Татарский удар - Шамиль Идиатуллин

Тендер на модернизацию аэропорта в 1995 году выиграли крупные компании из Франции, с которой Татарстан в тот исторический период особенно дружил. По случайности, тогдашний министр внешних экономических связей республики и основной бизнес (нефтяной) и собственную семью держал в Париже.

Потом шишку в правительстве ненадолго принялись держать германофилы. Они внешнего министра поперли, да так сильно, что разогнали все министерство, под обломками которого оказалось погребено множество контрактов с лукавыми галлами. В результате фирме Bouygues, генподрядчику строительства аэропорта, вообще сделали ручкой, цинично прицепившись к невинному (двукратному) раздуванию сметы.

С компанией Thomson, субподрядчиком по системе управления воздушным движением аэропорта, расстаться оказалось сложнее. Бесстрашные правительственные эксперты даже после показательного разгона МВЭС продолжали утверждать, что диспетчерское оборудование Thomson является лучшим в мире, а ее условия — самыми выгодными. Сами же французы подсуетились и начали поставки и пуско-наладку прежде, чем официальная Казань успела придумать сколь-нибудь серьезный повод для отказа от сотрудничества. А повод был необходим, ведь поставки шли на деньги, щедро выделенные французскими Thomson, Elf и банком Credit Lyonnais (около $31 миллиона) под гарантии правительства Татарстана и по контракту, подписанному в феврале 1996 года в ходе визита в Казань французского премьера Аллена Жюппе.

После череды подковерных скандалов, а также скрытых от широкой общественности арбитражей и третейских судов, прошедших в Казани, Москве и Гааге, Thomson сумел и стряхнуть деньги с коварных татар, и поставить им все оговоренное оборудование. Впихнув в него не оговоренный контрактом интерактивный контур, заставляющий всю систему отзываться на спецсигналы, посылаемые авиационными груд, пировками НАТО. Такой подарок строптивому клиенту французская фирма сделала, возможно, из вредности, но скорее по привычке — поскольку подразделение, занятое выпуском и поставкой диспетчерских систем, называлось Thomson-CSF (division systems defense et controle, подразделение систем обороны и контроля) и полностью контролировалось французским военным ведомством.

Информацию о «Трояне» Евсютин получил в ходе предпоследнего сеанса связи с Фимычем — команда Придорогина как-то мудрено рассчитывала с помощью этих данных взять к ногтю не только Казань, но и власти еще полудесятка крупных российских городов, отоваренных Thomson. Но хитроумная идея так и не реализовалась, а сам Евсютин о свалившемся на него информационном изобилии позабыл за последующими событиями. И вспомнил, лишь когда услышал о выходе рок-н-ролльной войны в открытое небо. В Россию Евсютин возвращаться не собирался и особых чувств к Гильфанову не испытывал, поскольку не исключал, что нападение на Ленку с девчонками росло из того же плеча, что и их чудесное спасение. Ну, не из того, так из соседнего.

Тем не менее Володя вышел на связь со старым товарищем и предложил ему до амовской атаки радикально обесточить, а лучше стереть с лица земли новый аэропорт.

Эту установку руководства Неяпончик уяснил вполне четко и вспомнил с некоторой тоской, когда чертова система (а с нею, оказывается, и два радиомаяка) погасла и тут же вспыхнула еще дважды — после того, как Мансур под чутким руководством главного энергетика сначала отрубил, а потом и вовсе разнес щитовую на подстанции, с которой запитывались здания и системы аэропорта.

Происхождение автономного питания выяснять было уже некогда, как и разносить весь аэропорт.

Иваньков не мог знать, что троянские системы вылезают из комы по сигналу, посылаемому разведывательным самолетом AWACS, который таким образом тропит устойчивый маршрут до Казани для бомбардировщиков и крылатых ракет. Но не догадаться об этом было невозможно.

Поэтому Сергей, не обращая внимания на вялые вопли Билялова и разгоревшиеся наконец глаза возникшей в диспетчерском зале царицы Тамары, сначала расстрелял из автомата основной пульт АР АС УВД, убедился, что снопы искр и пламенные червячки за лопнувшими пузырями мониторов не являются рабочими сигналами («Пять лимонов евро минимум», — вяло пробормотал Билялов), — и побежал на помощь Мансуру и Витале, расстреливавшим разнесенные на несколько километров радиомаяки. Последнюю очередь он выпустил в малость облачное небо — в ту сторону, откуда валко докатывались округлые куски неразборчивого шума. Больше ничего не оставалось — тихо беситься, палить не в белый свет, так в черную тьму, и гадать, успел ты или нет сбить американских сук со следа.

7

И боимся все мы, что дойдет до войны.

Марсель Закирзянов в течение не слишком затяжной, но вполне насыщенной жизни успел позаниматься множеством бессмысленных вещей: участвовал в митингах в защиту Леонарда Пелтиера, получил диплом механика речного судна на подводных крыльях, подписывался вместе со всем личным составом на газету «Милиция. Законность. Правопорядок» и сажал картошку на тещином огороде. Но в столь оголтелый, активный и масштабный маразм он окунулся впервые. Впрочем, для развернутых размышлений на этот счет возможностей было немного. Рано утром он забросил своих к Абрамовым, а потом помчался, почти опаздывая к назначенному сроку, в институт физматнаук, где подхватил некоего мэнээса Радика Фархутдинова, довольно крепкого парня совершенно кавказской наружности — так что Марсель с удвоенным удовольствием изучил его документы.

Вместе они поскакали (наиболее подходящий термин для описания характерной манеры казенной «шестерки», выданной Закирзянову в честь прикомандирования к главштабу) за сорок километров в Зеленодольск — собирать на совещание руководство ПОЗИСа, более известного как завода имени Серго, и объяснять ему (руководству), что оно не ослышалось, и главштаб требует от крупнейшего в России производителя боеприпасов малого и среднего калибра немедленной поставки не боеприпасов и даже не сигнальных патронов, а СВЧ-печей, производством которых завод баловался десяток лет назад.

Гендиректор завода не пытался скрыть растерянности, лишь для проформы уточнил, не нуждается ли охваченная вражеским кольцом республика в более ликвидной и актуальной продукции завода — типа знаменитых холодильников «Мир» или недавно освоенных стиральных машин на 800 оборотов.

Марсель вздохнул, но Радик вполне серьезно объяснил, что все позисовские обороты всенепременно пригодятся республике в ближайшем будущем, а именно сейчас нужны только микроволновки и сохранившиеся излучающие элементы к ним.

Гендиректор, не теряя уныния, сообщил, что с этим никаких проблем не существует: за пару часов, прошедшие от звонка из Кремля до вашего, ребята, приезда, мы провели кратенькую ревизию и уже загрузили в заводские автобусы все СВЧ и агрегаты к ним, которые удалось найти. Правда, их, к сожалению, совсем немного — 172 печи и 35 агрегатов. Но и то хорошо, потому что все это добро могли пустить на выдачу долгов по зарплате или просто разворовать сразу после того, как микроволновки были сняты с производства как неконкурентоспособные. Этого, к счастью, не случилось, а теперь вот, видите, даже такие гробы пригодились, боюсь даже представить, зачем.

Ни Радик, ни тем более Марсель, по пути слегка введенный попутчиком в курс дела, не стали рассказывать главе ПОЗИСа, что выпускавшиеся его преемником СВЧ-печи помимо прочего имеют такую же тактовую частоту излучения, что и американские спутники системы NavStar, обеспечивающие не только работы глобальной навигационной системы GPS, но и точную наводку на цель крылатых ракет. Соответственно, жарящие во всю дурь микроволновки могли использоваться как обманки, сбивающие Tomahawk с цели. Подобные эксперименты проделывали, например, сербы в ходе ракетных обстрелов Белграда — и результаты оказывались на удивление неплохими. Что не делало подход к проблеме менее идиотским — по мнению Закирзянова, во всяком случае.

Марсель воздержался от любых замечаний по поводу происходящего и, сопроводив автобусы с зеленодольскими неликвидами до главштаба, разместившегося в бывших кремлевских казармах, в течение дня мотался вместе с Радиком по оптовым складам фирм, торгующих бытовой техникой, и реквизировал под расписку партии микроволновок из списка, с которым то и дело справлялся Фархутдинов. Фирмачи, ясное дело, психовали, но дальше пожеланий Магдиеву обожраться горячими бутербродами не продвигались.

К счастью, Закирзянова освободили от участия в следующей фазе гениальной операции, предусматривающей скрытное размещение и запитку микроволновок чуть поодаль от стратегических объектов (Кремля, батальонов милиции, спецназа и «партизан»-ополченцев, а главным образом десятка заводов как оборонных, начиная с авиационного и вертолетного, так и просто «стратегических», в первую очередь «Казаньоргсинтеза». За пределами Казани линиями защиты заштриховывались в первую очередь эксплуатируемые нефтяные месторождения, КамАЗ и нефтехимические комплексы Нижнекамска). Избавили капитана и от распространения прочих электронных обманок, наштампованных за последние трое суток на заводе «Электроприбор», а также незамысловатых установок, сработанных еще несколькими химзаводами и призванных выдавать аэрозольные, пылевые и сажевые облака особо крупных размеров, сбивающие лазерную и радиолокационную наводку бомб и ракет.