Гибель Марса - Михаил Белозеров

  В этот момент мы были на высоте метров десяти. У Лехи Круглова сделались ожесточенные глаза. Он еще крепче вцепился в сумку.

  -- Вы мне потом спасибо скажете! - заявил он.

  Разлучить Леху с его добычей могла разве что смерть. Я уже хотел было выпрыгнуть с Россом, когда третий толчок помог нам взлететь: мы синхронно подпрыгнули выше сосен - так что стало видно гигантское облако, поднимающееся на востоке, провалились - я думал разобьемся - почти до земли, снова нехотя взлетели, снова провалились, но уже не так низко, и пошли, как блинчики по воде, в сторону Левашова -- мимо соседских домов, полыхающих, как стога сена, мимо развалившегося вокзала в облаке пыли, над озерами, блестящими под марсианским солнцем, поперек трассы на марсианский Выборг, которая была пуста, как на дорога кладбище.

  -- Что это было? - прокричал Леха как ни в чем ни бывало, вертя головой и пробуя выглянуть в окно.

  Каждый раз, когда он дергался, "яуза" угрожающе кренилась. Катажина делала возмущенные глаза и, оглядываясь, метала молнии. Федор Березин был занят управлением аэромобиля и не мог выразить своих чувств. "Яуза" не только подпрыгивала, но и виляла по азимуту - колокольня Богородинской церкви оказывалась то слева, то справа. Иногда оно возникала позади, а на горизонте блестели серые воды Финского залива. Причиной всему был вихри, налетающие с востока, которые кружил нас, как осенний лист.

  -- Лежи тихо! - наказал я Лехе и придавил его в области лопаток.

  Даже Росс понимал ситуацию и угрожающе заворчал. Один юмон тактично старался не касаться Лехи, потому как ему не положено было делать это без приказа.

  Небо было затянуто низкими, ватными облаками. Из этих мрачных облаков в Столицу падали огненные шары.

  -- Метеориты... -- зачаровано произнес Леха, когда салон "яузы" осветился огненным светом.

  -- Это не метеориты, -- со знанием дела заявила Катажина, отрываясь от зеркала, глядя в которое, прихорашивалась.

  -- А что же?! - с превосходством в голосе спросил Леха.

  -- Еб! - воскликнула Катажина Фигура в сердцах. - Простите мой французский, но это элементарно!

  -- Элементарно?! - дружно удивились мы.

  - Метеориты не могут изменять траекторию! - в сердцах она бросала салфетки прямо на пол кабины.

  -- Ба! - воскликнул Леха Круглов и с восхищением посмотрел на Катажину.

  И действительно, огненные шары вылетали из туч то там, то здесь, но потом изгибали свои огненные хвосты и все как один падали на Столицу.

  -- Откуда ты знаешь? - спросил я.

  Никогда не находил у Катажины способностей ни к технике, ни к науке, тем более к современному вооружению. Видать, на нее снизошло просветление.

  -- Это оружие, -- просто ответила она, подводя глаза, -- разве не ясно?

  -- Смотрите! - закричал Сорок пятый. - Смотрите!

  Со стороны Финского залива пришли большая волна. Вначале я решил, что мы летим над Рыбачьим или даже над Нахимовским озером, но потом понял, что вода везде, куда не кинь глаз. И только предгорье как обычно темнело на горизонте. Вот туда, похоже, Федор Березин и держал путь.

  Нас едва не перевернуло. В воздухе появился знакомый запах горящего металла. Ясно было, что атака Столицы мира и наводнение -- это работа "инделей" или даже базы астросов.

  Мы удрученно молчали, глядя на водную гладь. Потом в облака вдруг что-то вспыхнуло вначале на востоке, затем - на западе и ближе. Через несколько мгновений вспышки слились в одно гигантское марево, которое заполняло весь небосвод от края до края. В стратосфере отражались отблески. Не хотелось думать о худшем. О конце цивилизации на Марсе и вообще о конце человечества, то бишь марсианства.

  ***

  Как всегда долго-долго темнело, и еще дольше наступала ночь. Если бы не марево, едва ли вообще можно было ориентироваться в пространстве. "Яуза" -- это не та модель, которая имела оборудование для слепого полета. Обыкновенный городской аэромобиль, предназначенный для цивильных трасс и культурного обхождения.

  Федор Березин крикнул:

  -- Если мы в пять минут не найдем сухое место, то придется... -- он выразительно кивнул за стекло.

  Вода схлынула, и внизу простилалась мокрая, болотистая равнина. А ведь совсем недавно Марс считался абсолютно сухой планетой. Несмотря на то, что аэромобиль едва тянул, мы долго летели вдоль это болотистой равнины. Я потерял ощущение времени. В шуме мотора иногда проскальзывали неритмичные нотки, но этим дело и ограничивалось. И вдруг я понял, что мы сейчас упадем: в звучании неритмичных ноток вдруг появилась зависимость от свиста ветра за стеклом. Это значило, что когда Федор вытягивал "яузу", мотор сдавал все чаще и чаще и мы, теряя мощность, падали. Но пока еще никто ничего не заметил.

  Леха Круглов даже в такой ситуации остался верен себе: успел подремать, затем добрался до содержимого сумки и, лежа у меня на коленях, нервно поедал колбасу, пробуя при это соблазнить Росса, который пускал слюни, но отказывался брать подачку, презирая Леху от всей души, как, впрочем, и все мы. Даже Катажина бросала на него презрительные взгляды. Один юмон делал вид, что ему все нипочем, потому что юмоны, как самураи, не должны проявлять чувств ни к еде, ни к врагу. В салоне распространился чесночный запах купатов. У меня, как у Росса, потекли не то что слюни, а реки желудочного сока.

  Мы упали на склон лысой горы. Федор Березин сделал все, что от него зависело. Все-таки он был летчик от бога -- тянул, тянул, умудрился набрать скорость, а в последний момент задрал нос так, что мы увидели две яркие звезды: Сириус и Юпитер, и в таком положении как бы нехотя спланировал вправо, влево, перевалил через сопку и "шлеп" -- тихо приземлился, срубив всего лишь пару трухлявых деревьев. С минуту мы сидели молча вслушиваясь в тишину, окружившую нас. Лично я прикусил себе щеку. Остальные отделались испугом. Росс восторженно лизал мне ухо, просясь наружу.

  Первым опомнился Леха:

  -- Остановка, что ли?

  Он деловито сполз с моих колен, не забыв сумку и, подтянув штаны, нервно закрутил головой. Росс, растолкав всех, выпрыгнул следом, и побежал обследовать ближайшие кусты. За мной вылезли и все остальные.

  Столица мира горела. Даже с расстояния в добрых триста километров это выглядело грандиозным зрелищем. Если к этому добавить, что в стратосфере происходили непонятные явления в виде зеленоватых фосфорических вспышек, кровавых зарев, то легко можно было представить, что такое апокалипсис. Похоже, там шел бой. Только кого с кем? Неужели наши дали генеральное сражение?

  -- Насколько я понимаю, -- сказал Федор Березин, всей душой находясь в центре битвы, -- здесь недалеко Пушное, где выращивают розовых шитиков?

  Испуганно оглядываясь на марево, которое отбрасывало наши тени, мы спустились с сопки и вышли на разбитую дорогу. Здесь было уже совсем темно, и только она одна белела, как кости, среди мрачных сосен. Правда, иногда в стратосфере вспыхивало и затухало огромными снопами искр, но это только еще явственней делало темноту. Фонарик, который нашелся у Лехи в его необъятных карманах, давал ровно столько света, чтобы сносно ориентироваться в старом марсианском лесу. Поговаривали, что в нем бродили вовсе невиданные существа - не шитики и не домашние переселенцы с Земли -- а гесионы - как считают, выходцы из воды.

  Катажина примолкла, глядя на чащобу, и, прижавшись, висела на моей руке. Ее туфли приспособленные для чего угодно (в том числе и для сведения личных счетов), но не для подобного путешествия, затрудняли каждый шаг, и мы, проваливаясь по щиколотку, лезли по бурелому, который веками гнил в колее дороги и гнил бы еще столько же, но прошла колонна военной техники и превратила его в толстый слой трухи.

  Росс размялся и теперь трусил рядом, порой тыкаясь мне под колено холодным носом.

  Нас атаковали последние вялые комары. Они волнами налетали из чащи, разбуженные и недовольные, словно охраняли окрестные леса от пришельцев и чужаков.

  Вначале дорога бежала вдоль озера. Потом привела в лощину, которая неожиданно раскрылась, и мы с Катажиной уткнулись в спину Федора Березина.

  -- В чем дело? - спросили мы с Катажиной дружно.

  Росс тихо заворчал. Я держал его за ошейник. Шерсть на загривке у него стала дыбом, а в горле булькала злость.

  -- Тихо... -- как-то неопределенно произнес Федор и почему-то выключил фонарик. -- Поселок...

  Тогда мы увидели серые коробки домов, темные пятна зелени между ними и дорогу, устремленную в горы. Самое жуткое заключалось в том, что поселок казался мертвым, потому что ни единого огонька не горело в его окнах, даже собаки не лаяли.

  -- Темень, что в твоих штанах, -- проворчал Леха.

  -- Я боюсь... -- сказала Катажина и, кутаясь в шаль и прижимаясь ко мне еще сильнее.

  Леха по другую от нее сторону давно прикладывал воистину титанические усилия, чтобы она обратила на него внимание. Но похоже, после обжорства в аэромобиле, он окончательно пал в ее глазах, что меня вполне устраивало. К тому же ему мешала моя огромная сумка, которую он стоически волочил по земле.