Вилла Бель-Летра - Алан Черчесов

— Преклоняю колени, Жан-Марк. За здоровье героя Расьоля!

Снова выпили. Снова — до дна. Дарси спросил:

— Не пора ли подняться вам к Адриане?

— Ее я дарую вам тоже, — возгласил басовито француз. — Так да будет!

Но тут заупрямился Суворов:

— Ничего так не будет. Забирайте поклажу домой. Мне чужого не надо.

— Мне тоже, — поспешно откликнулся Дарси.

«Поклажа» лежала нетронута и как будто немного храпела.

— Бедняжка, — сказал сердобольный Расьоль. — Это кляп трансформирует звуки. Может, вынуть?

— Лучше утром, — советовал Суворов. — Еще лучше — в Париже. Верните родине Орлеанскую Деву со всеми возможными почестями. Беритесь за ноги, Жан-Марк. Дарси, хватайтесь за тулово. Ну же, смелее. Раз, два…

— Стоп! Ну к чему нам, скажите на милость, излишние хлопоты? Я вам вполне доверяю, сосед. Пусть себе отоспится, а поутру в местной кузнице я разживусь кандалами, тем временем Оскар съездит в овчарню за клеткой, а вы…

— А я должен, по-вашему, целую ночь сторожить, как египетский раб, полоумного сфинкса? Да она вдобавок храпит, как Фальстаф! Я же глаз не сомкну. Не пойдет! Хватайтесь за ноги…

— Пятница, тринадцатое, — пробормотал англичанин. — Вот и не верь после этого приметам.

— Осторожней, коллеги. Не кантовать! — Нрав у Расьоля оказался и вправду мягче, чем можно было ожидать.

В четыре утра в дверь Суворова вновь постучали. Проклиная себя за свою доброту, он босиком прошлепал по комнате.

— Чего вам еще? — заворчал он спросонья.

На пороге была Адриана.

— Пустите, — отодвинув его, словно шторку с окна, она без помех проникла внутрь комнаты и, сорвав с себя по пути ночную рубашку, загорело залезла под одеяло. Потом приказала: — Ко мне!

Суворов продрал глаза и попытался задуматься.

— Ну же, кому говорят!

— Послушайте, девушка, я не…

— Перестаньте болтать! Я вас жду.

Изображая покорность, Суворов осторожно приблизился, обреченно вздохнул, потом вдруг проворно нагнулся и, подхватив свои тапки, отпрянул назад, в оборону — надо сказать, очень вовремя: удар кулачка пришелся на коврик. Девушка взвыла. Ногам же аскета сразу стало теплей.

— Адриана, я понимаю, вы опечалены. Но будьте же благоразумны. У меня веки слипаются. Отправляйтесь-ка лучше к себе. — Потоптавшись в ее напряженном молчании, он уныло сознался: — Я вас боюсь…

— Вы хотите меня.

— Вовсе нет. То есть раньше — возможно, и да… Вы казались мне… привлекательной. И, конечно, сейчас вы неотразимы, просто прекрасны, клянусь! Но сейчас… Уходите, прошу вас. Кое-что изменилось. Расьоль — он мне вроде как друг.

— Будь он проклят! Георгий, мне плохо. Поимейте же жалость. Дарси — тот, мерзавец, мне вовсе дверь не открыл.

— Знай я, что то были вы, поступил бы точь-в-точь как Дарси.

Адриана заплакала. Суворову стало совсем уж тоскливо. Время стояло, не двигаясь, между ними стеклянной стеной.

— Я люблю его, Георгий. А он меня предал. Чувствую, он стал другой. Не будьте болваном. Корчите из себя недотрогу! Полезайте в постель. Или хотя бы скажите, с кем этот карликовый проститут мне изменял?

— Успокойтесь. В ваше отсутствие Жан-Марк на редкость… гигиенично хранил вам верность: ежеутренне делал зарядку, обливался студеной водой, протирал дважды в день пыль с залысин, играл с нами в фантики, водил хоровод, копался лопаткой в песочнице, — словом, во всем соблюдал святую невинность, если, конечно, не считать того раза, когда был застигнут Гертрудой колупающим пальцем в носу. Но, надеюсь, вы за это его не отправите в ясли?

— Он сделал мне больно.

— Однако же шишки на черепе я разглядел у него, не у вас.

— Вы думаете, я идиотка?

— Вы — само обаяние. Только я не пойму, почему мне сейчас нужно вам говорить комплименты. Оттого лишь, что ваш побитый любовник заснул? Он ведь спит? Ну вот видите!.. Так уж случилось, что я тоже мечтаю последовать его примеру. И незамедлительно. Идите к себе. Пора перевернуть вашего малыша на бочок.

Адриана встала, подняла с пола рубашку и, перекинув ее через плечо, направилась к выходу. Суворов благоразумно зажмурился. Уже распахнув дверь, она обернулась и изрекла:

— Он послал в альманах свой рассказ, подписав моим именем. Там Лира фон Реттау убита своею служанкой. Отравлена. Это же чушь…

Суворов сглотнул и растерянно выдавил:

— Но ведь вы так и думали…

— Чепуха! Я всегда полагала, что она их надула. Впрочем, так же точно надует всех вас.

Дверь закрылась. Суворов ударил подушку. В окно заглянул недовольный рассвет.

Спустившись по лестнице, Адриана вдруг поняла, что прошла мимо нужный этаж. Не стерпевши, прыснула со смеху. Идти вверх опять не хотелось. Хотелось чего-то другого. Поразмыслив, она выбежала в коридор, затем спешно покинула дом.

Войти нагишом в сонную гладь было сродни волшебству: нежный обряд очищения полнолунной и полной, как тишина, полноводной свободой. В общем-то, так даже правильно: лучше отдаться озеру, чем писанным под копирку типажам, возомнившим себя прототипами…

Когда по пустынному озеру плывет в одиночестве девушка, никогда не знаешь заранее, что с ней может содеяться, прежде чем утро проснется и направит сюда чьи-то ищущие глаза.

Пока же разумней всего сделать паузу и послушать немного плеск волн.

Вальдзее — дышит…

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ (Гипербола)

…Никакой мужчина не может спокойно отнестись к тому, что с его возлюбленной в его отсутствие вообще что бы то ни было происходило.

Самой ссоры Суворов не видел. Он прибежал уже после того, как случилась беда. Услышав нечеловеческий крик, он, еще не одетый, расхристанный, мокрый, завернутый в полотенце и с недобритой щекой, примчался в столовую, где застал Расьоля, обнимавшего рыдающую Адриану (при этом ладони его были странным образом оттопырены — так, будто боялись испачкать манжеты сорочки о трясущуюся в лихорадке спину). Рядом переминался с ноги на ногу Оскар и держал пальцами окровавленный нож. На паркете лежала Гертруда. С первого взгляда было ясно, что кухарка мертва. Из-под левой подмышки по белому фартуку наливалось разводом пятно.

— Дарси! — выдохнул в ужасе Суворов.

Англичанин помотал головой и указал подбородком на приникших друг к другу любовников. Расьоль, подтверждая, прикрыл на секунду глаза.

— Вы вызвали «скорую»?

Никто не ответил.

— Надо же что-то делать!

— Например, помолчать.

Оглянувшись на голос, Суворов увидел Туреру. Она стояла в проходе, и в глазах ее он прочитал такую жестокую волю, что сердце в груди у него снова екнуло, потом сразу свернулось стылым и плотным комком. Склонившись над телом, Элит ощупала запястье, потом коснулась шеи и подтвердила:

— Мертва. Дарси, скатерть…

Тот сделал шаг к столу, поколебался, куда девать нож, затем сунул его в чашу с вишневым компотом окровавленным лезвием вниз, открыл кухонный шкаф, развернул покрывало и осторожно, словно боясь разбудить, набросил его на Гертруду. Турера продолжала распоряжаться:

— Суворов, сходите оденьтесь. Заодно подумайте над сюжетом того, что здесь приключилось. Кое-кому он может быть интересен. Хотя… Едва ли ее кто-нибудь хватится: ни родственников, ни друзей. Бедняга с детства была никому не нужна… Вы, Расьоль, приведите в чувство мадемуазель и усадите ее на поезд. Полагаю, вам, милая, нет нужды даже невзначай говорить Жан-Марку о том, куда вы намерены ехать. Оскар, позаботьтесь, пожалуйста, о своем собственном алиби. Вовсе не обязательно было хватать в руки нож уже после того, как… Впрочем, если кто-то считает, что мы должны вызвать полицию, я не стану препятствовать. Только надо решать все сейчас. Оскар?

Дарси был бледен. Он опять помотал головой и спросил:

— Как мне… Куда мне девать? Чтобы алиби?..

— Вы про нож? Думайте сами. На то вы и сочинитель. Но сперва уточним: стало быть, вы?..

— Я как все.

— Хорошо. Пойдем дальше. Жан-Марк?

— Мне дороже Адриана…

— Понятно. Адриана?

— Она просто булькнула… Я схватила… я ткнула ножом, а она метнулась наперерез и прикрыла собою Жан-Марка… Откуда-то сбоку… Я не заметила.

— Вы хотите в тюрьму?

— Не хочу.

— Георгий, что скажете вы?

Суворов увял. Повиснув с щеки, пена пала на мертвую скатерть. Его передернуло.

— Ну же!

— Я не видел. Я только пришел. Значит, это была Адриана?..

— Вы не видели. Только пришли. Вы не знаете, кто это… Наверно, вам лучше спокойно сменить свой костюм и все позабыть из того, что вы, к вашему счастью, не помните.

— Она просто булькнула, словно внутри у нее лопнул шарик с водой… — повторила Адриана.