Здесь ради торта - Дженнифер Милликин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клейн устраивается на своей стороне кровати, лицом ко мне. Взъерошенные волосы и сонное лицо делают его еще более привлекательным. Он надел простую белую футболку, чтобы спать в ней. Неужели он делает это для моего же блага? Как сказать ему, что мне было бы выгоднее, если бы он снял футболку? Что если я…
О боже.
Горячий кофе грозит вылиться на белое покрывало.
Должно быть, в моих глазах отразилась паника, потому что Клейн говорит:
— Все хорошо, Пейсли.
Я собираюсь с мыслями, пока глотаю.
— Мы всегда так говорим, не так ли? Мы используем это слово снова и снова. «Хорошо».
Клейн кивает.
— Похоже, мы часто используем это слово.
— Насчет того, что я сказала посреди ночи, — колеблюсь я, и Клейн твердо говорит:
— Пейсли, не волнуйся. Я не буду настаивать на этом.
Я подношу чашку с кофе к губам, чтобы хоть что-то было передо мной, импровизированный щит. Не могу поверить, что собираюсь это сделать.
— Что ты думаешь о том, чтобы все-таки настоять?
Клейн открывает рот. Закрывает его. Обдумывает что-то, затем снова открывает рот.
— Как ты думаешь, ты сейчас в уязвимом месте?
— Да, — честно отвечаю я.
— Я так и думал, — вздыхает он. — Вчера вечером мне потребовался целый час, чтобы заснуть после того, как ты это сказала. Я все время прокручивал это в голове, пытаясь понять, была ли твоя идея очень хорошей или очень плохой, — он морщиться, вероятно, из-за неудачного выбора слов.
— Ты можешь лучше, — говорю я, нахмурившись. — Ты не «очень грустный», ты «угрюмый»![xlviii] — я поднимаю кулак, перенимая тон голоса, призывающий к действию, который использовал Робин Уильямс в «Обществе мертвых поэтов».
На его губах играет улыбка.
— Я говорил тебе, что это один из пяти моих любимых фильмов?
— Нет, но мне кажется, что это не такой уж большой шаг вперед.
Он молчит, проделывая эту штуку с насупиванием бровей. Теперь я знаю, что это означает, что он о чем-то напряженно думает, но вряд ли скажет вслух, о чем именно.
— Я пытался понять, была ли твоя идея превосходной или губительной, — ухмыляется он. — Так лучше?
Я решительно киваю.
— Мне нравится, что ты бросаешь мне вызов.
— Мне нравится бросать тебе вызов, — мой подбородок вздергивается. — Так ты пришел к какому-то выводу?
Он качает головой.
— Ничего конкретного. Но я не хочу пользоваться тобой, это я знаю точно.
— Я ценю это, и не думаю, что ты будешь. Это тяжелая неделя для меня, но мне приятно, что ты здесь. Приятно, что кто-то на моей стороне, а не то, что нужно принимать чью-то сторону. И я знаю, что моя бабушка была бы на моей стороне, если бы ее заставили выбирать, — я пожимаю плечами, пытаясь выразить словами то, что я чувствую. О чем я прошу. — С тобой все по-другому. Как будто у меня есть партнер. …Друг?
Клейн кивает, говоря мне, что да, мы друзья.
Странное чувство — наконец-то назвать его своим другом, хотя на самом деле мы были друзьями уже несколько недель.
Отпив последний глоток кофе, я ставлю чашку на тумбочку и откидываю одеяло. Моя ночная рубашка задралась, и я смотрю на Клейна в тот момент, когда он замечает татуировку на верхней части моего бедра. Его глаза вспыхивают, губы приоткрываются.
Невинно я приподнимаюсь и задираю подол, чтобы показать чернила.
— Удивлен?
Его глаза темнеют, челюсть напрягается. На его лице читается голод, основной инстинкт поглощения. Меня.
Он молчит. Внутренне я радуюсь, что украла все слова у Мастера Слова.
Я опускаю подол, и он спрашивает:
— Что там написано? Я был не в состоянии прочитать.
— Думаю, тебе придется узнать это в другой раз. Мне нужно готовиться к походу на Старую Лысину, — через зеркало на комоде я наблюдаю за тем, как он следит за мной.
Я самодовольная?
О, да.
Мы выезжаем из-под купола темно-зеленых листьев и видим, что небо над головой темное, тяжелые тучи предвещают дождь.
— Мы почти приехали, — говорю я Клейну, сидящему на велосипеде рядом со мной.
Он кивает и смотрит на небо, в его взгляде нет ни капли беспокойства.
Первые капли дождя, крупные и тяжелые, падают в тот момент, когда мы паркуем велосипеды у стойки в центре для посетителей. Мы оплачиваем проход и бежим по травяной лужайке, поднимаемся по лестнице через деревянную дверь и заходим в маяк.
Клейн проводит рукой по волосам, стряхивая влагу. Он оглядывается по сторонам, пытаясь сориентироваться.
— Это место было построено в 1817 году, — говорит он мне со знанием дела.
Смахнув капли дождя с лица, я говорю:
— Кто-то читал книгу «История острова Болд-Хед».
Он подходит к стене и осторожно проводит по ней пальцами.
— Она была сложена из красного кирпича, затем покрыта штукатуркой и покрашена в белый цвет, — его рука движется вверх и по проявившимся пятнам, где со временем стерлась краска и штукатурка, обнажив красный кирпич под ними.
Дойдя до середины небольшой площадки, он смотрит на деревянный дощатый потолок. В центре — прямоугольник пространства, уходящий вверх, к самой вершине маяка.
— Сто восемь ступенек, — сообщает он.
Я поднимаюсь вместе с ним, осматривая все ступеньки.
— Готов к тренировке задницы?
— Никогда не говори «нет» тренировкам ягодиц, — шутит Клейн, начиная подниматься по лестнице впереди меня.
Светильники, установленные на стенах, излучают желто-оранжевое свечение. Днем, когда светит солнце, солнечный свет проникает через верх.
На данный момент у меня нет предпочтений между электрическим и естественным освещением. Я дружу с любым светом, который позволяет мне оценить фантастическую задницу в двух ступеньках передо мной.
— Ты ходишь в спортзал? — я стараюсь, чтобы мой тон был легким, непринужденным, как будто я просто завожу разговор.
— В моем жилом комплексе есть довольно приличный тренажерный зал. Я пользуюсь им, а еще мне помогает игра в футбол, — он делает паузу и снова смотрит на меня, ухмыляясь. — А что? Тебе нравится то, что видишь?
— Трудно было бы не увидеть, — ворчу я. — Поскольку все это сейчас у меня перед глазами.
Мы останавливаемся на третьей площадке. Клейн указывает на следующую лестницу.
— Не хочешь пойти первой? Я с большим удовольствием поглазею на твою задницу.
На моих губах появляется улыбка.
— Вообще-то…
Грохот грома прерывает мою фразу. Я вскрикиваю, бросаясь в объятия Клейна. Я не боюсь грозы, но этот звук был громче, чем все, что я когда-либо слышала.
— Все в порядке, Пейсли, — успокаивает Клейн, поглаживая меня по
