Нелегал. Том 1 - Павел Николаевич Корнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы зачем со мной этого дундука послали⁈ — взорвался я. — Меня из-за него от службы отстранили! Вам самому сходить сложно было⁈
Куратор откинулся в кресле, сложил на животе руки и его округлое лицо приобрело на редкость благостное выражение.
— Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, разве не об этом вы условились с господином Перваком? — заметил Альберт Павлович. — Никакого административного ресурса! Было такое?
Я упёрся кулаками в стол и навис над ним, но не нашёл что сказать и опустился на стул.
— И от службы тебя отстранили не из-за этого, как ты выразился, дундука, а по причине настоятельного желания господина Вяза. Напомнить, из-за чего он на тебя зуб заимел? — сыпанул куратор соли на мою душевную рану и усмехнулся. — Так-то вот!
— Легко вам говорить! — пробурчал я.
— На надутых воду возят, на сердитых — кирпичи! — выдал Альберт Павлович и потребовал: — Начинай мыслить конструктивно!
Я попытался, получилось не очень. Но куратор меня не торопил и взялся разбирать корреспонденцию, так что появилась возможность хорошенько всё обдумать. Тогда-то я и ухватился за его оговорку об административном ресурсе.
— Правильно понимаю, что вы бы не позволили меня отстранить?
Альберт Павлович оторвался от бумаг и кивнул.
— Не позволил бы. Более того — и сейчас ещё могу отыграть всё назад. Только делать этого не стану. А знаешь почему?
Первыми пришедшие на ум ответы «вам плевать» и «не желаете утруждаться» определённо были далеки от истины, поэтому я предположил:
— Это по силам мне самому?
— В яблочко! — подтвердил куратор. — Я вижу самое меньшее два пути решения этой проблемы, но не советую требовать восстановления на службе. Этого реально добиться, просто не нужно. Тебе не нужно в первую очередь. Сожрут тебя в Бюро, поверь на слово.
Я кивнул.
— И вот ещё что, — сказал куратор. — Заруби себе на носу: знания только лишь своих прав и обязанностей недостаточно для оценки всей полноты картины.
— Понятней не стало, — проворчал я.
— А ты подумай. Чай, не дурак.
Именно этим я и намеревался заняться, но только поднялся на ноги, и Альберт Павлович меня остановил.
— Погоди-ка! Совсем забыл! — Он вынул из папки какой-то листок и протянул его мне. — Держи!
Листок оказался благодарственным письмом, и я не удержался от ехидного смешка.
— Вам орден, значит, а мне даже медальки не обломилось?
— Глаза открой! — потребовал Альберт Павлович неожиданно жёстким тоном. — Это письмо лучше всякой медали и даже ордена! Думаешь, было так уж просто занести его на подпись Баюну в первый день создания соврескома?
Я посмотрел на исходящий номер, дату и расшифровку подписи, сворачивать листок не стал и аккуратно уместил меж страниц тетради, поблагодарив перед тем куратора:
— Спасибо!
Совершенно искренне поблагодарил, нисколько душой не покривил.
Ну а как иначе? Благодарность от председателя совета республиканских комиссаров и первого секретаря соцпартии — это не баран чихнул. Это серьёзно!
— Прибери! — посоветовал Альберт Павлович. — Пригодится ещё.
На этом наш разговор и подошёл к концу. Куратор распространяться о своих столичных делах оказался не расположен, да мне и самому было не до расспросов. Пусть и успокоился самую малость, но именно что — самую малость. Внутри всё так и кипело, хотелось действовать, а не думать, и я отправился в лабораторный корпус.
Там оторвался на полную — без разогрева и долгих подготовок выдал шестьдесят киловатт, обновил своё индивидуальное достижение. Вымотался за час работы с силовой установкой до полной невозможности, сел пить в буфете травяной чай, начал прикидывать свои дальнейшие действия.
Права и обязанности, права и обязанности…
Мне категорически недоставало информации, и само собой вспомнилось, как в прошлый раз в аналогичной ситуации я сидел в библиотеке распределительного центра и штудировал закон об операторах сверхэнергии. Но это тогда, а что изучать сейчас?
Свои права я знаю прекрасно, а с чьими мне нужно ознакомиться для осознания всей полноты картины?
В итоге в читальном зале я попросил положение о Бюро оперативного реагирования, но лишь впустую убил на его изучение полтора часа. Ничего полезного почерпнуть из документа не вышло, поскольку большинство принципиальных моментов регулировалось внутренними инструкциями и распоряжениями, которые относились к документам для служебного пользования.
Зараза!
В сердцах я схватил портфель и выскочил на улицу, опомнился, заставил себя успокоиться и вернулся обратно. Уселся на прежнее место, забарабанил пальцами по краю стола. Вновь начало корёжить от приступа лютой злобы, и я решил не держать её в себе, а позволить выплеснуться на бумагу.
Ну да — взял листок и принялся строчить донос.
Хотя не донос конечно же, а всего лишь доклад куда следует. Не жаловался я майору Городцу на притеснения со стороны начальника управления физической защиты и не напоминал, что в эту историю оказался втравлен усилиями Георгия Ивановича, просто разложил всё по полочкам, сделав акцент на неформальных контактах господина Вяза с сотрудниками республиканского комиссариата внутренних дел, которые выразились в предоставлении тому на невыясненных условиях служебных документов РКВД. И о налаженном сотрудничестве с представителем оперчасти тоже упомянуть не забыл. При этом воздержался от каких-либо негативных оценок, так чтобы уже точно никто не подкопался.
Когда изложил всё это на бумаге, определённое даже удовлетворение испытал. Сразу и на душе легче стало, и мысли прояснились. Вспомнил совет Альберта Павловича не зацикливаться на восстановлении в Бюро и решил прикинуть, что можно сделать, дабы хотя бы удержаться на посту секретаря дисциплинарного комитета.
Взаимоотношения двух структур — это как розетка и штепсель, вот я и запросил положение о совете студенческого самоуправления. Полистал, похмыкал, получил брошюру на руки. Вроде бы забрезжил свет в конце тоннеля.
Вроде бы — да…
Касатон Стройнович при моём появлении так и подскочил.
— Это что ещё такое⁈ — помахал он каким-то листком. — Что за дела⁈
Я подошёл, ознакомился с содержимым документа и с усмешкой произнёс:
— Филькина грамота это! — После протянул Касатону заложенную на нужной странице брошюру. — Сам посмотри.
Стройнович взялся изучать положение о студсовете, посопел напряжённо с минуту и попросил сидевшую тихонько как мышка Лебеду.
— Ирина, оставь нас ненадолго.
Барышня глянула в ответ с нескрываемой укоризной, но сцен закатывать не стала и вышла из кабинета. Касатон вздохнул и попросил:
— Рассказывай, что у тебя опять стряслось.
— Конфликт с руководством, — пояснил я. — Меня временно от работы отстранили, ну и в студсовете заменить решили. Только дело в том, что Бюро имеет право лишь выдвинуть кандидатуру секретаря дисциплинарного комитета, отозвать меня у них полномочий нет.
— Да это понятно! — отмахнулся Стройнович. — Только хрен редьки не слаще! Не станут наши с Бюро ссориться. Что те не имеют прав тебя с должности отозвать — это замечательно, конечно, просто ничего не мешает сразу новую кандидатуру утвердить!
Я постарался скрыть разочарование и пожал плечами.
— Да я за эту должность не держусь…
— А вот этого вот мне тут не надо! — пригрозил пальцем Касатон. — Неправильный это подход! Контрпродуктивный! — Он немного помолчал, потом спросил: — Кем тебя хоть заменить хотят? Что ещё за Бондарь?
— Курсант. В оперчасти стажируется.
— Ещё и не студент? — поморщился Стройнович. — Уже что-то, но этого мало. Ладно, идём! Ты помалкивай, сам говорить буду!
Он снял со спинки стула пиджак и двинулся на выход, на ходу просовывая руки в рукава. Я зашагал следом.
В небольшом закутке перед дверью в кабинет председателя студсовета, который тот делил с парой заместителей, переминался с ноги на ногу Максим Бондарь, и я не удержался от широченной улыбки.
— Привет-привет!
— Заходи давай, Линь! — поторопил Касатон, пропустил вперёд и плотно притворил за нами дверь. — Ну что решать будем? — обратился он к руководству студсовета, обнаружившемуся внутри в полном составе.
— А что тут ещё можно решить? — спросил Яков Беляк, одарив меня неприязненным взглядом.
Я сообразил, что так и не удосужился справиться у Касатона, как отнёсся Горицвет к возможному включении йоги в наш проект и состоялся ли разговор на сей счёт вовсе.
Если нет — досадно. Это бы могло сейчас мне в плюс сыграть.
Стройнович передвинул к столу свободный стул, уселся на него и кинул перед собой брошюру.
— Во-первых, положением о студсовете не предусмотрена процедура отзыва представителя Бюро! — объявил Касатон. — Мы можем утвердить новую кандидатуру, а можем этого не делать. Это наше внутреннее решение.
Диана покачала головой.
— Прямо прописано, что секретарём дисциплинарного комитета должен быть сотрудник Бюро!
— Нет нигде такого! Бюро лишь вносит на утверждение своего кандидата! — возразил Касатон. — Во-вторых, Пётр не уволен и остаётся сотрудником Бюро!
— А как же потеря доверия? — уточнил Всеволод.
— Да какая ещё потеря доверия⁈ Ему для включения
