Ангел Габриеля - Марк А. Радклифф

Он не знал, как ему поступить. Одна его часть — та, которая полагала, что его собеседница явно не в себе, — почитала за лучшее просто подыграть ей. В конце концов, ему нужны вещи Джули. Но какая-то малюсенькая часть была зачарована возможностью сидеть в этом домике и писать портрет очнувшейся Джули. Это будет чем-то вроде психотерапии, решил он. А Майкл нуждался в психотерапии. Ему не хотелось сознаваться в том, что у него имеются какие-то потребности, он же не в коме, но от этого потребности не исчезали. Бренда, видимо, понимала, что, если он посидит с ней, спокойно рисуя, пока она тихо рассказывает ему о Джули, это поможет. Как и портреты, которые теперь лежали на заднем сиденье машины. Если учесть, что последние несколько лет он спал с женщинами, даже не удосужившись узнать их фамилию, — это был прогресс.

Пока они рисовали, Бренда действительно рассказывала о Джули. Она сказала, что та Джули, которую она знала, была очень замкнутой, когда только начала вести занятия в их центре. Когда старики задавали ей вопросы, касающиеся личной жизни, она уходила от ответов, и они считали это застенчивостью, граничащей с холодностью. Но через несколько недель один из самых пожилых учеников, рисуя стопку старательно сложенных книг, пожаловался на то, что у него рак печени. Он сказал, что не боится смерти, но беспокоится о жене, которая нуждается в уходе. Он говорил, что, может быть, жена найдет кого-нибудь другого, когда его не станет, и был при этом очень печален.

Джули спросила, сколько лет его жене, и он ответил: «Семьдесят девять. В следующем месяце исполнится восемьдесят». И Джули рассмеялась. Бренда сказала это ей в похвалу; хотя в тот момент все на нее глядели, она не постеснялась рассмеяться.

«Сколько лет вы женаты?» — спросила она. Старик ответил, что пятьдесят восемь лет. И Джули сказала, что не представляет себе, чтобы его жена захотела хотя бы посмотреть на кого-то другого, потому что ей не нужен никто другой; она пояснила, что в свои тридцать пять живет с человеком, который ей вовсе не нравится, и не уверена, удастся ли встретить того, с кем ей захотелось бы прожить хотя бы десять лет, не то что шестьдесят. А еще Бренда сказала, что Джули улыбнулась тому старику и сказала с необычайной искренностью: «Я отдала бы двадцать лет своей жизни — а я очень дорожу жизнью, — чтобы умереть, познав такую же любовь, какая есть у вас».

После этой истории она стала вести себя куда более непринужденно. Выяснилось, что начальство центра велело ей не рассказывать о себе, поскольку это признак «непрофессионализма». Позже Джули не раз шутила, говоря: «Они платят недостаточно много, чтобы я могла считаться профессионалом».

Он и вправду немного успокоился. Уезжая от дома Джеймса, он мог думать только о том, что ему нужно приехать к Бренде, быть вежливым, взять вещи Джули, затем вернуться к Джеймсу, забрать то, что найдет Джеймс, и вернуться в Лондон. Однако он пробыл у Бренды более четырех часов. Он взял кое-что из одежды — зеленый кардиган, который так сильно впитал в себя запах Джули, что он не удержался и положил его на сиденье рядом с собой, кое-какие зарисовки, сделанные ею во время путешествий, и большое количество музыкальных записей. Среди них было несколько дисков Ника Кейва и диск Пола Квинна с «Индепендент груп», который был вставлен в ее плеер, — вероятно, она слушала его перед тем, как уехать. И еще он захватил старые кассеты со сборниками песен разных исполнителей — он решил, что, раз это кассеты, они должны пробуждать воспоминания о ком-то или о чем-то из давних времен. Времен, когда она еще находилась в сознании.

Направляясь к дому Джеймса, он пытался представить себе, есть ли хоть что-то в целом мире, способное воздействовать на те крохи сознания, которыми в данный момент могла обладать Джули. Что мог отыскать Джеймс? И тут он напомнил себе, кто такой Джеймс. Линн же сказала: «Когда Джули уходит, она уходит навсегда». Скорее всего, она ничего не оставила в доме у Джеймса.

Майкл задался вопросом, хорошо ли будет, если он не заедет к Джеймсу? И понял, что хорошо. У него отлегло от сердца. Хотя он и провел в Норфолке больше времени, чем собирался, он раздобыл то, за чем приезжал, и даже больше. А Джеймсу можно позвонить из Лондона. Он легонько погладил зеленый кардиган, поставил диск Пола Квинна и свернул в сторону шоссе А11. Джеймс прекрасно проживет и без него.

В данный момент так оно и было. Приехав домой, Джеймс почти механически скрутил толстый косяк и заглянул в комнату, где жила Джули, чтобы еще раз убедиться: она ничего не оставила. С косяком в зубах, он неспешно спустился на первый этаж и подошел к полкам с компакт-дисками. Три или четыре из них принадлежали Джули.

«Белль и Себастьян», «Маззи стар», «Томполин». Какие нелепые названия. Неудивительно, что у них нет ни одного хита. Можно отдать диски Майку, ему не жалко.

Косяк потух. Проходя через кухню, он прихватил спички и направился в коровник. Там царил беспорядок: большие ржавые железные бочки занимали куда больше места, чем он предполагал, а кроме того, они воняли. От мерзкого запаха у него даже заслезились глаза.

Ничего страшного, решил он. Скоро все соберутся, и это место перестанет походить на коровник. И впечатление от него будет другое. Оно превратится в студию. Джеймс зажег косяк и глубоко затянулся. Дым заполнил всю голову и затуманил мозг. Когда все соберутся, все будет отлично. Все встанет на свои места.

48

Элли смотрела в потолок, положив руку себе на живот. Она ощущала в воздухе какую-то затхлость. Возможно, запах нестираного белья или воздух просто слишком спертый. Она не открывала окон уже несколько дней. Но этот запах ее устраивал: она не хотела бы, чтобы он улетучился.

Одна из особенностей любви, одно ее свойство, заключается в том, что она дает вам в руки оружие, которое позволяет бороться с неудачами. Некоторые люди думают, будто способное останавливать тучи, леденящее кровь любовное чувство, от которого перехватывает дыхание, которое изменяет каждую клеточку вашего тела, со временем угасает, превращаясь в нечто вроде товарищеских отношений, или, что еще хуже, приводит к неизбежному поражению. Элли не верила в то, что это правда. Она знала, что облака снова плывут по небу, а ее кровь снова теплая. Она знала, что без этого не было бы никакого продолжения. То чувство, которое она испытала после первых выходных с Габом, которое леденило кровь, когда они впервые поехали вместе в отпуск, когда только начали жить вместе, — это чувство по-прежнему жило в ней. Временами она жалела об этом, и сейчас она как раз думала о таких временах. Но она знала, что ждать от этих времен добра не приходится: они не приносили пользы раньше, так с чего бы им принести ее теперь? А потом, разве кто-нибудь хочет прогнать любовь?

Несколько месяцев назад он уезжал от нее на выходные. Якобы для того, чтобы повидаться с матерью, живущей в Испании, но ей показалось, что он специально дает ей время побыть одной. Возможность проверить, будет ли она скучать по нему. Она подумала, что это разумно, и с благодарностью ухватилась за такое предложение. И начала проверять. Договорилась с Иззи и Мойрой, что они сходят куда-нибудь выпить, хотя этого было мало для двух выходных. Ей хотелось устроить в квартире побольше шума, послушать ту музыку, которую сама захочет, посмотреть по телевизору те дурацкие передачи, которые сама выберет. Ей не понадобится идти на компромиссы или выслушивать комментарии Габа насчет бессодержательности передач типа «Танцев со звездами».

Первый вечер прошел просто чудесно: она осталась дома и посмотрела фильм, легла спать поздно и перед сном почитала. Следующее утро тоже было замечательным: она неспешно прибирала квартиру, слушая старые диски группы «Смите» и четвертый радиоканал Би-би-си.[121] Днем тоже все было хорошо: фильм, прогулка по магазинам, потом ванна дома и выход в свет с девчонками.

Именно тогда его отсутствие начало лишать ее душевного равновесия и постепенно вызывать ощущение, будто ей чего-то недостает. Иззи несла вздор, Мойра подначивала сестру. На душе у Элли стало неспокойно. Тем вечером, лежа в постели, она старалась понять, чего ей не хватает. Близкого общения? Кого-то, с кем можно было бы обсудить прожитый день? Но, разумеется, не чьего-то сарказма или раздражительности. А может, подумалось Элли, ей не хватает «старого» Габа, хотя тот Габ отсутствовал уже довольно давно. Она задавалась вопросом, может быть, тот человек, в которого она когда-то влюбилась, становится ближе, когда его оболочка — которую он когда-то носил, но затем уступил какому-то сварливому сукину сыну, называющемуся теперь ее бойфрендом, — находится в доме? Но, несмотря на такие мысли, несмотря на злость на того парня, которого сейчас не было рядом с ней, она знала, что ей недостает именно Габриеля. Со всеми его недостатками.