Против «псов-рыцарей» - Наталья Павлищева

Дело в том, что во сне подозрительный субъект бормотал… по-немецки!

Самой бы поехать, но я на сносях совсем уж, не хватало только родить на княжьем дворе. Ладно, обойдутся, у меня есть дела поважнее.

Пара толковых холопов помогла сомневавшемуся патриоту доставить нарушителя спокойствия прямехонько к Александру Ярославичу. Тот немало такой бдительности подивился, но патриота с Неревского конца отблагодарил.

Остальное я узнала уже позже из первых рук – от самого князя.

Узнав, что мужик бормочет по-немецки, а выдает себя за русского, Невский приказал:

– Тащи сюда!

Гриди помогли притащить совершенно пьяного и сонного человека. Тот ругался, требовал, чтоб оставили в покое, что ему надо к боярину Онанию, торопится по делу. Александр кивнул гридям:

– Окатите-ка водой, чтоб очухался скорее.

Хлюпая от обрушившейся на голову воды, незваный гость отплевывался, продолжая ругаться.

– Еще! – приказал князь.

Второй ушат привел его в себя почти полностью. Но раскрыв глаза, он тут же выпучил их от ужаса. И без объяснений было понятно, что испугался, увидев перед собой князя Александра Невского. Тот не стал терять времени даром, надо заставить говорить пока не очухался совсем.

– К кому шел?! От кого?! – Глаза князя вперились в глаза мужика. Тот попробовал отвести свои, но Невский не дал. – А ну смотри сюда!

В бок пришлого ткнулось острое железо, за волосы взялась жесткая рука дружинника. А перед лицом все так же было лицо князя с бешеным взглядом.

– Говори!

Не сумел отвертеться, сказал, что шел к боярину Колбе от псковского посадника по поручению. Князь оглянулся на подоспевшего воеводу. Тот удивленно пожал плечами:

– Да ведь Колбы нет в Новгороде…

– Ты о том ведал?

– Не-ет… – протянул псковский гонец.

– А что сказать должен был?

– Да я только передать, что, мол, поручение выполнено, в Пскове для него лавка открыта, пусть товары шлет…

Александр долго смотрел на мужика, потом вдруг повелел отпустить его.

– Домой вернешься или здесь побудешь?

Тот чуть усмехнулся:

– Побуду, в себя же прийти надо. Не в обиду будь сказано, негоже гостей встречают в Новгороде…

– А ты гость ли? – усомнился Александр. – Ладно, зла не держи, вот тебе плата за обиду.

Подхватив кошель с монетами, брошенный князем, мужичок заторопился со двора. Остальные с удивлением смотрели на Александра, а тот повернулся к воеводе, показав глазами на выходившего в ворота псковитянина. Воевода чуть кивнул и тут же махнул, подзывая к себе дружинников.

Поздно ночью псковитянина притащили снова, но уже связанного и избитого. Воевода что-то долго говорил князю почти на ухо, кивая в сторону мужика. Александр кивал, потом подошел к псковитянину и вдруг резко ткнул в живот. Тот согнулся от боли пополам. Воевода почти вцепился в руку князя:

– Убьешь, Александр Ярославич!

Тот согласился:

– Убью!

Мужик разогнулся с трудом, рука у князя тяжелая, а глаза смотрят зло. Еще раз соврет – не жить. Но ведь не врал он, только не все сказал, князь же не спрашивал к кому, кроме Колбы, должен зайти. Псковитянин решил так и отвечать, если спросит. Но Александр спрашивать не стал, понимал, что снова соврет. Спросил воевода:

– Так к кому ты, кроме боярина Колбы, шел?

Пришлось отвечать.

– К боярину Онанию.

– Зачем?

– С посланием от наместника Твердило Иванковича.

– Передал?

Мужик виновато опустил голову:

– Не успел…

Теперь спросил уже князь:

– Где оно?

Гонец полез за пазуху, достал тонкий лист пергамента, свернутый в плотную трубочку, протянул князю. Тот развернул, проглядел, выражение его лица менялось от откровенно злого до насмешливо-злорадного. Александр не стал говорить что там, но аккуратно свернул пергамент и убрал себе в рукав.

– Жить хочешь?

Гонец быстро кивнул, на всякий случай косясь на княжий кулак.

– Понесешь свиток боярину, как велено. Только если ему хоть словом обмолвишься, что у нас был, – убью! Понял?

Мужик снова закивал.

Воевода смотрел на князя, совершенно не понимая, что тот задумал. Александр не стал говорить, что в грамотке, потому пока только он и понимал, что надо делать.

Поздно вечером в ворота боярина Онания постучали. Сначала тихо, потом посильнее. На стук сразу отозвались несколько громадных цепных псов, стерегущих боярский покой. Лаяли они довольно долго, пока за воротами не отозвался злой сонный голос:

– Кого по ночам носит?! Чего надо?

– К боярину по срочному делу.

– Чего?! – возмутился голос по ту сторону высоченного тына. – Какие дела среди ночи?

Человек с улицы проговорил почти в щель забора:

– Из Пскова…

На собак тут же цыкнули, и калитка ворот приоткрылась:

– Заходи. Никто тебя не видел?

Псковитянин помотал головой:

– Нет, кажись…

По двору мотался огромный злющий пес, но воле открывшего калитку подчинялся беспрекословно, отошел в сторону и смотрел, готовый броситься и разорвать в одну минуту. Терем стоял уже совсем темный, только в одном из окошек едва теплился огонек свечи. Впустивший псковитянина человек, видно, очень хорошо знал все закоулки дома, быстро повел ночного гостя по переходам, светя, правда, только себе под ноги единственной свечкой. Псковитянин в полутьме едва не упал на ступеньках и не сшиб лбом низкую притолоку горницы, в которую в конце концов вошли.

– Постой тут! – приказал человек и исчез за дверью, унеся свечу. Псковитянин остался один в полной темноте. Он уже давно пожалел, что поехал выполнять такое опасное поручение, больше не хотелось никаких денег, лишь бы живым вернуться. И чего этим боярам не хватает? Вон у этого какой двор, сколько всего настроено, хоромины такие, что полгорода поместится, а все мало… И их посадник Твердило Иванкович такой же. Жил бы себе и жил, так нет, с немцами связался, теперь дрожит за свою шкуру не только перед своими псковичами, но и перед рыцарями. Ни те ни другие его шкуру в случае чего беречь не будут.

Псковитянин так задумался, что не сразу услышал, что по переходу кто-то идет. Шли тихо, так же тихо распахнулась на обильно смазанных петлях дверь, в горницу шагнул высокий старик, следом за ним тот, что привел сюда гостя. Он поставил свечу в глиняную подставу, чтоб не капала куда попало, поклонился и вышел.

Старик прошел к стоявшей у небольшого окна лавке, сел, внимательно оглядел псковитянина и почти зло спросил:

– Ну?

Тот чуть замялся, потом ответил:

– Мне бы боярина Онания…

– Я боярин. Чего надо?

Видя, что псковитянин сомневается, он хмыкнул:

– Твердило, что ли, прислал? Давай сюда, что передал.

Все так же неохотно псковитянин вложил в большую жилистую руку свиток. Боярин развернул, поднес к свече, долго вглядывался. Псковитянин понял, что Онаний не слишком хорошо разбирается в грамоте, читает не споро. Глаза боярина вдруг блеснули из-под нависших бровей: