Наваждение - Барбара Гауди

— А что с ней случилось?

— У нее разболелась нога.

— Я говорила ей, что надо сходить к доктору, чтобы он выписал ей лекарство. — Она с ленцой подошла к синтезатору и села. — Ладно, я пока свои арпеджио поиграю.

Поднявшись наверх, Рон плеснул в стакан виски и выпил. Потом налил еще, вышел на кухню и выпустил Ташу погулять во двор. После этого он бросил взгляд на прилавок. Там уже стоял готовый салат из шпината, а на сковородке лежали несколько ломтиков тофу. На разделочной доске он увидел вареную картошку в мундире и стал нарезать ее на куски, собираясь сделать еще один салат. Если Нэнси скоро не вернется, он позвонит ей домой. Он сразу отверг мысль о том, что она способна оставить его больше, чем на несколько часов, из-за подозрений, что он испытывает к Рэчел сексуальное влечение. Ему было легче вообразить, что Нэнси пошла в полицию, хоть он был готов побиться об заклад, что туда она обращаться не станет. Нэнси была единственным человеком, способным позаботиться теперь о Рэчел, и она это понимала, Рон не сомневался в этом.

Насчет спальни она, конечно, права. Это была не самая лучшая его мысль… Рон не был уверен, что мать девочки вернется, но и сбрасывать такую возможность со счетов у него не было оснований. Им надо сматываться отсюда, может быть, даже этой ночью… А куда податься? О Флориде и речи быть не может. Проехать в Штаты им не дадут предупрежденные пограничники. Значит, надо двигаться на запад, подумал он, в Манитобу или Альберту. Положить в машину самое необходимое, снять с дебитных и кредитных карточек как можно больше наличных… Рэчел он ничего не будет говорить до самой последней минуты. Он скажет ей… а что он ей, собственно, скажет? Что в округе рыщет банда работорговцев.

Рэчел стояла в комнате совсем рядом с дверью. Она придержала, а потом — как только Рон вошел — быстро ее захлопнула. Когда он поставил на стол поднос и повернул в замке ключ, она взглянула на него одобрительно. Теперь девочка одобрительно относилась к любым препятствиям, воздвигавшимся между нею и работорговцами.

— Извини, что я так долго возился, — сказал Рон.

— Картофельный салатик, — проворковала девочка. — Какая вкусняшка!

— Очень на это надеюсь.

— Так оно и есть, и знаете почему?

— Почему?

— Потому что вы его сделали, и вы — тоже вкусняшка!

Сердце Рона затрепетало от радости. Он пытался сосредоточиться на еде — на тарелках и приборах, на яблочном соке для девочки и на разбавленном водой виски, которое принес для себя. Расслабился он только после того, как она взяла вилку. Когда он смотрел, как она ест, нервы его успокаивались, хотя при этом он испытывал ни с чем не сравнимое чувственное удовольствие. В том, как она клала в рот кусочки еды, ему виделось что-то, что доставляло ему радость и облегчение, как будто девочка явилась к нему из голодного края и он спасал ее от голодной смерти. Жевала она сосредоточенно, усердно работая всеми лицевыми мышцами. А когда глотала пищу, где-то в глубине ее гортани раздавался мягкий звук.

Говорили они все больше о том, как лучше пытать и убивать работорговцев. Они активно обсуждали эту тему с воскресенья. Рэчел могла переключиться на пару минут на какой-то другой предмет, но потом снова возвращалась к тому, как Рон будет кромсать им ноги секатором для стрижки живой изгороди (орудия, которыми он пользовался, становились все более изощренными, но в целом отражали возможности его мастерской), как он же испечет глазные яблоки работорговцев в одной из микроволновых печей и так далее.

— А что у вас еще есть в мастерской? — заинтересованно спросила она.

— У меня там есть паяльник, — ответил Рон. — Знаешь, что это такое?

Памятуя о тех издевательствах, которым девочка подвергалась до того, как он привез ее сюда, Рон хорошо понимал природу ее фантазий о мести. Даже Нэнси, которая терпеть не могла подобного рода разговоры, соглашалась, что мысли о возмездии служили для Рэчел своего рода психотерапией.

После ужина Рэчел попросила его принести вниз гаечный ключ. Обычно он просто размахивал им в воздухе, но в этот раз ей захотелось, чтобы он ударил им плюшевую обезьянку, которую, как она сообщила, зовут Лайл.

— Вот и работорговец к нам заявился! — закричала она и подбросила Лайла в воздух. — Вот тебе, получи на орехи! — разошлась девочка.

При виде того, как обезьянка, на чьей забавной мордочке застыла мягкая улыбка, полетела в стену, Рон ощутил странную печаль. Вместе с тем ему доставляло удовольствие прыгать по комнате и вопить что есть мочи, ведь то же самое делала и Рэчел. Сначала ему показалось, что Лайл выдержит удары любой силы, но после пятого или шестого удара ткань на животе игрушки разорвалась, и оттуда высунулся клок поролона.

— Вот это да! — сказала Рэчел, поднимая обезьянку. Она смотрела на Рона, пораженная его силой.

— Нэнси его зашьет, — успокоил ее Рон. — Или я могу сколоть английскими булавками, пока она не вернется.

— Никаких булавок, — строго сказала девочка, села на кровать, прижала обезьянку к груди и стала ее укачивать. — Бедный Лайл, — приговаривала она, — бедный маленький Лайл.

Рон бросил гаечный ключ на кровать.

— Хочешь посмотреть кино? — безнадежно спросил он.

Рэчел чуть склонила голову:

— Который теперь час?

— Погоди… — он бросил взгляд на часы, — почти семь.

— А телевизор мы можем посмотреть?

— Конечно. Конечно, можем.

— А мы можем посмотреть «Все любят Раймонда»?

Поначалу она спокойно сидела на своей стороне кровати. Должно быть, чувствовала себя виноватой, думал Рон. Но потом, когда жена Раймонда вылила ему на штаны соус для макарон, Рэчел рассмеялась и вытянула ноги.

Теперь ее голые ноги прижимались к левой ляжке Рона. Он не отрывал взгляд от экрана. Когда она снова засмеялась, Рон начал поглаживать ее по щиколотке. Она вела себя так, как будто не замечала этого, а может быть, и впрямь не обращала внимания. Рон чувствовал под пальцами ее нежные светлые волосики. Теперь он гладил ее по коленке, чуть сжимая ей ногу. Странно, но при этом колотун его уже не бил. Он сосредоточился на ее ноге, как будто это был отдельный организм, составлявший исключительный предмет его вожделения.

На телевизор он уже не обращал внимания, поэтому немного удивился, когда Рэчел отняла ногу.

— Мне уже пора принимать ванну, — сказала она и вскочила с кровати, бросив Лайла на кучу других игрушек. — Вы мне должны ее налить, Рон.

— Что? — не понял он.

— Мою ванну.

— А, хорошо.

Вставая, он покачнулся. «Не слишком ли много я выпил?» — мелькнула мысль. Чтобы дойти до ванной, ему пришлось сначала опереться о раму кровати, потом о дверной косяк.

— И не забудьте мне пену для ванны сделать! — напомнила девочка.

Она что, раздевается? Теперь его стало бить мелкой дрожью, особенно ноги. «Господи, не дай ей раздеться догола», — думал он, но это была неискренняя молитва, призванная ослабить охватившее все его существо возбуждение. Когда он выключил воду, рубашка на нем так взмокла от пота, что ее можно было выжимать.

Рон вернулся в комнату. Девочка еще была одета.

— А вот это, Рон, вы читали? — спросила она, протянув ему книгу.

— Нет.

— Хотите мне ее попозже почитать?

— Ты примешь ванну, а потом Нэнси уже будет лучше себя чувствовать и почитает тебе.

Он повернулся и направился к двери.

— Вы придете пожелать мне спокойной ночи?

— Приду.

— Не забудьте ваш гаечный ключ!

Вечернее солнце набросило его длинную тень на газонокосилки и микроволновые печки — весь этот хлам, который он набрал на починку в последние дни. Он позвонил Нэнси и снова услышал механический голос автоответчика.

— Позвони мне, как только сможешь, — сказал он. — Это срочно.

Когда он положил трубку, его охватил страх. А что, если Нэнси отправилась к Энджи? Хватит ли ей силы воли не развязать язык? Он в этом сомневался.

Лучше начать паковать вещи прямо сейчас. Да, прямо теперь.

Он поднялся наверх, достал из бельевого шкафа чемодан и стал кидать в него джинсы, шорты, носки, белье — все, что попадалось под руку. Потом взял все, что было нужно, из ванной, бросил поверх вещей и снес чемодан вниз. При мыслях о том, что делать с мастерской, у него чуть крыша не съехала. Надо будет оставить записку. Что-нибудь вроде: «Закрыто по семейным обстоятельствам». И не забыть сменить текст, наговоренный на автоответчике.

Он взглянул на часы — без пяти восемь. Как только стемнеет, они уедут. К тому времени Нэнси, наверное, вернется. Потом глотнул виски. Казалось, уже прошло несколько часов, как он налил Рэчел ванну. Надо бы к ней спуститься, пожелать ей спокойной ночи… Пусть она хоть ненадолго вздремнет, перед тем как начнется суматоха с отъездом…