Простодушное чтение - Сергей Костырко

Разговор с бесами

Андрей Серегин. Предисловие к будущему// «Новый мир», 2000, № 6

С восхищенным изумлением читал я этот текст. Какое владение мыслью, словом, интонацией! Эрудиция какая. И форма как точно выбрана: откровения бесов на излете тысячелетия – остро, шокирующе; парадокс на парадоксе. Бодрит, как бутылка водки в подъезде. На троих хряпнули – Фауст, Мефистофель, ну и, соответственно, слуга ваш покорный. Смачно так. Прочищает мозги. Освобождает от заморочек.

Наконец-то пришел мальчик и сказал, что король-то голый. Как говорится, устами младенцев; устами шутов, маргиналов, провокаторов… Это как раз то, что нужно, когда замыливается мысль и скользит, как в салазках, уже ничего не цепляя.

О чем текст? Если коротко, – о нашей нелепой гордыни «гуманистов», искренне считающих себя итогом и венцом человеческого развития. О гуманизме как форме недомыслия. О гуманизме как неком щите, которым люди, считающие себя гуманистами, закрываются от реальности. И о том, как, зажмурившись, чтобы не видеть реальности, курочат живую жизнь под себя, под свои «гуманистические идеалы». О философских традициях оправдания и утверждения этой позиции.

И о том, что у гуманизма руки в крови по локоть. Сталин и Гитлер – порождение именно гуманизма. Гуманизм ведет человечество в тупик. Гуманистические «нетленные ценности» – это морок. Причем идейки, типа прав личности, либеральной демократии, свободы совести и проч. – морок самоубийственный. И чем дольше он продлится, тем страшнее и неотвратимее будет расплата. Ибо главное заблуждение, главный порок гуманизма – это нелепый пафос борьбы человека со страданием, с несчастьем. Страдание, несчастье – явление очень даже естественные и по-своему необходимые для человека. И здесь, по мнению автора, за Бога цепляться не надо, он не то, что думают гуманисты. Он грозен, «не мир, но меч» несет он. Ну и так далее и так далее.

Автор проходится чуть ли не по всему «гуманистическому дискурсу», выметая, как писали публицисты во времена моей молодости, «поганой метлой»… Перед читателем во весь рост, во всей отвратности встает образ гуманизма – смердящего мертвеца, вставшего из могилы и гнилостным дыханием своим разлагающий вокруг все.

…Нет, я в принципе ничего не имею против того, чтобы отдраить гуманизм с песочком. Давно пора – столько на нем дряни разной наросло, столько глупостей продекларировано, столько трусости и самоупоения явлено. Тут, к счастью, мне не нужно особенно распространяться – отошлю к тексту Серегина, он эту работу сделал не без блеска. (Если, конечно, не считать тех мест, где автор явно упрощает себе задачу, персонифицируя гуманизм (скажем, либерализм) карикатурными шестидесятниками (кто только их не пинал, поневоле зауважаешь!) или делая главным представителем сегодняшней гуманистической мысли постмодернизм (вот кому, уже просто по определению, дела нет до сфер, в которых обретаются понятия гуманизма и антигуманизма).

Все равно читать интересно. Пьянит азарт, хлесткость и, достаточно часто, точность формулировок.

Но после каждой пьянки бывает похмелье. Когда хорошо бы уже на трезвую голову, без лихого стебового разбега попробовать разобраться, а о чем, собственно, речь.

И вообще… есть ли хоть какая-то возможность говорить всерьез о гуманизме в предложенном Серегиным дискурсе?

Итак.

В каком смысле употребляется слово гуманизм у Серегина?

«…под гуманизмом подразумевается принцип гуманности в отношении ко всем людям без разбора, просто потому, что они – люди»;

«…отведем идее самоценности человека роль основополагающего принципа гуманистической традиции, а идею гуманности признаем ее закономерным, органичным итогом».

В очерченных здесь Серегиным рамках и будем пользоваться далее понятием «гуманизм».

И еще одна формулировка, она же – главный тезис Серегина:

«Если бы меня просили определить гуманизм одним словом, я бы сказал, что гуманизм – это недомыслие».

Далее следуют два «сокрушительных» аргумента.

Аргумент первый, антропологический:

Что есть человек? Бесы предлагают воспользоваться платоновским определением «двуногое, без перьев, с ногтями», добавив от себя: которому все позволено, так сказать, по определению («Вседозволенность – разве это некая ужасная возможность, разве это не простой факт?»). То есть некая биологическая особь, сама природа которой (особи) не содержит и не может содержать понятий об «общечеловеческих ценностях», в частности, природой не запланирована внутренняя потребность в гуманном отношении человека к человеку.

Аргумент второй, метафизический – он прост предельно: реальность сама по себе негуманна, следовательно, в законах, по которым она живет, нет места для гуманизма:

«в чем еще заключается так называемый крах гуманизма, как не в обнаружении той давным-давно известной любому христианину, стоику, буддисту азбучной истины, что реальность, оказывается, негуманна и гуманной быть не умеет? Метафизика человеческого бытия негуманна».

Я начну с логики второго аргумента.

А почему из того, что реальность сама по себе негуманна, обязательно следует, что гуманизм нелеп и невозможен? А может, как раз наоборот? Ибо, если следовать предложенной бесами логике, мы, определив, например, зиму как время холода, должны будем признать нелепым, противоестественным разведение людьми огня.

Иными словами, можно ведь сказать и так: гуманность неизбежна именно по причинам – скажем так – ее дефицита в природе. Как, повторюсь, голод делает необходимым насыщение, как холод – согревание… и так далее.

Мне, естественно, возразят: некорректный переброс понятий из одного смыслового ряда в другой.

И я не буду спорить. Я просто хочу предложить другой подход к теме. Потому как «серегинский дискурс» в приложении к выбранному предмету рассмотрения кажется мне вполне бесовским. Или скажем помягче – некорректным. Ибо феномен человека – само явление человеческого разума и воли, то есть сам факт наличия у человека рефлексии по поводу собственного существования, – изначально выводит человека из того ряда явлений, которое бесы называет в своей статье реальностью. То есть сам факт рефлексии в подобном разговоре мы обязаны учитывать как часть реальности. Иначе о чем мы здесь говорим?

И, соответственно, – о первом, «антропологическом аргументе» бесов: о природе человека, которая сама по себе не включает и не может включать в себя комплекс гуманистических понятий. Да, если мы определим человека как только биологическую особь, разумеется, – не включает. О чем тут спорить? Но ведь человек – это, согласитесь, не совсем ведь животное. Человек, повторяю, уже по причине самого наличия у него рефлексии не вполне укладывается в исходное для серегинских бесов понятие реальности. Она, рефлексия, предполагает некую точку обзора, как бы находящуюся вне рамок этой «реальности». А кто может сказать, что знает, где расположена точка обзора, с которой человек смотрит на себя? (В конечном счете – только тот, кто действительно знает, откуда берется жизнь и куда она уходит; кто может из мертвого сделать живое. Но таковых не знаю. Мы только знаем о существовании этой точки, остальное – не нашего ума дело. Ответ религиозно мыслящих людей, который я могу предположить, лично меня отталкивает неизбежной в этих ситуациях попыткой думать за Бога, попыткой выстроить Бога по собственному подобию. А такой путь к Богу кажется мне таким же нелепым и безнадежным, как попытка поднять себя за волосы.)

Одна из сторон вот этой «вывихнутости» человека из нормальной «реальности» – это еще и то, что человеком человека делает жизнь в сообществе подобных себе. И для того, чтобы жить этим сообществом, не возвращаясь в состояние «двуногого без перьев», он обязан соблюдать некие общие для всех внутренние (нравственные) законы. А наличие системы этих законов в свою очередь делает неизбежным появление того комплекса понятий, который мы сегодня называем «гуманистическим». И, кстати, рождение этого комплекса «гуманистических понятий» и «кодификация» его законов произошли гораздо раньше, чем полагают бесы. Ну как минимум две тысячи лет назад, когда было сказано: «не убий, не укради», «поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой».

Логика, по которой можно сказать, что гуманизм кем-то придуман, что он внесен в жизнь человека извне, напоминает мне логику благодарящего Господа за то, что Тот провел возле городов реки и устроил море возле каждого порта.

Нельзя сказать, что человек придумал страх, любовь, инстинкт самосохранения. То, что лежит в основе гуманизма, это условие, по которому человек может жить в качестве именно человека. Предельно огрубляя, можно сказать, что гуманизм – это одно из проявлений инстинкта самосохранения человеческого в человеке. Систему нравственных законов и – шире – явление гуманизма (как институт государства, как существование религий и искусства) можно было бы сравнить с обручами бочки – сними обручи, и бочка превратится в кучку дров.