось проникновение в американские спецслужбы. Эта труднейшая задача была возложена на Виктора. Ему снова предстояло перевоплотиться и стать своим среди чужих. Об этом не догадывался ни весельчак-подполковник, поднесший ему кружку водки и ломоть хлеба с куском сала, ни майор-артиллерист, освободивший место рядом с собой, ни их однополчане. Они, выстрадавшие эту Великую победу, радовались, как дети, и были счастливы тем, что сломали хребет фашизму и остались живы.

Радовались победе не только они, и не только в Москве или в самой отдаленной деревушке Советского Союза, но и на берегах германской реки Эльбы, где братались и клялись в вечной дружбе советские, американские, британские и французские солдаты и офицеры. Они искренне верили, что после таких чудовищных жертв повсюду воцарится долгожданный мир и наступит всеобщая эра милосердия. Так думали они — наивные победители, но не так считали в Вашингтоне, Лондоне и Москве.

В тиши властных кабинетов, пока еще в глубочайшей тайне от собственных народов, циничные политики безжалостно кроили границы государств и намечали зоны жизненно важных интересов. Еще не успел остыть пепел пожарищ, а вдовы и матери выплакать слез, как они взялись за новый передел мира. Над освобожденной от фашизма ликующей Западной Европой повеяли ветры будущей холодной войны. Первыми ее ледяное дыхание ощутили на себе спецслужбы. В этой новой, только еще набирающей силу тайной войне Запада и Востока разведчику «Северову» предстояло начать свой новый бой.

По оперативным данным, поступившим в Смерш, в оккупационной зоне пока еще союзников, под крылышком американской разведки пригрелись бывшие кураторы агентурной группы «Иосиф» штурмбанфюрер СС Мартин Курек и гауптштурмфюрер СС Альфред Бакхауз. Расчет Абакумова и Барышникова строился на том, что их новые хозяева не оставят без внимания одного из лучших агентов Главного управления имперской безопасности фашистской Германии и его высокопоставленного дядю, продолжавшего работать в Наркомате путей сообщений. Они сделали все, что было в их силах, и теперь успех операции зависел только от Виктора и оперативной группы Смерш, которая, как ангел-хранитель, вела его по Германии.

11 мая он и Андрей Окунев, получивший звание майор, поселились в неприметном домике, затерявшемся в глубине сада провинциального баварского городка Розенгейма. Война обошла его далеко стороной. Жизнь в нем текла своим неспешным чередом так же, как и двадцать лет назад. Здесь, в конце апреля 1945 г., нашел себе прибежище Курмис. Бывший специалист по агентурной работе в России, он пришелся ко двору американской разведке. Ее мало смущала принадлежность бывшего штурмбанфюрера СС к одной из самых зловещих организаций фашистской Германии. Грязные дела не делаются в белых перчатках, и потому сотрудник американской разведывательной службы Хью Донахью после нескольких дней интенсивных допросов рекомендовал своему руководству обеспечить Курмису надежное прикрытие и защиту от советской контрразведки, ведущей охоту на гитлеровских военных преступников.

Получив документы на имя благопристойного гражданина Австрии Альфреда Линке и сменив армейский мундир на гражданский костюм, Курмис наконец вздохнул свободно. Скамья подсудимых ему уже не грозила. Прошлый опыт работы со славянской агентурой, а еще больше — хранившиеся в памяти десятки имен, фамилий и кличек тех, кто остался в СССР и Польше, на весах американской разведки весили много. Поэтому, не дав и дня на передышку, напористый Донахью сразу же взял быка за рога. Вместе с Курмисом он ездил по лагерям интернированных и занимался подбором курьеров для отправки в Прибалтику и Западную Украину. Там подняло голову националистическое бандподполье, и бывшие агенты «Цеппелина» снова оказались в цене.

17 мая 1945 г. у Курмиса впервые выдалось несколько свободных часов. Перед этим он весь день мотался по лагерям интернированных, подбирая будущих агентов для заброски в Прибалтику. На квартиру возвратился поздно вечером, выжатый как лимон, и сразу завалился в постель. Ночь проспал безмятежным сном и не слышал ни грозы, ни бушевавшего ливня. Проснулся, когда стрелки подобрались к девяти часам. К этому времени небо прояснилось, и о былом ненастье напоминали лишь лужи на лужайке перед домом и белый ковер из опавших лепестков цветущих яблонь. Яркое весеннее солнце ласковым теплом заливало террасу и, отражаясь от стекол, веселыми зайчиками скакало по столу и благодушной физиономии Курмиса. Смакуя каждый глоток, он допил кофе, а затем, набросив пиджак на плечи, вышел на улицу.

Бодрящий утренний воздух, напоенный запахом цветущих садов и сирени, кружил голову. Курмис с наслаждением вдыхал его полной грудью и шел вальяжной походкой. Впереди показался дорожный ресторанчик «Подкова». Несмотря на ранний час, на летней террасе уже сидели несколько завсегдатаев. Курмис скользнул по ним взглядом и словно натолкнулся на стену. Он не поверил собственным глазам. В десяти метрах от него находился исхудавший, в потрепанном костюме агент «Попов»-Бутырин. На террасе произошло движение. Агент узнал бывшего начальника и приподнялся над столом. На его лице отразилось неподдельное изумление. Прошла секунда-другая, и они шагнули навстречу друг другу.

В тот же день в Москву, в адрес Барышникова, была отправлена шифровка. В ней майор Окунев доложил:

«17 мая с. г. «Северов» вышел на контакт с «Арийцем». Встреча прошла без осложнений. По мнению «Северова», она не вызвала подозрений у «Арийца». На 21 мая назначена встреча на конспиративной квартире. Жду дополнительных указаний.

Олег».

В операции «Искатель» контрразведка Смерш сделала свой новый ход.

Глава тринадцатая

Охота на комиссара

Бледно-розовая полоска робко окрасила горизонт на востоке. Звезды трепетно мигнули и поблекли. Легкий ветерок прошуршал среди зарослей папоротника и затих в густом подлеске. Воздух стал недвижим. Стихли все звуки. Прошло еще мгновение, и яркая вспышка разорвала предрассветный полумрак. Из-за сопки показалась алая кромка солнца, и ее склоны заполыхали нежно-голубым пламенем фанфына — лазурника. Все ожило и пришло в движение. В кустарнике защебетали птицы. Порыв ветра зеленой волной прокатился по бескрайнему морю папоротника. На озере заиграла рыба, и зеркальную гладь покрыли сотни больших и малых кругов. Новый день вступил в свои права. На календаре было 13 июня 1938 г.

Начальник 59-го Посьетского погранотряда и наряд с нарастающей тревогой смотрели на густую стену папоротника. Несколько минут назад за ней скрылся начальник УНКВД Дальневосточного края — гроза шпионов, вредителей и антисоветского элемента комиссар государственной безопасности 3-го ранга Генрих Люшков. Где-то там, на нейтральной полосе, должна была состояться его явка с особо ценным закордонным агентом.

Тревога пограничников еще больше усилилась, когда на маньчжурской стороне, на тропе, возникли два серых силуэта патрульных японской погранполицейской службы. Они приближались. Над Люшковым нависла опасность, и здесь выдержка изменила пограничникам. Несмотря на его категоричный приказ обеспечивать прикрытие явки с дальних позиций, начальник погранотряда и наряд ринулись к нейтральной полосе. Японцы заметили их движение и насторожились. Один из них сбросил с плеча карабин и взял наизготовку. Это не остановило пограничников. В эти секунды ими двигал ужас того, что комиссар мог быть захвачен в плен. Они бежали вперед с одной только мыслью опередить японцев и спасти Люшкова. И когда заросли папоротника закончились, перед ними метрах в сорока на секунду возникла и затем исчезла знакомая фигура комиссара.

Густой туман молочной рекой выплеснулся из распадка на нейтральную полосу, серебристой росой осел на высокой траве, голенищах сапог, прохладными струйками потек по пышущему жаром лицу Люшкова. Пограничники продолжали что-то кричать вслед, а он упорно шел вперед, страшась оглянуться назад и увидеть вспышку выстрела. Закончилась полоска вспаханной земли. Их проклятой земли! Он не выдержал и сорвался на бег. Прочь от ненавистного Берии, его холуев братьев Кобуловых и этой проклятой советской власти! Власти, которая выпила, высосала из него все соки. Власти, которой он отдал всего себя без остатка.