Огненный щит Москвы - Даниил Журавлев

Таковы в основном организационные мероприятия, которые проводились Государственным Комитетом Обороны в интересах всемерного усиления противовоздушной обороны страны и ее столицы. Во все периоды войны, в за-

[182]

висимости от возраставших материально-технических возможностей государства, мы получали все необходимое для выполнения своей ответственной боевой задачи. Нам отводились также лучшие здания, различное оборудование, транспорт. Ведь защита столицы от посягательств воздушного противника имела огромное военно-политическое значение.

В октябре 1941 года, когда было принято решение о переезде части правительственных учреждений и дипломатического корпуса в Куйбышев, мне поручили организовать противовоздушную оборону этого города. Уезжать из Москвы в те трудные для столицы дни очень не хотелось, но это был приказ Верховного Главнокомандующего.

Для обеспечения противовоздушной обороны Куйбышева были выделены достаточно значительные по тому времени силы и средства. Главное их ядро составляли части, откомандированные из состава наших войск.

Приняв решение о размещении зенитных, прожекторных, вносовских частей и подразделений, увязав их боевую работу с истребительной авиацией, я доложил членам правительства, находившимся в Куйбышеве, о состоянии противовоздушной обороны города. Рассказал о том, сколько слоев зенитного огня могут создать части ПВО над Куйбышевым и его окрестностями, как далеко простирается граница зоны предупреждения, где базируется истребительная авиация и где располагаются световые прожекторные поля. Руководители Советского правительства были удовлетворены.

Мне запомнились слова Анастаса Ивановича Микояна, сказанные уже после моего доклада:

— Молодцы московские зенитчики, они положили противника на обе лопатки. Я неоднократно наблюдал за их стрельбой. Очень большое впечатление оставляет.

Анастас Иванович подробно расспрашивал меня о моей военной биографии, интересовался спецификой войск противовоздушной обороны. К вечеру того же дня я вылетел в Москву.

11 октября 1941 года Ставка Верховного Главнокомандования, заботясь о поддержании противовоздушной обороны Москвы на должном уровне, издала приказ, категорически запрещавший штабу Военно-Воздушных Сил

[183]

Красной Армии и командующему ВВС Московского военного округа брать из войск ПВО столицы подразделения и материальную часть (а такие случаи были) без специального на то разрешения Народного комиссара обороны. Этот приказ распространялся и на военные советы фронтов, которым запрещалось по своему усмотрению использовать силы и средства частей противовоздушной обороны Москвы, находившихся в зоне действия их войск.

Ставка и Генеральный штаб в своих директивных документах неоднократно специально подчеркивали недопустимость произвольного использования частей и подразделений Московской противовоздушной обороны для нужд фронтов. Так, например, 26 сентября 1941 года Генштаб по поручению Ставки обязал нас перебазировать пять полков истребительной авиации в районы Ржева, Вязьмы и Кирова. В директиве указывалось, что задачей этих частей является перехват на дальних рубежах вражеских бомбардировщиков, идущих к Москве и возвращавшихся обратно.

Поскольку аэродромы наших полков располагались в районах действия Резервного фронта, начальник Генерального штаба послал и в адрес Командующего фронтом копию этой директивы, в которой было специально оговорено, что истребительные авиационные полки остаются в распоряжении командующего ПВО Москвы.

Когда противнику удалось прорваться в район Московского моря и войска Калининского фронта вместе с подразделениями Московской противовоздушной обороны вели здесь тяжелые оборонительные бои, Генштаб специальной директивой подчеркнул, что вся система постов ВНОС Московской зоны ПВО и зенитная оборона канала Москва — Волга, городов Рыбинска и Ярославля остаются в подчинении командующего Московской зоной ПВО. Нам при этом предписывалось отдать распоряжение всем постам ВНОС о передаче данных воздушной обстановки частям Калининского фронта.

Характерно в этом отношении и решение Ставки о выделении из состава наших войск двух зенитно-артиллерийских групп для поддержки войск Западного фронта в ноябре 1941 года. Ставка пошла на такой шаг в силу исключительных обстоятельств. Но при этом оставила все выделенные подразделения в распоряжении командования

[184]

войск ПВО, подчеркнув тем самым временный характер их использования для противотанковой обороны.

Однажды в штаб одной из наших зенитно-артиллерийских групп прибыл командующий артиллерией 16-й армии генерал-майор артиллерии В. И. Казаков. Командир группы полковник Д. Ф. Гаркуша в это время находился в подразделениях. Генерал Казаков предложил его заместителю полковнику А. М. Ребриеву немедленно снять с огневых позиций три батареи и переместить их на другое направление.

Имея распоряжение не производить самостоятельно никаких изменений дислокации наших батарей, Ребриев оказался в трудном положении. Между тем командующий артиллерией настаивал.

— Вражеские танки могут прорваться в тыл всей группировки, — сказал он, — а 16-я армия не располагает никакими средствами для противодействия им.

Полковнику Ребриеву не удалось связаться по радио со штабом корпуса, чтобы согласовать возникший вопрос, и ему пришлось самому принимать ответственное решение. С одной стороны, он действительно был связан категорическим приказом, а с другой — понимал, что обстановка обязывает предпринять срочные меры. И он отдал командирам батарей приказ сменить огневые позиции.

Позже, узнав о случившемся, мы утвердили принятое А. М. Ребриевым решение. Зенитчики очень своевременно прикрыли важное направление и предотвратили прорыв неприятельских танков к Москве в районе села Киово. На месте этого боя ныне возвышается памятник отважным зенитчикам.

Вопросы противовоздушной обороны столицы в годы войны, и особенно в первый ее период, были столь важны и актуальны, что решением их занимались непосредственно Центральный Комитет партии, правительство, Государственный Комитет Обороны. Генералу М. С. Громадину и мне приходилось постоянно выполнять различные распоряжения руководителей партии и правительства, отданные непосредственно или через начальника Генерального штаба. Чаще всего это были распоряжения И. В. Сталина. Я ежедневно информировал его о результатах боевой работы наших войск, нередко обращался с различными вопросами.

[185]