Восход - Виктория Хислоп

Хусейн заплыл далеко, лег на спину и стал смотреть на звезды. Ощущение свободы опьяняло.

Халит и Василис наблюдали только за улицей, но даже если бы смотрели в противоположную сторону, то не заметили бы человека в море.

Он поплыл обратно к берегу. Перед ним выстроился ряд бетонных зданий. На краю пляжа огромные краны охраняли строительную площадку Савваса Папакосты. Хусейн вспомнил о могиле, и вода вдруг показалась холодной. Он задрожал.

Перевел взгляд на «Восход» и его темные окна. Отель выглядел таким же мрачным и необитаемым, как и его соседи. Никто бы не догадался, что там живут десять человек. Вдруг Хусейн увидел фары джипа. Автомобиль двигался на север по улице Гиппократа. Почти одновременно ему навстречу выехал другой джип. Хусейн потерял их из виду, из чего заключил, что они остановились перед отелем.

Интересно, видят ли их отец с Василисом с крыши? Хусейн быстро доплыл до берега, выбрался на пляж и побежал к отелю. С него еще капала вода, когда он проскользнул через пожарную дверь. Наспех вытерся полотенцем, которое припрятал за стойкой администратора, стремглав преодолел пятнадцать пролетов и выскочил на крышу.

Затаив дыхание, мужчины наблюдали за происходящим на дороге за парковкой. Хусейн шепотом поздоровался, но они не обернулись, поглощенные тем, что разворачивалось у них перед глазами. Чугунная решетка на воротах была надежной, но до них доносились крики солдат – от них никакая ограда защитить не могла.

– Слышишь, что они говорят? – спросил Василис.

– Нет, слишком далеко, – ответил Халит. – Раньше-то они не проявляли такого интереса к отелю.

– Мне страшно, – признался Василис.

– Я тоже боюсь, – кивнул Халит. – Не нравится мне все это.

– Можно бинокль? – попросил Хусейн.

Настроив бинокль, он направил его на мужчин у ворот. Один был в штатском. Низенький, намного ниже турецких солдат, лысый и с аккуратной бородкой. Хусейн вспомнил, где видел его раньше: это с ним встречался Маркос у прохода в проволочном ограждении.

После ночи, когда Маркос не явился в назначенное время, турок-киприот, который переправлял оружие и драгоценности, приходил на место встречи каждый день.

Он злился на себя за то, что дал себя облапошить, но еще больше злился на Маркоса. Как можно было доверять этому греку-киприоту! Через несколько недель стало понятно, что Георгиу не придет. Люди в Никосии требовали либо вернуть деньги, либо доставить обещанные голубые бриллианты. Ничего другого не оставалось, как отправиться в город.

Турок-киприот знал, что Маркос Георгиу работал в «Восходе», поскольку имел с ним дело еще до войны, поэтому решил начать поиски оттуда. Он проделал проход в ограждении, снова заделал его и пустился в путь.

В Фамагусте он бывал редко и знал город плохо, поэтому потратил час, пока нашел главную улицу. Оттуда он направился в сторону моря.

Под ногами шмыгали заполонившие улицы крысы. Три крупные твари, длиной не менее ярда от носа до хвоста, бежали куда-то друг за другом, не обращая на него никакого внимания.

Мужчина старался держаться поближе к зданиям. Идя по улице, на которой было полно магазинов, он чуть не наступил на змею и вскрикнул от страха. Та уползла, оставив след в пыли, и мужчина перевел дух. Он с детства боялся змей после того, как однажды гадюка заползла к нему в постель.

Решив, что держаться ближе к зданиям все же небезопасно, он пошел по кромке тротуара. Но так его было видно. Когда джип выехал из боковой улицы, двое солдат, сидящих в нем, сразу его заметили. Ослепленный фарами, мужчина замер на месте, даже не пытаясь сбежать. Автомобиль рванул в его сторону и остановился. Выпрыгнули солдаты с оружием в руках, стали кричать на него и ругаться. Похоже, они были способны на все, ошалев от длившегося месяцами безделья, когда им приходилось охранять пустой город, в котором, кроме змей и насекомых, никто не жил. Тут наконец-то что-то произошло, и они были полны решимости.

Турок-киприот медленно поднял руки. Солдат, который сидел за рулем, ткнул его в грудь прикладом винтовки:

– Эй, ты! Что ты здесь делаешь?

– Что ты здесь делаешь? – повторил другой тоном повыше.

Оба решили, что он имеет отношение к исчезновению их сослуживца.

– А ну, отвечай! – рыкнул первый, и слюна брызнула у него изо рта. – Кому сказано!

– Да он грек! – засмеялся другой. – Он не понимает!

Пританцовывая от нетерпения, он, казалось, был готов использовать молчание как предлог перейти к действию.

– Я понимаю, – сказал мужчина на турецком.

У него ужасно дрожал голос, и он боялся, что его не поймут.

Водитель джипа подошел к нему ближе. Даже если человек говорит по-турецки, это еще не значит, что он друг.

– Ну-ка, скрути его! – рявкнул он второму солдату.

Турок-киприот не сопротивлялся. В этом не было смысла, учитывая габариты и силу солдат, и через несколько минут они получили от него полное признание. Мужчина ничего не терял, но мог все получить. Они даже могут помочь ему отыскать Маркоса Георгиу, если он пообещает им долю. Скорее всего, бриллианты все еще находятся в «Восходе», а если повезет, то и другие драгоценности тоже. Никто не устоит перед такой перспективой.

Увидев солдат с пленником, Хусейн сразу догадался, в чем дело. Несмотря на то что «Восход» выглядел необитаемым, посредник Маркоса явно знал, откуда поставлялись ценности.

Над всеми ними нависла опасность! Придется покинуть отель.

Только прочная чугунная ограда отделяла две семьи от турецких солдат. Те были преисполнены решимости: пусть в городе и было много куда более доступных мест, но теперь они знали, что усилия того стоят.

Трое мужчин на крыше наблюдали, как солдаты, прихватив пленника, наконец уехали. Когда шум мотора джипа стих, они переглянулись.

– Нужно уходить, – решительно сказал Хусейн. – Сейчас же!

За последние месяцы он возмужал. Даже Василис подчинялся молодому турку, радуясь, что тот берет на себя ответственность, как когда-то Маркос. Халиту, наоборот, было тяжело подчиняться сыну.

– Но все это время мы были в безопасности, – возразил он.

– Теперь все изменилось. Даже если к нам они проявят снисхождение, Георгиу не пощадят.

– Мать не захочет уходить, – отрезал отец, словно этот аргумент мог поколебать решимость сына.

– Если кирия Ирини согласится, мама тоже согласится, – твердо сказал Хусейн.

Это была правда. Возразить Халиту было нечего.

Было пять утра. Они пошли вниз будить своих родных.

Василакис и маленькая Ирини спали рядом, свернувшись калачиком. Чуть подрагивали ресницы, будто обоим снился один и тот же сон. Воплощенная невинность! Мария взяла на руки дочку, Паникос – сына. Дети не проснулись. Больше их родителям брать с собой было нечего – ничто не заслуживало ни минуты драгоценного времени.

Мехмет частенько спал с матерью. Его мучили кошмары, и он ходил во сне по коридорам отеля. Мехмету снились бомбы, которые обрушивались на пляж, поднимая в воздух тучи песка и сжигая все вокруг. Тысячам киприотов снились подобные сны с того дня, когда мир на их острове был нарушен. И взрослым, и детям было трудно забыть, как у них над головами пролетали бомбардировщики, несущие смерть всему вокруг.

Эмин спала чутко и проснулась сразу. Сняла назар со стены. Выходя из комнаты, она заметила висевшую на стуле сумочку Афродити. Она вынула бархатный мешочек и кошелек, оставив ключ на месте.

У Ирини было две ценные вещи: фотография Христоса и икона.

Хусейн взял с собой только ожерелье.

Через пять минут все были готовы.

– Куда мы идем? – спросила Ирини.

Никто не знал.

– Домой? – предложил Халит.

Все переглянулись. Слово прозвучало странно и бессмысленно. Оно давно потеряло свое истинное значение, но больше идти было некуда.

– Я всегда надеялась, что рано или поздно мы отсюда уйдем… Но не так! – Ирини глотала слезы. – Так неожиданно…

Василис знал, что жена думала о сыне. Как ей теперь соблюдать обычай, как молиться на его могиле? Разве может она уйти, не зная, сможет ли когда-нибудь вернуться?

Василис сказал то, чего она ждала:

– Мы обязательно вернемся и найдем его.

Только Ирини плакала, когда они уходили. Остальные думали о том, что их ждет.

Все вышли через пожарную дверь и направились в сторону пляжа. Хусейн отомкнул ворота, и семьи разделились, надеясь, что так останутся незамеченными.

Поднималось солнце, и в ярком свете запустение улиц, по которым они не ходили несколько месяцев, бросалось в глаза. Только Хусейн и Паникос не увидели ничего нового. Остальные были в ужасе.

После весенних дождей между камнями мостовой и в воронках от бомб выросла сорная трава. Здания лежали в руинах. На уцелевших краска облезла, вывески магазинов свалились, балконы обрушились, а двери были взломаны. Дороги завалены мусором и вещами, которые даже мародерам оказались не нужны. Было мучительно видеть, во что превратился их некогда красивый и процветающий город.