Последний сын - Андреев Алексей Валерьевич

— Нет, — уверенно ответила Фина, — здесь другой кофе. Настоящий.

— Пломбир с шоколадом, — выбрал Ханнес.

— Кофе и два мороженых, получается, — подытожила Фина, но, поглядев на сына, прищурилась и уточнила: — Три мороженых.

— Третье — для отца? — не понял мать сын.

— Для тебя!

— Тогда второе мне можно с сиропом?

— Конечно! — весело сказала Фина и отправилась за кофе с мороженым.

Ханнес повернулся к окну. На улице уже стемнело. В стекле Ханнес увидел свое отражение, а над ним — свет лампочки. Свет этот отражался сквозь следы чьих-то пальцев и на стоявшей посередине стола солонке.

В кафе зашли несколько человек, как понял Ханнес — рабочие после смены. Закинув одежду на вешалки, двое из компании пошли делать заказ, а оставшиеся стали сдвигать столы и стулья. Гремели они так, что военный, сложив газету, строго посмотрел в их сторону. Вытиравшая столы девушка вздрогнула.

Фина, осторожно неся разнос, несколько раз оглянулась на шумную компанию.

— Что там они? — чувствуя возникшее напряжение, спросил сын.

— Не обращай внимания, — ответила, как о чем-то незначительном, Фина.

Другие посетители кафе словно услышали ее совет и спокойно вернулись к своим делам.

На разносе матери оказалось только два мороженых.

— Второе для тебя я потом заберу. А то оно растает, — объяснила Фина.

Ханнес с довольным видом взял мороженое и воткнул в него ложку. Он хотел отломить большой кусок, но, бросив взгляд на мать, осторожно поскреб кончиком ложки по краю ближнего шарика. Фина одобрительно моргнула.

К ним с набитой салфетницей подошла вытиравшая столы девушка в фартуке.

— Вам положить салфетки?

— Если можно, — ответила, сделав глоток, Фина.

Девушка оставила салфетницу возле солонки на середине стола.

Воспользовавшись тем, что мать отвлеклась, разошедшийся Ханнес успел съесть половину порции. Фина, которая даже не начала свое мороженое, попросила его не спешить. Сама она наслаждалась кофе. Чашка была небольшая, и Фина пила его маленькими глотками, чтобы растянуть удовольствие.

— Спасибо! — шепотом сказал сын, отодвинув пустую креманку.

— Как тебе? — спросила Фина.

— Здорово!

— Сейчас я тоже попробую… — Фина протянула сыну чек. — Пойди, возьми себе второе. Только на ходу не ешь.

Взяв чек, Ханнес ушел. Фина стала наблюдать за ним. По пути сын обратил внимание на что-то среди одежды на вешалке, где разделась компания рабочих. Он долго стоял у раздаточной, прежде чем к нему вышел оттуда человек. Взглянув на чек, человек вынес мороженое и поставил его перед Ханнесом.

Возвращаясь, сын опять внимательно посмотрел на что-то среди одежды на вешалке. Он даже остановился и сделал шаг к ней. Один из рабочих заметил любопытство Ханнеса, но ничего не сказал, а только, откинувшись на стуле, проследил, куда дальше пойдет мальчик с мороженым.

— Что ты там увидел? — встретила сына вопросом Фина.

— Ме-та-лло-фон, — по слогам произнес Ханнес. — У нас в садике такие были. Они лежали рядом с игрушками, но нам никогда не разрешали их трогать.

— Наверное, этот металлофон рабочий купил домой в подарок сыну или дочке, — задумчиво сказала Фина.

Она выглянула из-за закрывавшего обзор Ханнеса на компанию. Рабочие что-то негромко обсуждали, стуча вилками о тарелки и гремя стаканами.

— Не мог он его сегодня купить. Он сюда с другими пришел сразу после смены, — поправила себя Фина.

— Значит вчера купил, — подсказал сын. — Или позавчера.

Он вместе со стулом вплотную подвинулся к столу, склонился над мороженым и лизнул его.

— Это еще вкуснее! — светящимися от счастья глазами посмотрел на мать Ханнес.

Фина сняла с кончика носа сына каплю сиропа. Попробовав ее, мать значительно кивнула.

— Очень вкусно.

Фине хотелось еще заказать себе кофе. Тем более, что сын вовсю был занят мороженым. Интересно, где они взяли этот кофе? Просто так его достать невозможно, а здесь он еще и стоит недорого. Другого ответа, кроме того, что у кафе откуда-то есть большой запас такого кофе, Фина не находила. Решив взять еще одну чашку, она уже поднялась со стула, как заметила возвращавшегося к своей компании от стойки бара рабочего. В каждой руке он держал по бутылке.

Не желая давать ни малейшего повода той компании, Фина села на место. Скорее всего, эти люди — с той же фабрики, что и Телль. Может быть, муж вместе с ними в одном цехе работает.

— О чем ты думаешь, мама? — заметив грусть на лице Фины, оторвался Ханнес от мороженого.

— Я вот смотрю на этих людей, ведь их ждут дома дети, — тихо, но внятно начала Фина. — Каждый ребенок хочет, чтобы папа принес ему что-то вкусное, поиграл с ним, почитал книгу или рассказал сказку. А папа приходит пьяный, без денег. И хорошо, если просто ложится спать, а не устраивает скандал. Для окружающих он всего лишь — мерзкий пьяница, а для ребенка — папа. Каким бы он ни был, ребенок все равно его любит, для него он — самый лучший папа на свете, самый родной…

Наевшемуся Ханнесу было лень размышлять над тем, что сказала мать. Своего отца он ни разу не видел пьяным.

Когда они с Финой, направляясь к выходу, проходили мимо вешалки, Ханнес показал матери на торчавшую из кармана одной куртки коробку с металлофоном. Фина кивнула.

— Хорошо, если ее никто не украдет, — ответила она сыну.

Фине очень хотелось, чтобы ребенок, которому купили этот металлофон, получил свой подарок сегодня вечером.

***

Утром Ханнес проснулся с больным горлом. Вытащив у него градусник, на котором показывало 38, Телль вопросительно посмотрел на Фину.

— Надо сбить температуру и вызвать врача, — сказала она, спокойно приняв его взгляд.

Телль перед работой отправился в поликлинику. Карточку Ханнеса в регистратуре не нашли.

— Он снят с учета, — посмотрев в журнал, развели руками в регистратуре.

— Что? — не поверил услышанному Телль. — Почему?

— Тут не указано. Участковый врач снимал. Надо у него спрашивать.

Прием у участкового начинался через четыре часа. Телль растерянно взглянул на свои часы. Он еще успевал на работу, но надо было предупредить Фину. Телль быстрым шагом добрался до дома и, не отдышавшись толком, выпалил ждавшей его или врача жене, что из поликлиники помощи не будет.

— Ясно, — махнула рукой Фина.

Она разбавила в стакане настойку календулы. Пока Ханнес полоскал горло, мать расписала до вечера ему лечение. Затем вытащила из шкафа таблетки, навела еще полоскание. Уточнив у сына, все ли он понял, что и как надо делать, Фина стала одеваться на работу.

— Я постараюсь прийти рано, — поцеловав перед выходом сына в щеку, сказала она.

Сидеть с Ханнесом Фину не отпустили, объяснив, что горит годовой план, но разрешили уходить пораньше, при условии выполнения увеличенной дневной нормы. К такому раскладу Фина была готова. Не пойдя на перерыв с политинформацией, к сыну она вернулась уже в половине пятого. Ханнесу стало лучше. Он сделал все, что написала ему в лечении мать.

— Ну вот. Еще пару дней, и будешь как новенький, — обрадовалась Фина.

— Как новенький — это значит: смогу слышать, — пошутил Ханнес.

— Почти как новенький, — быстро поправилась Фина.

Лучше бы сын этого не говорил. Вернее: лучше бы она этого не говорила. Заметив печаль на лице матери, Ханнес положил руку ей на колено и улыбнулся.

— Я поправлюсь, мама, — пообещал он.

Фина потрогала сыну лоб.

— Не горячий? — с надеждой спросил сын.

— Нет.

Сын взял руку матери и прижал ее к себе.

— Ты уж прости меня, — виновато сказал он. — Не думал, что заболею.

— Ты еще не совсем взрослый, — с нежностью ответила Фина.

Телль после смены отправился в поликлинику. Участковая, уже завершив к тому времени прием, что-то писала в кабинете, склонившись над толстой тетрадью. Телль сел на кушетку для пациентов. Врач не обращала на него внимания. Закончив писать, она закрыла тетрадь, на обложке которой был наклеен белый квадрат с большими красными буквами, и подняла голову на Телля.