Третий ангел - Элис Хоффман

Трава была великолепна, она благоухала, и ничто тут не напоминало о городе.

На скамье неподалеку сидели две молодые женщины и смотрели на Люси, их разговор явно шел о ней. Редко-редко доносился перезвон автобусов из внешнего мира. Они все еще продолжали говорить и поглядывать в сторону девочки.

— Нехорошо быть такими невоспитанными, — тихонько сказала Люси.

Обе они были высокие блондинки и очень походили друг на друга. Напомнили Люси лебедей, особенно своими длинными гибкими шеями и светлыми волосами. Она подумала, что, наверное, нарушила какое-нибудь из правил этого парка, может, здесь не разрешается сидеть на траве, или, например, этот участок вообще чья-то частная собственность. А может быть, Тут просто не такие порядки, как у американцев.

— Если вам так интересно, можете подойти и спросить, — продолжала ворчать девочка.

У себя дома, в Америке, она не решилась бы так смело вести себя, но сейчас совсем другое дело. Тут ее никто не знает. Никто не знает о том, что умерла ее мать. И о том, что после этого Люси заперлась в спальне и целую неделю ничего не ела. Пить-то она, конечно, пила, и вода после первых трех дней голодовки приобрела сильный и совершенно незнакомый вкус. Кажется, она даже стала похожа на вино, а может, это Люси просто вообразила. Сладкое, темное, вкусное. Сначала она подумала, что приключилось чудо, вода претворилась в вино, и, когда она выйдет из своей комнаты, окажется, что мама вовсе не умирала, а работает себе тихонько в садике или стоит у плиты и готовит дочке тост по-французски, обжаривая кусочек булки в смеси молока и яиц. Но вода в стакане оказалась обычной водой, а матери по-прежнему не было на свете. Ее красавицы мамы с темными длинными волосами, которая однажды не побоялась скинуть туфли и пойти прямо через пруд в Центральном парке к голубой цапле.

Вот тогда Люси и перестала верить во все на свете. Она вышла из своей комнатки, пошла на кухню и приготовила себе огромный сэндвич. И стала его есть, забросив свою глупую голодовку, когда она жила на одной воде. Отец, конечно, подумал, что с ней снова все в порядке, но он глубоко заблуждался.

Две любопытные англичанки подошли к девочке. Их звали Дейзи и Роз. Они были не только сестрами, но и лучшими в мире друзьями, даже стояли, взявшись за руки. На обеих были голубые юбки в складку и белые блузки.

— Мы смотрели на тебя, девочка, потому что ты ужасно похожа на Кэтрин Хепберн.[12] Мы ее просто обожаем, это наша любимая актриса. Она неподражаема. И мы подумали, что, может, ты ее родственница.

Оказывается, она ничего не сделала ужасного или неправильного. Люси улыбнулась. Обе девушки были по-настоящему взрослыми, но они разговаривали с ней так, будто она была им ровня. И так нервничали, что она и вправду почувствовала себя важной особой.

— Кэтрин Хепберн — моя тетя, — сказала она, что, конечно, было хотя и безобидной, но отъявленной ложью.

Но ведь так приятно говорить с людьми, которые принимают вас за какую-то знаменитость… к тому же Люси не хотелось их разочаровывать. И она продолжила:

— У Кэтрин Хепберн и моей мамы одна бабушка. Мы почти каждый день с ней видимся. Не с бабушкой, конечно.

Дейзи и Роз захотели все-все узнать о Кэтрин Хепберн, и Люси болтала почти целый час, разжигая их любопытство. В доме актрисы, сочиняла она, на завтрак подают лимонад и мороженое. А шофер у нее настоящий колдун, и к нему с неба слетаются голуби. Мисс Хепберн всегда просит Люси читать сценарии, которые ей предлагают, и, только выслушав ее совет, принимает решение. Просто она знает, что на Люси можно положиться. В Голливуде никто не носит купальников, просто терпеть их не могут, потому что купаются в собственных бассейнах, да и то преимущественно по ночам, при лунном свете. После захода солнца у актеров полагается пить шампанское, а свои нарядные бальные платья они больше одного раза не надевают. Надели — и выбросили на следующий день на помойку!

— Обязательно поеду в Голливуд, — объявила Роз.

Ее сестра удивленно уставилась на нее:

— Нет, это ты уж слишком!

Девушки проводили Люси почти до самого отеля и на прощание обнялись, будто теперь все втроем были лучшими в мире подругами; девочка сказала, что пусть они, если приедут в Соединенные Штаты, непременно навестят ее. Она велит шоферу Кэтрин заехать за ними в аэропорт и покатать по всему городу.

Когда она вернулась в «Лайон-парк», ее отец стоял в вестибюле и разговаривал с полицейским. Увидев дочь, он подбежал к ней и схватил ее в охапку.

— Где тебя носило? Мне рассказали, что ты болтала во время завтрака с каким-то незнакомцем, а потом исчезла!

Отец выглядел таким рассерженным, что Люси на мгновение испугалась и подумала, что он может поколотить ее, чего он вообще-то никогда не делал. Бен Грин не верил в телесные наказания, как и в пользу смертных приговоров. Просто в ту минуту он так выглядел.

— Я всего лишь ходила в парк, — ответила Люси. — И встретила там двух англичанок, которые хотели побольше узнать про Америку.

— Господи! Девочка моя, ты уже достаточно взрослая для того, что не вести себя так безответственно. Разве ты не понимаешь, как я волновался? Я думал, что тебя похитили. Мы все-таки в незнакомом городе, и откуда мне знать, где тебя искать?

— Извини, папа.

Люси чувствовала себя маленькой идиоткой. Снова Шарлотта получила в руки оружие против нее. Теперь она скажет, что у этой девочки нет никакого чувства ответственности. Еще один пункт в список. Некоммуникабельна. Неразвита. Неблагодарна.

— Разумеется, нам следовало оставить ее дома, — позже в этот день говорила Шарлотта мужу, когда они остались вдвоем у себя в номере.

Они только что вернулись в отель после обеда с родственниками Шарлотты. Бен хотел было привести с собой на это торжество дочь — пусть себе сидит все время в сторонке и читает что-нибудь. Жена же настояла на том, чтобы оставить девочку в отеле, и заставила ее дать письменное обязательство без разрешения отца не выходить из своей комнаты ни в коем случае. И сейчас Шарлотта сидела у зеркала, тщательно расчесывая свои длинные, медового цвета волосы. В эту поездку она отправилась с тремя чемоданами нарядов, один из которых был набит исключительно сумками и туфлями всех цветов.

— Оставить одну дома на целый месяц? Но Люси будет тут замечательно. Дети обладают отличной приспособляемостью. Вспомни, например, Анну Франк.

— Бен, умоляю, не напоминай мне больше про эту Франк! Слышать не могу этого имени. Мне надоели разговоры Люси о ней. Я даже от слов «франк» и «Франкфурт» вздрагиваю.