Клуб радости и удачи - Эми Тан

Моя дочь рассмеялась, когда я ей это сказала. Оказывается, ее мать может шутить.

Я продолжала взбираться на этот холм. Я увидела две пагоды, построенные на противоположных сторонах улицы. Такие пагоды бывают у входов в большие буддийские храмы. Но, приглядевшись повнимательнее, я поняла, что все это бутафория: пагоды были просто хлипкими сооружениями, увенчанными несколькими ярусами черепичных крыш: под перекрытиями не было ни стен, ни какого-либо помещения. Я была удивлена тем, что все здесь было сделано так, чтобы производить впечатление имперского города или императорской усыпальницы, а при этом позади претенциозных пагод улицы были узкими, темными и грязными. И мне подумалось: почему по ту сторону оказалось только самое худшее из всего, что можно найти в Китае? Почему они не разбили там сады с прудами? Да, там и сям встречалось что-то похожее на какую-нибудь знаменитую древнюю пещеру или китайский оперный театр, но внутри все было одинаковой дешевкой.

К тому времени, когда мне удалось отыскать нужное место по адресу, полученному от девушки в Пекине, я успела понять, что не стоит ждать слишком многого. Это оказался большой дом зеленого цвета, ужасно шумный: куча детей носилась туда-сюда по просторным лестницам и тесным коридорам. В комнате номер четыреста два я обнаружила старуху, которая сразу же начала попрекать меня тем, что потеряла кучу времени, прождав меня понапрасну целую неделю. Она быстро написала несколько адресов и вручила их мне, продолжая держать свою руку протянутой и после того, как я забрала из нее листок. Поэтому я дала ей один доллар, но она посмотрела на меня и сказала:

— Сюаюйи, мисс, мы с вами в Америке. Даже нищий умрет с голоду на этот доллар.

Тогда я дала ей вторую бумажку, но и этого оказалось недостаточно:

— Ай-йя, вы думаете, мне эта информация досталась так легко?

Только получив от меня еще один доллар, она убрала руку и закрыла рот.

По адресам, взятым у этой старухи, я разыскала дешевую квартиру на Вашингтон-стрит. Как все подобные жилища, она была расположена над маленьким магазинчиком. По этому же трехдолларовому списку мне удалось найти работу за семьдесят пять центов в час. Конечно, это была работа не из лучших. Сначала я пыталась устроиться продавщицей, но для этого требовалось знание английского. Я сходила в другое место, это было что-то вроде распорядительницы в китайском заведении, но там хотели, чтобы я водила своими руками вверх-вниз по телам иностранцев, и я сразу поняла, что это то же самое, что быть в Китае проституткой четвертого разряда. Поэтому я замазала этот адрес черными чернилами. Чтобы получить работу в некоторых других местах, нужно было иметь особые связи. Это была работа в семьях с юга — из Кантона, Тойшаня и Четырех областей, — которые прибыли сюда давным-давно с целью сколотить состояние и по сей день продолжают держаться за него руками своих правнуков.

Так что моя мама оказалась права в отношении ожидавших меня тягот. Работа на кондитерской фабрике была одной из самых худших. Большие черные машины работали днем и ночью, выдавливая маленькие лепешки на движущиеся круглые противни. Я и другие женщины сидели на высоких табуретках, и, когда печеньица проплывали мимо нас, мы должны были снимать их с горячего противня в тот момент, когда они становились золотистыми. Наша задача заключалась в том, чтобы положить на серединку кружочка полоску бумаги, сложить печенье пополам и придать ему нужную форму, пока оно не успело затвердеть. Если схватить печенье слишком рано, то горячее сырое тесто обожжет вам пальцы. Но если опоздать, то оно затвердеет еще до того, как вы успеете отвернуть первый краешек. И тогда вам приходится выбрасывать этот брак в стоявший рядом бочонок, что работает в итоге против вас, потому что хозяин может продать это печенье только как лом.

В конце первого дня я мучилась от боли во всех десяти пальцах — они покраснели и распухли. Эта работа была не для дураков. Там приходилось осваивать всё очень быстро, иначе пальцы превращались в сосиски-гриль. Поэтому на следующий день у меня горели глаза — я не спускала их с печенья. В последовавший за этим день у меня ныли руки, потому что приходилось держать их в постоянной готовности, чтобы успеть схватить печенье с противня вовремя. Но уже под конец первой недели я выполняла эту работу автоматически и настолько расслабилась, что заметила наконец-то тех, кто трудился рядом со мной. С одной стороны от меня сидела никогда не улыбавшаяся старуха, которая, если сердилась, разговаривала сама с собой по-кантонски. Она бормотала как сумасшедшая. С другой стороны сидела женщина примерно моего возраста. В ее бочонке для брака было очень мало печенья. Но я подозревала, что она его съедает. Она была довольно пухленькая.

— Эй, сюаюйи, — обратилась она ко мне, перекрикивая шум машин. Мне было очень приятно услышать ее голос и обнаружить, что мы обе говорим на мандарине, хотя ее произношение было грубее, чем у меня. — Ты когда-нибудь думала, что будешь настолько могущественной, чтобы определять чью-либо судьбу? — спросила она.

Я не поняла, что она имела в виду. Поэтому она взяла в руки одну из бумажных полосок и прочитала вслух, сначала по-английски:

— «Не воюй и не вывешивай свое грязное белье на всеобщее обозрение. Победитель испачкается». — А потом перевела на китайский: — «Не следует одновременно воевать и стирать белье. Если ты победишь, твоя одежда останется грязной».

Я все еще не понимала, о чем она говорит. Тогда она взяла другую бумажку и прочитала по-английски:

— «Деньги — корень зла. Смотри вокруг и копай глубоко». — И потом по-китайски: — «Деньги оказывают дурное влияние. Человек теряет покой и начинает грабить могилы».

— Что это за чушь? — спросила я ее, пряча бумажки к себе в карман и думая, что мне следует выучить эти классические американские изречения.

— Это предсказания судьбы, — объяснила она. — Американцы считают, что это придумали китайцы.

— Но мы никогда ничего такого не говорим! — возмутилась я. — В этих словах нет никакого смысла. Это не предсказания судьбы, а какие-то глупые наставления.

— Нет, мисс, — сказала она, рассмеявшись, — это наша судьба глупа: мы сидим тут и делаем это глупое печенье, тогда как кому-то другому выпадает глупая судьба платить за него деньги.

Так я встретила Аньмэй Су. Да, да, тетю Аньмэй, такую старую сейчас. Мы с Аньмэй до сих пор смеемся над нашими глупыми судьбами и над тем, что потом они обернулись весьма полезной стороной и помогли мне найти мужа.

— Эй, Линьдо, — однажды во время работы сказала мне Аньмэй, — приходи в это воскресенье в церковь. У моего мужа есть друг, который ищет себе хорошую жену-китаянку. Он не гражданин, но я уверена, что он знает, как сделать гражданина.

Вот так впервые я услышала о Тинь Чжуне, твоем отце. Это было совсем не похоже на мое первое замужество, где все было предопределено заранее. В Америке у меня был выбор. Я могла либо выйти за твоего отца, либо не выходить и отправиться обратно в Китай.

С первого взгляда на него я почувствовала, что тут что-то не так: он оказался из Кантона! Как Аньмэй могла предположить, что я пойду за него замуж?! Но она объяснила всё очень просто:

— Мы больше не в Китае. Ты выходишь не за деревенского парня. Здесь все мы родом из одной деревни, даже если приехали из разных концов Китая.

Видишь, как изменилась тетя Аньмэй с тех давних пор?

Поначалу мы с твоим отцом оба очень смущались и не могли даже словом перемолвиться из-за разницы в наших китайских диалектах. Потом мы пошли на курсы английского и стали изъясняться друг с другом, используя те слова, которые успевали выучить на занятиях. В затруднительных случаях мы брали в руки листок бумаги и писали на нем по-китайски, что имелось в виду. По крайней мере, это связующее звено у нас было — листок бумаги и китайские иероглифы. Но представь, как трудно строить матримониальные планы, не умея выразить своих намерений вслух. В такой ситуации не хватает всех этих маленьких знаков — подтрунивания и подкалывания, — по которым можно понять, насколько все серьезно. Мы же могли говорить только то, что узнавали от нашего учителя английского языка: «Я вижу мама. Мама мыла рама».

Но все-таки я довольно быстро поняла, что очень нравлюсь твоему отцу Он устраивал настоящие китайские представления, когда пытался изобразить что-нибудь: бегал взад-вперед, подпрыгивал и запускал всю пятерню себе в волосы, и всё лишь для того, чтобы дать мне понять — манджиль! — какую бурную деятельность приходится развивать сотрудникам телефонной компании «Пасифик», в которой он нашел себе место. Ты не замечала у своего отца актерских дарований? Не знала, что у него была когда-то настоящая шевелюра?

Ах, потом-то я выяснила, что его работа была вовсе не такой, как он ее описывал. Она была не такая уж и хорошая. Даже сейчас, когда я уже могу говорить с твоим отцом по-кантонски, я спрашиваю его, почему он не может найти место получше. Но он ведет себя так, словно не прошли еще те времена, когда он не мог понять ничего из моих слов.