Райские новости - Дэвид Лодж

— До смешного теплая вода, — выкрикнула она, когда он подплыл к ней, пыхтя и отдуваясь. — Можно провести в воде целый день и не замерзнуть.

— Не то что в Гастингсе, а? — заметил Бернард. — Помнишь, как у тебя синели пальцы?

— А ты всегда стучал зубами, — засмеялась она. — В буквальном смысле слова. Ни до того, ни после я тако­го не слышала.

— И какое это было мучение — ходить босиком по той гальке.

— А снять мокрые трусы и натянуть штанишки, обернувшись крохотным полотенчиком и удержива­ясь при этом на одной ноге на груде разъезжающегося галечника...

Он уже давно не чувствовал себя с Тессой так сво­бодно. Слово «штанишки», когда-то обыденное и не­сколько сомнительное, похоже, привело его в состоя­ние игривого и бездумного счастья, которое у него ас­социировалось с детством, хотя на самом деле он не помнил, чтобы Тесса когда-нибудь произносила при нем это слово. Лежа на песке и обсыхая после купания, он сказал ей об этом.

— Ну ты что, мне бы надавали подзатыльников, ес­ли бы я такое сказала. В том, что касалось тебя, мама и папа были очень строги со мной и с Димпной. Нам приходилось вести себя очень скромно, из страха от­влечь тебя от твоего призвания.

— Правда?

— Конечно. «Лифчик» и «штанишки» считались не­приличными словами. Если мы стирали или гладили свое белье и та заходил на кухню, все быстро прятали, чтобы ненароком тебя не воспламенить. А что касает­ся гигиенических прокладок... ты ведь, наверное, даже не знаешь, когда у нас начались месячные, верно?

— Нет, — сказал Бернард. — До сего момента я ни­когда об этом не задумывался.

— Тебе с раннего возраста было предначертано стать священником, Бернард. Я прямо-таки видела нимб, нараставший вокруг твоей головы, как кольца Сатурна. У тебя дома была очень привилегированная жизнь.

— Неужели?

— Хочешь сказать, что не помнишь? Ты никогда не мыл посуду, потому что считалось, что тебе больше за­дают на дом, чем всем остальным, или твои задания важнее. По воскресеньям тебе всегда давали лучший кусок жаркого.

— Это просто смешно.

— Это правда. И если тебе требовалась новая одеж­да или обувь, она тут же появлялась, тебе не нужно бы­ло даже просить. Тогда как мы... Посмотри на этот па­лец. — Она подняла ногу и указала на огромный, де­формированный сустав большого пальца. — Это из-за того, что я слишком долго носила туфли, из которых выросла.

— Но это же ужасно! Я чувствую себя мерзавцем.

— Виноват не ты, а мама и папа. Они отгораживали тебя от реального мира.

— «Они тебя надули, папа с мамой, / Всучив тебе свой залежалый опыт».[95]

— Прошу прощения! — Тесса села, вытаращив на не­го глаза.

— Это стихотворение Филипа Ларкина.

— Ничего себе язык для стихов.

— «И специальных глупостей добавив, / Но зла тебе, конечно, не желая».

Тесса подавила смешок и вздохнула:

— Бедная мама. Бедный папа.

— Бедная Урсула, — сказал Бернард. — Бедный Шон.

— Бедный Шон?

— Да. Мы не должны лишать Шона нашей жалости. Кто знает, что заставило его сделать то, что он сделал? Кто знает, какие муки совести он потом испытывал?

Когда они вернулись на квартиру, чтобы принять душ и переодеться, Бернард предложил пойти куда-ни- будь поесть, но Тесса, на которой внезапно сказалась разница во времени, воспротивилась. Она нашла в холодильнике яйца и сыр, купленные Бернардом в магазине «Эй-би-си» на углу квартала, и закончилось тем, что в конце концов она встала к плите и пригото­вила для них омлет с сыром, подав к нему овощной салат, пару дней назад принесенный Софи Кнопфльмахер.

Пока они ели, позвонил из Англии Фрэнк. Бернард хотел было выйти из комнаты, но Тесса знаком велела ему остаться. Она кратко и без всякого выражения от­вечала на вопросы Фрэнка. Да, она добралась благопо­лучно. Да, она видела папу, он быстро поправляется. Да, она видела Урсулу, которая чувствует себя совсем не­важно. Погода жаркая и солнечная. Она уже два раза плавала — один раз в бассейне, другой — в океане. Нет, она не знает, когда вернется. Пусть он передаст детям, что она их любит. До свидания, Фрэнк.

— Как он справляется? — спросил Бернард, когда она положила трубку.

— Он кажется... — Тесса поискала слово, — отрез­вевшим. Ни единого слова о Брайони.

Вскоре после ужина Тесса отправилась спать. Бер­нард позвонил Иоланде и попросил ее встретиться с ним в «Вайкики серфрайдере». Она сказала, что долж­на быть дома, чтобы убедиться, что Рокси вернется к половине одиннадцатого, как обещала. Бернард по­смотрел на часы. Было двадцать минут девятого.

— Всего на часок, — взмолился он.

— Всего на часок! Я тебе что — девушка по вызову?

— Не для этого, — сказал он. — Я хочу поговорить.

Но так уж вышло, что и для «этого» тоже.

— Так о чем же ты хочешь поговорить, Бернард? — спросила она потом.

— Что ты все время называешь меня «Бернард»?

— А как ты хочешь, чтобы я тебя называла? — удиви­лась она. — Берни?

Он хихикнул.

— Нет, ни в коем случае. Но любовники называют друг друга «дорогой», или «милая», или еще как-нибудь, разве нет? Есть еще одно американское слово...

— Сладкий?

— Да, точно. Называй меня «сладкий».

— Я Льюиса так называла — «сладкий». Мне будет казаться, что я твоя жена.

— Вот потому мне это и нравится. Я бы хотел же­ниться на тебе, Иоланда.

— Да? Как или лучше, где ты думаешь это сделать?

— Вот об этом я и хотел поговорить. Но как ты в принципе к этому относишься?

— В принципе? В принципе, я думаю, что это самое безумное предложение за всю мою жизнь. Мы знакомы меньше двух недель. Я нахожусь в состоянии длитель­ного и сложного бракоразводного процесса. У меня дочь-подросток, которая ходит на Гавайях в школу, и работа, которая, даже если она и не является вершиной психиатрии, удовлетворяет меня. У тебя, насколько я понимаю, туристические документы и работа в Англии, так что тебе необходимо вернуться, не говоря уже о вы­здоравливающем отце, которого надо отвезти домой.

— Очевидно, мы не можем пожениться прямо сей­час, — согласился он. — Но я могу попросить в Англии въездную визу и приехать на Гавайи и попытаться найти здесь работу. Преподавателя. Или что-нибудь в туризме.

— Боже, только не это, — сказала Иоланда. — Я вый­ду за тебя лишь для того, чтобы уехать с Гавайев.

— Я серьезно, Иоланда.

— Я тоже.

Он приподнялся на кровати, чтобы лучше видеть ее лицо в тускло освещенной комнате.

— Ты хочешь сказать, что выйдешь за меня?

— Я хочу сказать, что я серьезно настроена поки­нуть Гавайи.

— О, — произнес Бернард.

— Не надо такого удрученного вида. — Она улыбну­лась и погладила его по лицу. — Ты действительно мне нравишься, Бернард. Я не знаю, хочу ли я выйти за те­бя... я не знаю, хочу ли я вообще снова замуж Но я бы хотела продолжить наши отношения.

— Как? Где?

— Я приеду погостить к тебе на Рождество — как для начала? Льюис может забрать детей.

— На Рождество?

Бернард с тревогой подумал о Раммидже в конце декабря и о колледже Св. Иоанна во время рождествен­ских каникул: минимальное обслуживание в столовой, тоскующие по дому африканские студенты болтаются по тускло освещенным коридорам, его собственная за­громожденная вещами спальня-кабинет с единствен­ной узкой кроватью.

— Да. Можешь себе представить, но я была в Англии только раз — летом, всего несколько дней в Лондоне.

— Не уверен, что тебе понравится Англия зимой.

— Почему? На что она похожа?

— Дни очень короткие. Светает только в восемь ут­ра, а к четырем часам дня уже темно. Постоянная об­лачность. Иногда ты сутками не видишь солнца.

— Звучит заманчиво, — сказала Иоланда. — Мне до смерти надоело это чертово солнце. Мы можем задер­нуть шторы и разжечь в камине огонь.

— Боюсь, у меня нет камина, — сказал Бернард. — На самом деле у меня всего одна комната в колледже с одной секцией электрического обогревателя и газо­вой плиткой. Нам придется поселиться в какой-нибудь гостинице.

— Это будет просто великолепно. Одна из этих сельских гостиниц, где справляют традиционное анг­лийское Рождество. Я видела рекламу.

— Боюсь, тебе придется платить за себя.

— Ничего страшного. Ты опять начал говорить «бо­юсь». Ты точно хочешь, чтобы я приехала?

— Конечно, я хочу, чтобы ты приехала. Я просто не хочу, чтобы ты разочаровалась. Дело в том, что у меня нет достаточно денег, чтобы обеспечить тебя долж­ным образом. И никогда не будет, если только...

— Если только что?

— Ну, говоря откровенно, если я не унаследую их после Урсулы.

— Что ж, это вполне возможно, не так ли? В конце концов, именно ты нашел акцию «Ай-би-эм».

— До этого случая она действительно собиралась что-то мне оставить. Но теперь, когда тут такие день­ги, ситуация кажется мне более деликатной. Я чувст­вую, что мои родные сплачиваются вокруг Урсулы. Залечиваются старые раны. Мы наконец-то открыто говорим друг с другом. Я не хочу, чтобы враждеб­ность из-за Урсулиного завещания поставила все это под угрозу. Ты же знаешь, что такое семья. Папа — ближайший родственник. И теперь вот Тесса хочет, чтобы я убедил Урсулу создать трастовый фонд для Патрика.