Слава для Бога (СИ) - Дед Скрипун

В белоснежном сарафане, отороченном золотом, в таком же белоснежном платке, скрывающим под собой уложенную в прическу косу, в белых сапожках с немного загнутыми вверх носами, она сжала локоть своего спутника, и не дала тому упасть. Богумир с благодарностью посмотрел на нее и улыбнулся:

— Что бы я без тебя делал, Славушка. — Едва слышно произнесли его губы.

— Горя бы не знал. — Ответила ему улыбкой девушка. — Жил бы себе припеваючи в своей Прави, меня бы не знал, и в ус не дул.

— Нет. — Мотнул головой Богумир. — То не жизнь была, жизнь вон она. — Кивнул он в сторону толпы. — Вот где истинна. Вот только ответь мне, кто им всем разболтал обо мне?

— Не знаю. — Пожала плечами Слава. — Но думаю, что без нашей вездесущей занозы, домового, тут не обошлось. Но это и к лучшему, хватит тебе хоронится, никто уже больше тебя во лжи не обвинит. Верят все в твое божественное происхождение, даже идола дубового резать начали.

— И то правда, хотя идола рано еще. Погоди чуток, дай я люду столичному слово молвлю. Раз уж пришли любопытные, то пусть помогают. — Он отстранился от Славы и сделал шаг вперед. Поднял руку, привлекая внимание и потеряв равновесие вновь едва не упал, но справившись с накатившей слабостью поклонился толпе, которая мгновенно стихла.

— Здравия вам, люд честной.

— И тебе, батюшка выздоровления. — Загомонила толпа, но вновь стихла, подчинившись поднятой руке.

— Греет мне душу ваше неравнодушие. Спасибо вам за это. — Продолжил говорить Богумир. — Просить хочу о помощи. Идемте на берег реки вместе с нами, там, во время таинства, помолитесь, попросите создателя всего сущего, властителя нашего, Рода, за меня и невесту мою. Молитва ваша ему в радость будет, ибо нет для бога ничего слаще, чем вера в него. — Богумир покачнулся, теряя сознание, но тут же Слава подхватила его под руку, а с другой стороны, помог вышедший следом за ними Перв. — Идемте. — Едва слышно прошептал Богумир, не будем терять время, у нас его немного осталось.

— Истину глаголешь, боже. — Рухнул от куда-то сверху на его плечо Орон, от чего Богумир поморщился.

— Какой же ты тяжелый. — Вздохнул он. — Вот тебя-то чего с нами понесло?

-Эээ.... Не скажи. Мы теперича с тобой одной судьбой повязаны, где тебя вспомнят, там и меня помянут, ну а где меня, то уж куда деваться, и ты присоседишься. — Каркнул довольно ворон. — Ну чего встали-то, зенки повылупили? Пошли гадость с тел смывать, больно уж на вас, красивых посмотреть охота.

— Копья в небо! — На дороге, в легком мареве утреннего тумана, показался строй воинов в начищенных до блеска кольчугах, с князем во главе, рядом с которым важно вышагивал волхв.

Едва приблизившись к крыльцу воеводского терема, сквозь расступившуюся толпу, они поклонились Богумиру в ноги коснувшись пальцами земли:

— Дозволь батюшка, сопроводить тебя с невестой, до места. То честь для нас великая. Не часто богам с небес сошедшим служить доводится.

— Ох зря вы это все затеяли. Не к чему мне вся эта торжественность. Но раз пришли, то не гнать же, идемте. Лишние голоса в молитве не помешают. — Вздохнул Богумир. — В силу войду, будет ваше княжество под моей защитой. Клянусь в том.

— А Перун появится, а Морена? — Загомонили вопросами возбужденные люди.

— Вам ненасытным одного бога мало? — Громко ответил кто-то любопытным горожанам, вопросом на вопрос, голосом очень похожим на Филькин. — Все вам зрелищ подавай...

***

Туман неровным покрывалом стелился по ровной как зеркало поверхности реки. Солнце едва показало оранжевый край над горизонтом, когда торжественная процессия подошла к берегу.

Две фигуры, мужская — черная, и женская — белая, с парящим над ними вороном, отделились от общей людской массы и под вздох восхищенной толпы пошли, прямо по воде, как по дороге. Легкая рябь разбегаясь от их ног, беспокоила утренний туман, который недовольно разлетаясь в разные стороны, указывал мерцающей солнечной дорожкой путь, по которому влюбленным предстояло пройти. Всего несколько шагов и они остановились:

— Семаргл Сварожич! Велик Огнебожич!

Спали Боль-хворобу, очисти утробу,

у чада людины, у всякой тварины, устара и млада,

Ты, Божья услада. Огнём очищая, мощь Душ отворяя,

спаси чадо Бога, да сгинет хвороба. Тебя прославляю,

к себе призываю, и ныне и присно и от Круга до Круга!

Тако бысть, тако еси, тако буди!

Стоял, подняв руки к восходящему солнцу, и пел молитву Богумир. Слава завороженно смотрела то на своего жениха, то на затвердевшую в камень под ногами воду, и тихонечко подпевала, а на берегу, в это время неистовствовала кланяясь, и молясь толпа горожан.

Внук Перуна сжал невесте зажатые в ладони пальцы, и улыбнулся:

— Ничего не бойся родная, все будет хорошо. Что бы вновь родится, надо умереть, таково правило, и нам надо ему следовать. Только так можно исправить то, что я натворил своей глупостью. Мне больно от того, что тебе придется все это испытать, но я с тобой, и что бы не случилось, мы справимся.

Слава не ответила, а лишь посмотрела в глаза и улыбнулась. Столько добра, и столько веры было в этой улыбке, что сердце Богумира бешено заколотилось. Он сделал над собой усилие, пытаясь успокоить забушевавший в душе пожар, и сделал следующий шаг. Она уверено пошла рядом.

Вода в этот момент забурлила, и раздался веселый смех, словно сама река обрадовалась долгожданным гостям.

— Это русалки. — Прошептал Богумир, не бойся они нам помогут.

Слава лишь завороженно кивнула, ей было страшно и любопытно одновременно, и еще она понимала, что только так можно вновь стать той, прежней Славуней, стройной и пригожей. Она все сделает, так как надо. Ее жених бог, и он достоин иметь красивую жену, а не ту уродину, какая она теперь. От утренней реки веет холодом, и наверно потому непроизвольно дрожат руки. Но это не страх, это только холод.

— Не волнуйся, сжал ей ладонь Богумир, почувствовав волнение. Я рядом.

— И я недалече буду. — Каркнул довольный собой, крутящийся над головами Орон.

Они вышли на середину и остановились.

— Сейчас будет больно. — Богумир взял ее за плечи, развернул, и прижал к себе. — Но так надо, не испытав боли не обновиться. Надо потерпеть.

Слава кивнула, готовая ко всему рядом с любимым.

Небеса нахмурились надвигающейся грозой, завыли ветром, стало темно и зазвучали божественным дуэтом, из туч два голоса, женский и мужской:

Роде. Все боже!

Ты Святость священнее всех святостей!

Породитель наивысший и Дух Света Предвечный,

Движением мысли своей в Диве

Ты миры многие порождаешь, посему

Ты есть во всем, и все есть в Тебе,

Светом Безграничным

Ты души все наполняешь,

Поконом Святым на жизнь вечную благословляешь,

Счастливы те, кто мудрость Твою наивысшую ведают!

Родителей Небесных, Богов Родных и Предков светлых держатся,

Святость Прави на Земле утверждая, во Сваргу Пречистую идут!..

Хлынул ледяной ливень, вода реки стеной поднялась ему на встречу, и окутала прозрачным коконом Богумира со Славуней. Замерла, на миг, наливаясь бешеной энергией грозы, и внезапно рухнула, утащив в пучину, влюбленную пару.

Словно кипятком обдало кожу, вытерпеть это было невозможно, и Слава закричала от боли, но тут же захлебнулась. К ней лицом к лицу стоял Богумир, держал ее в объятьях, смотрел в глаза, морщился от боли, но улыбался.

— Терпи девочка. Так надо. Сейчас станет легче. Не сдавайся. — Забулькал он врывающейся в горло водой. Ему то же больно, но он старается этого не показывать.

Вода бурлила кипятком, подняв густой туман там, где только что стояли юноша и девушка. Толпа на берегу завороженно молчала, и не смея моргнуть смотрела.

По небосклону летела, запряженная вороной тройкой колесница с парой поющих гимн Роду богов. Пролетая над местом, где канули в пучину внуки, швырнули Перун с Перуницей громыхнувшие грозой молнии, в бурлящий водоворот, и слившись с черной тучей, заслонившей солнце, растворились в ней, и та мгновенно превратилась в невинное облачко, мирно плывущее по голубому утреннему небу.