Таксопарк - Илья Штемлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подумай, обмозгуй… Скажем, тот скандальчик вспомни. Понимаю, Сергач прав был. Да ведь любое дело можно повернуть, верно? Подумай. Когда два человека на одной машине работают… Повод-то всегда найти можно. А хозяин это оценит — глядишь, и пойдет навстречу: мою машину тебе передаст… Так ты звони завтра насчет телефончика лекаря. С утра звони.
Эта встреча отвлекла Славу от мрачных дум и обнадежила. Значит, в парке ждут новые машины! Он понимал, чем Ярцев озабочен: чем меньше кандидатов на получение новой машины, тем легче ее получить, ясное дело. А кандидатов хватало. Правда, Сергачеву была обещана новая машина — до сих пор вспоминают его благородный поступок. В газете писали: мальчика, которого он принял в лесу, Олегом назвали — в честь Сергачева… Но мало ли как Ярцев повернет, хитрец!
Слава вывел машину из парка и направился к ближайшей стоянке. Мысли опять стали гнетущими, тупыми. И страх, приглушенный разговором с Ярцевым, вновь глухой тошнотой ворочался в груди, давил на живот. Внимание его сосредоточилось на вялом, скрюченном своем теле, вдавленном в мягкое сиденье автомобиля…
Стоянка у кинотеатра пустовала. Ждать пассажиров не было настроения, он поехал дальше, в сторону вокзала, там всегда были желающие. Но с каждой минутой Славе казалось, что болезнь слепым червяком вгрызается в него все глубже и глубже. Нет, до завтра ему не дотянуть… Стерва она, стерва, «Машка — золотая ножка»… Славе в шуме двигателя слышался ее хрипловатый смех, а встречные светофоры подмигивали желто-зелеными наглыми глазами. Подъехать к гостинице, вдруг он ее там встретит? Ну и что? Что будет?.. Тоска сжимала сердце. А мысль о том, что надо отдать пятьдесят рублей врачу, еще горше омрачала существование. Шутка — пятьдесят рублей! Лихоимцы эти докторишки, пользуются случаем… Ладно, чего жалеть, здоровье дороже… А почему, собственно, не обратиться в диспансер? Такие же доктора…
Через полчаса, млея от неизвестности и сжимая в ладони номерок, Слава сидел перед белой дверью врачебного кабинета. В стороне, вытянув длинные ноги в каких-то рваных тапочках и скрестив руки на груди, посапывал во сне пожилой мужчина. На стуле рядом с ним высился узелок, из которого торчали щетки и тряпки…
«Дрыхнет себе… И расспросить не у кого. Может, еще не поздно отвалить». — Слава с тоской вспомнил, как в стерильно чистой и тихой регистратуре у него потребовали паспорт. Слава хотел было покрутить, адрес выдумать — зачем ему оставлять свои координаты? Нет, без паспорта и разговаривать не хотели, пришлось выложить, Он смотрел, как в чистый лист бумаги вгрызаются слова и цифры, сопровождающие его сейчас в этой жизни, и казалось, что они касаются какого-то другого человека, а не его, Ростислава Садофьева… В парк могут сообщить, а там на этот счет строго — уволят к чертовой бабушке. Или тетке сообщат, домой напишут. Вырвать бы сейчас паспорт, в машину и дуть отсюда. Но Слава лишь вздохнул, вспомнив о деньгах, что потребует от него ярцевский лекарь. А, гори все синим пламенем — чему быть, того не миновать…
Слава громко кашлянул. Спящий встрепенулся.
— Что, кабинет освободился?
— Нет, — с готовностью ответил Слава. — Сейчас ваша очередь?
— Мне не к спеху. Могу подождать. — Мужчина вновь уложил на груди руки, готовясь соснуть.
«Дрыхало чертово», — подумал Слава и произнес:
— Долго что-то.
— А куда им спешить-то? — не поднимая век, ответил гражданин. — Раз сюда попал, жди, куда денешься?
Слава растерянно улыбнулся, не зная, как растолковать зловещие слова незнакомца. Цветные стеклянные витражи, подсвеченные изнутри лампочками, сулили полное выздоровление при своевременном и правильном лечении. Плакаты на стене предупреждали о роковых последствиях случайных связей. Картинки наглядно показывали, как начинаются такие связи и к чему они приводят. Слава внимательно все прочел и, вздохнув, собрался было перечитать — делать все равно нечего, — как дверь кабинета отворилась, и в коридор вышел прыщавый парень в кожаном пиджаке и с плоским чемоданчиком в руках. Парень свойски подмигнул Славе и сообщил, что доктор сам вызовет, не торопись. Он сел на скамейку и с нетерпением заглянул в какие-то листочки, видимо анализы. Слава настороженно наблюдал за ним. Парень довольно присвистнул, красноватое лицо его посветлело.
— Дела идут! — сказал он и еще раз подмигнул Славе.
— Контора пишет, — поддержал дружески Слава. — Понимаешь в этом? — Он кивнул на анализы.
— Побегаешь с мое, поймешь. Профессором стал.
Славе хотелось порасспрашивать парня, выудить что-нибудь для себя полезное…
— А прикид где этот брал? — Он пощупал пальцами добротную кожу пиджака, тем самым давая понять, что он человек свой, таиться не надо.
Кажется, парень «схватил приманку». Он улыбнулся и ответил на деловом жаргоне фарцовщиков:
— Сманял. Вчера.
— Фирменный прикид, — одобрил Слава.
— Но, — довольно поддержал парень. — Торгаш просил восемь бумаг. Я ему говорю: «Гоша, ты в своем уме?»
— Его что, Гошей зовут?
— Откуда я знаю, как его зовут? Я ему говорю: «Гоша, ты поляны не видишь! За такой прикид — пять бумаг и разбежались». Растопился Гоша.
— Ну а там как? — Слава повел подбородком на дверь кабинета.
— Что там? — не понял парень. — Первый раз, что ли? Главное, не тушуйся. А то начнут тебя выспрашивать — где, с кем… А это дело тихое, лирическое. У каждого свое.
Под сидящим в стороне мужчиной протяжно заскрипел стул.
— Шантрапа! Зяблики… Жизнь себе ломаете, шантрапа!
Прыщеватый вытянул шею, взглянул на гражданина, цыкнул, повернул к Славе красное лицо.
— С тобой тот пупок?
— Первый раз вижу, — ответил Слава.
— И не увидишь, — буркнул мужчина. — Я б определил вам меру наказания. В клетку посадил бы и на площади выставил. Пусть люди видят своих «героев».
— На какой площади, дед? — вежливо спросил прыщеватый.
— Нашел бы на какой, сукин ты сын…
— Ну-у-у, дед, грубиян ты… Ведь и ты не в церковь пришел. Тоже не святой…
— Полотер я. Понял? Жду, когда вас, оглоедов, принимать перестанут. Полы для них драй еще. Тьфу! Фигура! Слюной перешибить, а тоже сюда прикатил… Работать ступай! На завод! Цацкается с вами государство, а вы, гниль на коже… — Мужчина отвернулся в сторону и добавил: — И вправду что гниль. Сразу друг дружку признали…
Над дверью вспыхнул фонарик с надписью «Войдите».
Врач сидел за столом — пожилой, в очках — и что-то писал. Слава шагнул, положил номерок и осторожно присел на край табурета.
— Фамилия. Имя, — произнес врач, не поднимая головы.
— Там написано, — ответил Слава.
Врач поднял голову и скользнул взглядом по хмурой Славкиной физиономии.
— Здесь три истории болезни, какая ваша?
— Ну, Садофьев фамилия.
— Ростислав? — Врач придвинул к себе чистый лист.
Слава молчал.
— Ростислав? — повторил строго врач.
— Там же написано. Ростислав.
— Теперь понятно. Рассказывайте.
— Что?
— Все подряд. — Врач поднял руку и посмотрел на кончик пера.
— И где родился?
— Вам весело? Куда вы пришли?
— В поликлинику.
— В диспансер… Кем работаете?
— Таксист.
— Все понятно.
— Что понятно?
— Хорошо, хоть здесь можно вас встретить, — уклончиво пошутил врач. — А то на стоянках никак вас не дождешься… Женаты?
— Нет.
— Когда это произошло?
— Что?
— Когда вы вступили в связь? И с кем?
— Дней пять назад.
— С кем?
Слава молчал. Врач опять посмотрел на кончик пера, затем несколько раз провел им по краю стола.
— Так будем отвечать или нет? Ладно. Скиньте брюки.
Храбрость, которую поддерживал в себе Слава дерзким тоном, вмиг оставила его.
— Как? Здесь?
— Чего вы так напугались? Лучше бы тогда пугались… Идите за ширму. Я сейчас подойду.
Слава спрятался за высокую прохладную ширму. Металлическая вешалка растопырила бесполезно свои крючки — вешать Славе было нечего… Он присел на край узкого белого лежака… В кабинет кто-то вошел. И, судя по всему, девушка.
«Ее тут не хватало», — притаился Слава.
— Наконец-то! — воскликнул врач. — Я уже прием заканчиваю.
— Извините… Лекция была по глазным. Со вторника перенесли, — ответила девушка. — Все равно вам показывать нечего.
— С утра были пациенты. Сейчас рассосалось…
— Ой, хорошо! — воскликнула девушка.
Слава замер. Голос ему показался очень знакомым.
— Чего же хорошего, Михайлова? — укоризненно проговорил врач. — А зачет? Я за вас буду сдавать? Вы одна остались. Заходите сюда в последнюю очередь, точно это и не предмет.
— Петр Петрович, миленький, не обижайтесь… К вам добираться — полгорода исколесишь, сами знаете.