Сигареты - Хэрри Мэтью

лишь на выходные, а он уехал от мистера Прюэлла, не успела она там его застать. Однако она была вполне уверена, что, вернись он сюда, она сумела бы устроить им встречу.

В августе Уолтер вернулся на две недели. Присцилла сказала Мод и Аллану, что ей хочется с ним познакомиться, и они согласились организовать ей приглашения на любые светские события, куда мог бы заявиться Уолтер. Подобных случилось три. На первом Уолтера не было. На втором она заметила его вдалеке в толпе на лужайке; он удалился, не успела она к нему подойти. На третьем она проворно пристала к нему – их представил друг дружке общий знакомый. На Присцилле было облегающее платье из шелкового трикотажа, заштампованное жирными геометрическими фигурами, подчеркивавшими более нежные линии ее юного тела. Уолтер кратко взглянул на платье. А затем, глаза в глаза с Присциллой, вперился как бы во что-то дальнее – призрак Айрин. Разговаривал он с Присциллой рассеянно.

Она скорее осталась отрезвленной, нежели разочарованной. Присцилла знала, что мужчинам она приятна; недостаток Уолтерова отклика заставил ее усомниться не в себе, а в нем. Она никогда и вообразить не могла, что Гений может оказаться придурком. От своего интереса к нему она отмахнулась как от подростковой грезы.

Лето закончилось – последние долгие студенческие каникулы Присциллы. На него она оглядывалась без сожаления. В начале сентября съездила в большой город, пожила в родительской квартире. Заявила, что приехала искать себе работу, хотя внутренне вовсе не была уверена, какую именно работу могла бы с выгодой для себя попробовать.

Однажды вечером после целого дня апатичных поисков она зашла в «Уэстбёри» выпить. В «Салоне Поло», усевшись в приподнятой кабинке чуть вдалеке от окон, сквозь высокие стекла она разглядывала аллегретто уличного движения по Мэдисон-авеню. Было почти восемь. В медленно гаснувших сумерках мигали первые огоньки. Проходившие мимо мужчины все еще были в костюмах из бледного габардина или сирсакера, женщины – в свободных платьях из жесткого льна, землянисто-бурого или оливково-зеленого. Присцилла ежилась от жажды к городу, какую ощущала вокруг себя, – жажды собственной уместности. На какую роль могла бы вообще надеяться она для себя в этом притягательном, угрожающем мире? От столика рядом к ней неожиданно обратился мужской голос:

– Там волшебство, не правда ли?

Присцилла наслаждалась своим одиноким джин-тоником. Сжав губы, она обратила взгляд, исполненный решительного презренья, на своего соседа – тот оказался Уолтером. Ни единая черточка на лице у нее не дрогнула от того, что она его узнала. Он не узнал ее. Поморщился под ее взглядом, но продолжал улыбаться и даже говорить:

– От этого даже местные как бы неплохо смотрятся.

Она уничижительно глянула на него, прежде чем вернуть свой взгляд на улицу.

– «Местные», по мне, так выглядят здорово. А вы не из наших, полагаю?

– Ну, живу я тут целую вечность. Вообще-то я из Скенектеди.

– Из Скенектеди? Как интересно! Никогда не встречала никого из Скенектеди. Я воображала, что из Скенектеди никогда никто не уезжает – разве что в Олбэни.

– Там не так плохо. Давно, правда, это было.

– Это я вижу. Но кое из чего просто никогда не можешь вырасти.

Полтора месяца крушения надежд уже начали притуплять тягу Уолтера к Айрин. Вернувшись, она позвонила ему обсудить его предстоявшие выставки, и более ничего. Отказалась даже признавать, что уехала и спряталась из-за него. Он и извиниться-то перед нею не мог. Айрин замкнула дверь в их личное прошлое.

Сегодня вечером, вернувшись в те декорации, где он объявил ей о своей страсти, Уолтер отмечал то, что, как он знал, уже закончилось, включая и меланхолию не без нотки презрения к себе. Наблюдая за Присциллой, он остро осознал, что почти три месяца спит один.

– Не хотите освежить? – спросил он.

– «Тэнкерей» с тоником. «Швепс», пожалуйста. – Она пососала гальку льда. Улыбнуться ей только предстояло.

Он заказал им напитки – ей второй, себе четвертый. Выпили. Он предложил ей поужинать. Она согласилась – при условии, что останутся они за своими отдельными столиками:

– Так прохладнее. – Когда он начал представляться, она перебила: – Никаких имен! Вернее, фамилий. В чем смысл ради одного ужина? – Она отказалась слушать, какой работой он занимается: – Неужели мужчины не понимают? Все удовольствие от незнакомых – в том, что вся эта чепуха остается за скобками. – Фамилии и «эту чепуху» она оставила своими козырями. Она обдумывала Уолтера, пока тот вжимался в тот прохладный зазор между ними, раскручивая в себе обороты.

К кофе она позволила себе немного мягкости.

– Спасибо за угощение. Я не сплошь колючки, между прочим. Просто большинство мужчин… – После этого она и спросила у него фамилию. Вопрос привел Уолтера в восторг; им подразумевалось, что она с ним еще может увидеться. Когда он ответил, Присцилла распустила, словно блистающий веер, полную улыбку, которую сдерживала весь вечер. Потянулась к Уолтеру и вцепилась ему в левую руку своими обеими. Даже ей самой жест этот показался порывистым; она уместно вспыхнула.

Когда же в свой черед она сообщила ему свое полное имя, его отклик превзошел все ее надежды. Он прочел ее работу дважды. Теория Присциллы о Женщине и Художнике, возможно, и скверная критика, но она позволила Уолтеру узнать самого себя – «открыть себя», как он выразился.

Некоторые мужчины заявляют, что женщины им не нравятся, другие – что нравятся, но во всех них – первородный, неумирающий страх. Каждый мужчина иррационально и ошеломляюще убежден, что женщина, создав его, может и уничтожить. Мужчины – узколобые фанатики в смысле пола. Различие между «не нравится» и «нравится» лишь отделяет тех, кто сопротивляется женской власти, нападая на них, от тех, кто пытается ее изгнать обожанием и покорностью. Уолтер относился к обожающему сословию. Сама того не ведая, Присцилла уловила его чувства, описывая Женщину как Музу, которая способна его преобразить. Уже благодарный за эту гениальную догадку Присциллы, Уолтер был бы в восторге от возможности поговорить с нею, даже не страдай он от одиночества, даже без ее возбуждающего проявления холодности.

Через три минуты после того, как Присцилла назвала свою фамилию, Уолтер пригласил ее посмотреть его новую работу. Она ответила, что очень бы этого хотела. Такси отвезло их в мастерскую, где она осталась на ночь.

И вновь Присцилла оценила Уолтера точно. Зная, что со своею почти-новичковой опытностью она б едва была способна удивить его сексуально, она угадала, что Уолтеру больше всего хочется того удовлетворения, какое он может предоставить ей. И она позволила себе удовлетворяться, дала себе вновь и вновь с неприкрытым восторгом