Хейанке - Георгий Георгиевич Смородинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хирано Рокеро тоже был тут. Самурай стоял на другом углу арены возле черного столба и наблюдал за начинающимся представлением. Те, кто его наняли, тоже пришли. Семьи Такэда, Накамура и Хизэши — расположились в большой VIP-ложе для имперских сановников. Как раз напротив пяти лож, которые выделены посланникам и представителям кланов. То есть Нори прекрасно видит их рожи, а с подсказки Шоджи еще и знает, кто из них кто. Для меня же все они — пестрая толпа хорошо одетых японцев. Впрочем, ни к кому из них лично я обращаться не собираюсь. Много чести для этих уродов…
Поморщившись от грохота начавшейся свалки, я обернулся, посмотрел на монументальную статую Воина, которая высилась над входом во внутренние помещения храма, и снова испытал странные чувства. Сложно сказать… Словно стоишь в тумане, слышишь знакомый голос, видишь силуэт, но не можешь узнать кто это.
Грохот боя, гул стадиона, крики дерущихся, стоны раненых — все отступило на второй план, а весь мир словно сузился до этой статуи.
Такэми стоит в расслабленной позе, со спокойным лицом и, опустив клинки, смотрит в сторону главного входа, через который заходят сюда посетители. Внешне, бог чем-то похож на Императора, но, если присмотреться внимательно, можно понять, что скульптор изобразил совсем молодого парня. Лет двадцать, или чуть больше. Усы и бородка делают его старше, но… какого черта я не о том опять думаю?!
Что мне до его внешности? Нужно понять, почему он воспринимается другом? Я ошибаюсь в своих выводах? Тот сон — ложный, и все было совершенно не так? Не потому ли боги не предъявили Такэми за гибель моего господина? А подозрения Хитоми? Она тоже ошибается, или как? Темные князья появляются тут без ведома Воина, а жена Императора не была ёкай, и умерла собственной смертью? Мигуми Аои сама упала спиной на кинжал, а Асука просто злобная дура? Да, наверное… но мне почему-то кажется, что с этой статуей что-то не так. Понять бы ещё, что конкретно…
Пока я так размышлял, свалка закончилась. Не участвовавшие в ней монахи потащили раненых в храм. Остальные, выстроившись напротив статуи, принялись орать хвалебные речи во славу Такэми. В этот момент я посмотрел на своего противника и вдруг заметил странную вещь.
Рокеро вытащил из-за пазухи небольшой кожаный свёрток и высыпал из него на ладонь горстку какого-то порошка. Поднеся руку к физиономии, он втянул порошок через ноздри, поморщился и ненадолго зажмурился.
В первые мгновения я просто не поверил своим глазам — настолько это выглядело дико и неправильно. Нет, понятно, что наркоманы на Земле нюхают своё дерьмо по-другому, но это что же получается? Стихийные заклинания, значит, нельзя, а допингом закинуться можно? Ну не табак же он нюхал, и не от насморка порошком чистил пазухи?! За пару минут до боя, ага…
Все, конечно, замечательно, но мне-то что с этим знанием делать? Сказать распорядителю? Но этот тип же ни от кого не скрывался! Возможно, тут такое в порядке вещей, и я, указав на это, подниму себя на смех? Испуганного мальчишку хорошо было строить там, внутри храма, но здесь этого делать не стоит. А ещё есть вариант, что об этой дури никому не известно, и только благодаря ей этот ублюдок и выигрывает все бои, но…
Но, с другой стороны, какая мне разница? В бога его этот порошок не превратит, а со всем остальным попробуем справиться.
— Хирано Рокеро! Таро Лисий Хвост! Ваш выход!
Арбитр предстоящего поединка, Ютака, встретился со мной взглядами и указал, где нужно вставать. Рокеро прошел вперед и встал в двадцати метрах напротив.
Стадион загудел, откуда-то донеслись отдельные крики, но слов было не разобрать. В имперской ложе наметилось оживление, два монаха в черно-желтых кимоно подбежали и встали по краям арены, держа в руках какие-то флаги, но меня весь этот движ интересовал в последнюю очередь. Я наблюдал за своим противником и все больше убеждался, что он закинулся чем-то тяжелым.
Самурай стоял в расслабленной позе и смотрел куда-то мимо меня, но выглядел он, прямо скажем, не очень. Физиономия у Рокеро была красная, как спелый томат, зрачки стали похожи на змеиные, капилляры полопались, а в радужке были заметны оранжевые оттенки.
Там, откуда я сюда попал, любой врач отправил бы его пинком под капельницу, но, сказать по правде, со стороны не было заметно, что все эти метаморфозы доставляют Рокеро хоть какие-то неудобства. И распорядитель словно ослеп. Ну да… Он же свой — из служителей. Тут и рога с копытами в упор не заметишь. Твари, одно слово, но, да и ладно…
Пока я размышлял о человеческом скотстве, по фигуре арбитра пробежала белая спираль какого-то заклинания. Он указал руками на нас и у меня в груди словно бы прибавилось воздуха. По крайней мере, показалось именно так.
— Говори, Хирано-сан, — посмотрев на моего противника, произнёс Ютака.
Рокеро оскалился в презрительной улыбке, шагнул вперёд и, указав на меня рукой, проревел:
— Этот человек оскорбил семьи Хизэши, Накамура и Токэда. Потом он оскорбил еще и меня! За это он сегодня умрет! Я сказал!
Видя, что самурай замолчал, распорядитель перевёл взгляд на меня.
— Говори, Таро-сан!
Я кивнул и, обведя взглядом трибуны, заговорил:
— Здравствуйте жители Хейанкё! У вас очень красивый город. Большой, чистый, и сами вы довольно приветливые, но не так тут все хорошо, как хотелось бы. Всего пять дней назад мы прибыли в Хейанкё вместе с братом, но уже успели заметить сколько здесь бесчестных ублюдков… Один из них как раз передо мной, — я указал на Рокеро и усмехнулся. — Этот человек врет в храме своего бога! Ведь нельзя оскорбить крысу, назвав ее крысой! Ну а другие «оскорбленные» — это три молодых выродка из перечисленных им семей. Дочь Императора отказалась выходить за одного из них замуж и выбрала моего брата — князя Ясудо Нори. Ублюдкам это не понравилось, и они решили отомстить брату, убив меня. Благородные господа, по-другому не скажешь…
Говорить было легко. Слова из-за усиления голоса эхом дублировались в ушах, как при испорченной гарнитуре, но, да и по фигу! Главное, что у меня получилось сказать, и теперь весь город убеждён, что Асука выбрала Нори. Нет, понятно, что это вряд