Никто, кроме тебя - Алиса Селезнёва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, приложить лёд?
– Не надо.
Убрав руку с колена, я дотронулась до лепестков роз. Они были гладкими и холодными, как лоб покойницы. Неделю назад за такой подарок я бы отдала всё, что имела, а сегодня даже поблагодарить как следует не смогла. В голове крутилась только одна мысль: «Точно такие же розы Роман когда-то возил на могилу Наташе…»
– Как дела в больнице?
– Пока сложно сказать.
– Ты что-то забыл в том пациенте? Тампон? Зажим?
Он промолчал, и я вдруг осознала, насколько показным было его равнодушное спокойствие. Он волновался из-за приезда моих родственников точно так же, как я… А может, и сильнее.
– Где ты была?
– Говорила с матерью.
Шумно выдохнув, он сжал губы и сел на стул напротив меня, поставив локти на колени и обхватив голову руками. Прямо, как в мой последний день рождения, когда принял меня за одну из тех, с кем привык проводить ночи.
– Она сказала, что с ней ты был порядочной сволочью.
Я нарочно подобрала «крепкое» выражение, надеясь, что он попытается оправдаться. У каждого в этой жизни своя правда. Ревность – штука страшная. Она способна толкнуть даже доброго человека на отвратительнейшие из поступков. Что же тогда взять с моей матери? Она, в общем-то, никогда не была особенно положительной. И если бы Роман назвал её лгуньей и сказал, что она раздула из мухи слона, я бы поверила ему безоговорочно.
– Твоя мать сказала правду. С ней я был порядочной сволочью. Как, впрочем, и со всеми другими, что были до тебя.
Желудок скрутило от боли, и я запрокинула голову назад, сделав глубокий вдох. Перед глазами замаячило заплаканное лицо аптекарши. В ушах застучали слова Романа, сказанные в тот день, когда Вера отправила меня к Илоне:
«Не жди. Я не приеду… А вот это тебя уже не касается».
Тогда, сидя на переднем сидении его машины, я чувствовала себя королевой. Теперь же я жалела этих женщин. Жалела чисто по-женски.
– Я с самого начала чувствовал, что с тобой что-то не так. – Не отнимая рук от головы, Роман посмотрел на свои тапочки. – Зовут Света, дата рождения день в день с той Светой. Шанс дали твоя фамилия и отчество. Я даже подумать не мог, что жизнь выкинет с нами такой фокус.
«Да уж… Если бы жизнь была стандапером, она бы собирала стадионы».
Пожав плечами, я прикрыла ладонями локти.
– Я тоже тебя не вспомнила. Помнила только высокого темноволосого дядю Рому с добрым голосом. Помнила, как ты катал меня на шее.
– Тебе было чуть больше трёх, а прошло шестнадцать лет, да и твоя мать вряд ли махала у тебя перед носом моими фотографиями. Естественно, ты не вспомнила. У меня тогда не было ни бороды, ни морщин.
Я выдавила ничего не значащую улыбку. Дядя Рома, роды, которые он принимал, я, родившаяся не в больнице. Совпадения всплывали и тут и там, но мы всякий раз отмахивались от них и не хотели замечать. То ли по глупости, то ли по какой-то другой причине.
Поднеся правую руку к глазам, я по привычке потёрла кольцо. Пол под ногами больше не качался. В моей голове он как будто был раскатан по брёвнышку. Но я всё ещё надеялась собрать его воедино. Кольцо сидело как влитое и палец больше не перетягивало. Роман вернул мне его четыре дня назад, и после «раскатки» гравировка не пострадала ни на миллиметр.
– Рома?.. А кольцо, что ты мне подарил, раньше принадлежало Наташе?
Убрав руки от головы, он посмотрел на меня открыто и прямо.
– Не потому что мне было жаль денег на новое.
– А почему?
В глазах защипало. Мой голос прозвучал так устало, словно я неделю безвылазно натирала полы, гладила и готовила.
– Потому что это твоё кольцо.
На мгновение мне показалось, что я сплю и что всё это неправда. Для острастки я даже ущипнула себя сначала за шею, а потом за щёку, но ужасная картинка не потеряла своей чёткости.
– За несколько дней до смерти Николай Андреевич говорил со мной о тебе. Я знаю, ты тогда стояла под дверью и слышала часть разговора. Он просил к тебе присмотреться. Обратить внимание на манеру говорить, ходить, даже наклонять голову.
– Николай Андреевич болел! – не выдержав, я закричала и, испугавшись собственного крика, закрыла уши руками. – У него была деменция, шизофрения и чёрт знает что ещё. Ты сам это потом признал.
– А если я ошибался, а Николай Андреевич был единственным разумным человеком из нас троих? Я смотрел на тебя все эти месяцы. Как ты ешь, как готовишь, как держишь книгу. Ты даже говоришь теми же словами, что использовала она. Помнишь мастера Йоду? Наташа тоже знала о нём только это. Что он грустит всякий раз, когда кто-то пишет «Да пребудет с тобой сила» через «и». А твои слова про реинкарнацию… Услышав их, я решил, что ты тоже начала вспоминать.
«Ты такая же замена, как и я. Такая же. Такая же. Такая же…»
Пытаясь отогнать ненавистное видение, я тряхнула волосами.
– Кого ты позвал замуж, Рома? Меня или Наташу?
– Неужели ты не понимаешь? Ты и есть она. Я не знаю, как и почему, но ты вернулась ко мне.
«Не знаю, что он там питал к тебе раньше, но сейчас он пытается слепить из тебя её».
– Меня ни к одной женщине не тянуло так, как к тебе. С первой минуты. С первой встречи. До умопомрачения. Я дал тебе визитку, а ты не перезвонила. Единственная из всех. Я три месяца тебя из головы не мог выкинуть. Твоё лицо так и стояло перед глазами, поэтому я и вспомнил тебя сразу, как только увидел у Николая Андреевича. Ты порождала такие чувства, о которых я уже и думать забыл. Поэтому и злился на тебя. Поэтому почти возненавидел. Мне казалось, что я предаю Наташу.
Поднявшись
