Ольга, лесная княгиня - Елизавета Дворецкая

Уж скорее бы вернулся Ингвар и все эти мечты стали явью!

Иной раз Эльга задумывалась, не настоять ли на свадьбе этой же осенью.

Самое необходимое для пира и начала хозяйствования ей с радостью даст Мальфрид, тоже мечтавшая о скорейшем заключении этого брака, а остальное можно будет восполнить после полюдья.

Весной свадеб не делают – неужели придется ждать еще целый год!

Да она до тех пор поседеет – и так не недоросточек, недозрелая калинушка, а взрослая девица, самый маков цвет!

Даже Ута опередила ее и уже замужем… хотя в это Эльга никак не могла по-настоящему поверить.

Жизнь у киевского князя была беспокойная. Каждый день Эльга видела во дворе то полян, то хазар, то саварян или саваров. Часто возникали споры: о мыте, о местах для постоя, о праве участия в поездках под покровительством княжьей дружины.

Оказываясь поблизости, Эльга слушала не без любопытства.

Вчера она, например, во второй раз увидела Свенгельда. Он сам на нее не обратил внимания: пришел по делу.

Прижившись, Эльга охотно помогала Мальфрид принимать гостей: следила, что и как челядь подает на стол, наиболее уважаемым людям сама подносила пива или меду. Обычно ей кланялись с благодарностью и смотрели с восхищением.

Но вчера всем было не до нее. Возле князя сидел Свенгельд, а напротив стояли трое купцов из Козарского конца, легко узнаваемые по белым валяным остроконечным шапкам с небольшими полями.

Говорили, что это «жиды» – часть хазар, верующая не в хазарских богов, а в какого-то другого бога. Их поселение стояло на мысу между Днепром и впадающей в него Почайной уже очень давно: они появились здесь раньше, чем русь, еще во времена хазарского владычества. Поначалу Вещий изгнал их отсюда вместе с кагановыми даньщиками, но жиды обладали связями, которых не имела русь, поэтому, хоть им и пришлось потесниться на торговых путях, кое-что они сумели сохранить за собой и постепенно вновь обосновались на прежних местах. Через них шла почти вся торговля челядью: им сбывали полон русы, бравшие его в походах, но ленившиеся потом тащиться с толпой пленников через весь свет до Кордовы – ведь чем дальше пленник увезен от родных мест, тем выше его цена. Только жиды знали пути в далекую страну Сина, откуда привозили удивительный шелк с драконами. Так же, как и русь, жиды имели свои общины в самых разных городах и странах, что и обеспечивало им успех. Но по уровню и широте этих связей бойкие русы были перед ними просто младенцы.

Именно эти люди и пришли жаловаться князю – на Свенгельда, точнее, его дружину.

После успешного похода на деревлян Свенгельду же и было поручено держать их землю, собирать дань; половину он оставлял себе, вторую половину переправлял в Киев. Побежденной деревлянской старейшине он не позволял даже головы поднять.

Эльга знала, что у многих деревлянских родов взяты старшие сыновья и дочери: дочери розданы дружине в жены, сыновья живут на дворах по одному, кто у кого.

Нынче же выяснилось вот что: купцы из Козарского конца – Куфин, Манар и Шимшон – подсылали в Деревлянь своих людей, чтобы сговориться о покупке мехов зимней добычи. Проведав об этом, люди Свенгельда поймали лазутчиков, побили и выставили вон, отняв все имущество. Притащившись кое-как домой, те доложились хозяевам, а хозяева пошли жаловаться князю.

– Мы не сделали ничего против закона! – возмущался старший из них, Манар бар Шмуэль. – Мы же не посягаем на княжью дань. Мы хотели всего лишь купить излишки, что остаются у людей после уплаты. Почему мы не можем купить товар за честное серебро? Разве у тебя, княже, есть закон, который это запрещает?

– Людей избили, искалечили, совсем убили! – причитал другой, Шимшон. – Как мы будем теперь содержать их жен и сирот? За свои средства, да? Мы и без того так недавно отдали последнее, чтобы собрать деньги для бедняги Яакова бен Хануки…

– Мне плевать! – бросил Свенгельд, не переменившись в лице. – Князь отдал эту землю мне. И никто, кроме меня, там ползать не будет.

– Но это всего лишь…

– Все, что там есть, – мое! И я сам буду это все покупать, продавать, вывозить или жрать с кашей. Меха, шкуры, воск, мед и челядь. И ни серебра, ни железа, ни хрена лысого деревляне не получат ни от кого, кроме меня. Или я позволю им менять своих паршивых куниц на мечи у меня за спиной? Я, по-твоему, дурак? Вы запомните: это на первый раз ваших просто прогнали. На второй – убьют. Я так сказал, и так будет сделано.

Князь Олег слушал все это весьма хмуро.

Он не хотел ссориться с хазарскими купцами, при посредстве которых в Киев попадало немало серебра и шелка, и ему не нравилось, что Свенгельд самовластно распоряжается землями, которые входят в его, Олега, державу.

Но именно Свенгельд завоевал ее своим мечом, и он по праву пользовался всеми выгодами обладания ею. И нес все риски: в случае мятежа первыми погибнут его люди, потом – он сам с дружиной.

В конце концов договорились, что купцы получат возмещение за обиду своих людей и отнятое имущество, но больше не станут никого посылать во владения Свенгельда без его ведома. Судя по каменному лицу старого воеводы, Эльга заподозрила, что возмещение это будет платить из своих средств сам Олег. Это же ей потом, уже у себя в избе, сказала Мальфрид.

– Свенгельд такую силу взял, мы и не ведаем, что с ним делать, – шепнула она будущей невестке. – А половина дани ему по самую смерть отдана. Ты примечай о нем… Он ведь тебе не сторона. Все равно, что свекр-батюшка будет. Инги отца уж много лет не видел, а Свенгельд при нем неотлучно. Всему учил – и на коне сидеть, и мечом владеть, и рати водить. Инги хоть уже и муж, не мальчик, а все равно без Свенгельдова слова мало что делает.

Эльга призадумалась.

Не слишком ее грела мысль обзавестись после свадьбы этаким «родным батюшкой». Свенгельд не выглядел злым: просто было видно, что до нее ему дела нет. Она для него – что муха на стене: он сам не намерен считаться с будущей женой своего воспитанника и удивится, если с ней будет считаться муж.

А мужу – придется.

Эльга твердо знала, что помыкать собой не позволит никому. Не зря же она – родная племянница Олега Вещего и видит во взглядах, обращенных к ней, почтение, приносимое его памяти!

В Киеве была и другая родня покойного князя. Его дочь, мать Олега-младшего, давно умерла, и князь Предслав сейчас был женат на другой женщине, из киевской знати. Но у Олега имелась сестра Ростислава, замужем за боярином Остроглядом. Все они встретили Эльгу очень хорошо: женщины нередко заходили к ней или зазывали к себе. У князя Предслава имелись юные дочки, и Эльга охотно проводила с ними целые дни. Без Уты ей не хватало девичьей болтовни и совместных посиделок.

И даже облик Уты здесь, в совсем новой обстановке, побледнел в памяти и отодвинулся так далеко, будто они не виделись уже лет десять.

Женщины часто расспрашивали Эльгу о жизни в Варягине.

Почитая родню, боярыня Ростислава жалела, что ей ни разу в жизни не привелось видеть братьев своего прославленного деда. Постепенно Эльга рассказала ей все про Плесков, про свою жизнь и даже, освоившись, тайком поведала про походы в лес к медведю.

Ростислава слушала ее, бледная от ужаса, с вытаращенными глазами.

– Чудо тебя спасло! – прошептала она потом, сжимая руку Эльги. – Божье соизволение! Ты под Господней защитой, хоть и не знаешь о том! Враг едва не поглотил тебя, а Господь послал воина – хоть он и язычник и грешник, Мистина Свенельдич, а сам не зная, божьему делу послужил!

– О ком ты? – не поняла Эльга.

– Господь наш Иисус Христос тебя уберег! Не дал над тобой поганское поругание совершить, спас чистоту твою для мужа.

– Христос? Вы разве христиане?

Эльга удивилась еще сильнее.

Она знала, что такая вера господствует в греческих землях и постепенно распространяется по миру; еще дома отец упоминал о христианах, которых встречал в Бретланде, Стране Франков и даже в Ютландии, своих родных краях.

Но здесь, в Киеве?

– Батюшка с рождения был Христовой верой просвещен. Князь моравский Ростислав, пращур наш, Христову ученью внял и просил у Рума и у греков учителей, дабы на языке моравском учили людей. И пришли тогда святые отцы, диакон Константин и монах Мефодий из города Солуни, и принесли книги, и учили моровлян слову Божию. «Хвалите Господа вси языци, похвалите Его, вси людие, яко утвердися милость Его на нас, и истина Господня пребывает во век»[9], – нараспев произнесла она, и даже глаза ее увлажнились. – Ну а потом…

Ростислава будто проснулась, и лицо ее погрустнело.

– Пришли в Моравию безбожные угры, и пала держава дедов наших. Когда батюшка с матерью своей, а моей бабкой, княгиней Святожизной, в Киев к Олегу князю прибыл, у них был священник, отец Димитрий. Да он давно умер, теперь некому людей учить, некому крестить. «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие»[10], – так Господь говорил. Кто крещен водой и Духом, тому дана жизнь второго рождения и прощение грехов…