Смерть меня не найдёт (СИ) - Летова Ефимия

— Меня не предупреждали о вашем визите, Лигран, а ведь я настоятельно просил вас не заходить на мою территорию. С вашей стороны это так… опрометчиво.

Глава 54.

Напряжение, исходящее от Лиграна, ощущалось мною физически. Зрение быстро адаптировалось к темноте, и я, стоящая почти вплотную к нему, подняла глаза, не в силах отойти назад, потому что любое движение назад приблизило бы меня к жрецу, а между ними двумя я однозначно выбирала лирта королевского следователя. И сейчас я смотрела ему в лицо, понимая, что страха перед ним не испытываю вовсе, несмотря на все странности его поведения: тот момент, когда он прикасался ко мне в Винзоре, так неприятно, до тошноты, когда столь легко согласился с моим арестом, когда вышел из винзорского зала во время казни. Если бы не это мёртвое тело, я бы даже подумала… Но верить ему нельзя. Ни верить, ни доверять, как бы ни хотелось.

Правда, в данный момент у меня нет другого варианта, только замереть и надеяться на то, что следователь не сдаст особо опасную государственную преступницу, которая когда-то дарила ему успокоительные травы и заваривала чай, а теперь стояла ни жива ни мертва, уткнувшись носом в чёрную ткань плаща на его груди.

Лигран, конечно, не ожидал увидеть меня здесь. Выглядит он… неважно, впрочем, вряд ли удивление — единственная тому причина. Губы напряженно сжаты, по бледному гладкому лицу, такому картинно-красивому и правильному, пролегли тёмные тени, словно он не спал несколько суток подряд, кажется, на висках даже застыли капельки пота. Но голос звучит ровно, взгляд карих глаз с зелёными крапинками устремлён поверх моей головы:

— Прошу прощения за нарушение договорённостей, поверьте, что без особых на то причин я не пошёл бы на этот шаг, но сейчас, когда ни вы, ни мы так и не смогли отыскать девушку, а роковая дата приближается, я считаю, что не время обращать внимание на неподтверждённые предрассудки прошлого, и мы могли бы забыть прежние распри и недопонимания, объединиться ради общей цели. И в данном случае я выражаю не только свою личную волю, но являюсь непосредственным вектором королевского волеизъявления, так что…

Его речь, такая витиеватая и такая гладкая, как барельеф на стене храма, течёт ровно, монотонно, усыпляюще, почти без пауз, так что прервать его вежливо не представляется никакой возможности. И в то же время между нашими телами проскальзывает его рука, пальцы, мазнув по шее, скуле, застывают напротив моего лба, близко-близко, не касаясь кожи, буквально в паре миллиметров. И даже своим онемевшим лицом и мертвой плотью я чувствую легкое покалывание и тепло, нет, уже не тепло — жар, исходящий от его руки. Он словно пытается меня погладить через невидимое стекло, пальцы порхают рядом со лбом, глазами, щеками, носом, губами, подбородком. Раскалившаяся кожа горит, плавится, вот-вот закапает на пол растаявшим воском.

— … возможно, в знак временного вынужденного перемирия вы разрешите мне присоединиться к Тритию и от лица королевской фамилии вознести мольбу Тирате о скорейшем…

— Лигран, сейчас не место и не время, — голос Верховного приобретает обманчивую опасную мягкость. — Простите мне моё негостеприимство и излишнюю резкость, причины которой, впрочем, известны вам не хуже, чем мне. Прошу. На Тритий всё же не приглашаю, но и стоять вот так…

Я, так и стоящая к лирту Веритосу спиной, не вижу, но чувствую, как он смещается, отходит в сторону, уступая дорогу, и впервые меня посещает мысль о том, что своим присутствием здесь я не только подвергаю себя опасности, но и дискредитирую следователя, который вроде как меня покрывает. Допустим, мне снова повезёт, и я удеру сквозь пространство, но вот Лигран! Жрец легко предъявит ему обвинение в пособничестве, а как же иначе: стоял рядом, словно любовничек на свидании, чуть ли не в обнимку, на помощь не звал, в темницу не тащил, будто так и надо.

— Лирта, — как ни в чём не бывало, обращается ко мне следователь. — Перестаньте смущаться, лирт Веритос вас не обидит.

Он меня… что? Не обидит? Не обидит?! Ну, да, убьёт пару разочков да попытает, сапоги предложит облизать или пальцы отрубить, сущая мелочь, какие могут быть обиды.

— Поднимайтесь, обсудим кое-что… приватно, — почти светски продолжает жрец. — К сожалению, больше пары декад минут выделить вам не смогу, но…

Лигран берет меня за плечи и, как куклу, разворачивает на сто восемьдесят градусов, подталкивает вперёд между лопаток. Никто не воздействует на мою волю извне, но я подчиняюсь — физически-то он явно меня сильнее, ещё не хватало, чтобы на руках тащил.

Вот сейчас он меня жрецу и презентует, в знак примирения, так сказать. Этот презентует, тот упакует, а потом они на пару помолятся Тирате о скорейшем возвращении фелиноса.

Я поднимаюсь по ступенькам, как на эшафот. Человек тридцать служителей замерли у своих стасидий, лирт Веритос стоит в паре метров от нас, ветер наконец-то отыскал объект для трепыханий: сиреневые волосы служителя, которому очень не хватает могучего посоха и бороды, просто какая-то мучительная незавершённость образа. Жрец равнодушно скользит взглядом по моему лицу, а потом совершенно спокойно обращается к Лиграну:

— Пойдёмте.

Лигран, закутанный в чёрный плащ, только подчёркивающий нездоровую бледность его лица, по-военному чётко разворачивается и следует за жрецом. Я невольно смотрю на его ботинки — они перепачканы в земле, словно он только что увлеченно выкапывал могилу, и это как-то диссонирует с его внешностью и характером.

Впрочем, откуда мне знать его характер! Дело вообще не в этом, а в том, что жрец и следователь удаляются в сторону одного из домиков, не обращая более на меня никакого внимания. Вообще никакого! Лирт Веритос, он же смотрел мне в лицо, и ни малейшего узнавания не мелькнуло…

Тоже передумал меня ловить? Да нет, не может быть! Но тогда…

Кто-то осторожно касается моего плеча.

— Лирта Агилла?

Я оборачиваюсь, а бритоголовая Стая с удивлением отступает назад:

— Простите, лирта, обозналась, просто… да, простите.

Испытывая дикую, невероятно сильную потребность увидеть себя в зеркале или хотя бы судорожно ощупать своё лицо, я тем не менее сдержалась, пожала плечами и продолжила стоять, ожидая Лиграна.

А, наверное, надо бежать, это было бы единственно правильным решением, и если жрец по какой-то причине меня не узнал, то это невероятная удача, которой надо пользоваться и…

Но я почему-то стою и жду. А между тем служители тоже ждут, преданно, как сектанты — отца-настоятеля, замерев у своих скамеечек, глядя в небо или, что называется, внутрь себя. Спрашивается, чего бы им не начать уже молитву, можно подумать, лирт Веритос обеспечит Тирате какую-то особую слышимость…

Я жду, они ждут, тишина зависает в воздухе, кажется, можно её пощупать, ветер затихает, а меня снова атакуют воспоминания и мысли, внезапные, словно призраки оголодавших летучих мышей.

Детство… мама… тётка… школа… лавка… травы… Лигран.

Мама болеет. Страх. Печаль, разрывающая сердце. Никто ничего не может сделать.

Чувство вины. Почему? Не знаю…

Злость. На кого? Не помню…

Может быть, на неведомого отца, который никак не помогал нам?

Куда Агнесса ходила по ночам перед тем, как украсть реликвию? Мог ли быть у неё сердечный — или постельный, как предполагала гневливая тётушка — друг? Не знаю. Внутри ничего не откликается, ничего не вспоминается, точнее — никого, кроме черноволосого юноши, которого я отождествила с молодым Лиграном, но во сне ни разу не назвала по имени.

Могла ли я встречаться с ним?

Пронзительный крик снаружи вырывает меня из дурмана мыслеобразов. Трясу головой, моргаю, ощущая, как снова начинает щипать и жечь лицо. Вокруг носятся служители, фиолетовые хламиды трепещут и хлопают, словно вся эта небольшая толпа решила устроить спонтанный спортивно-танцевальный флешмоб без музыки. Кто-то толкает меня снизу, и первая мысль о Ксамурре — неужели решил вернуться и таки сподвигнуть бестолковую хозяйку к побегу? Но нет.