Только когда мы вдвоем (ЛП) - Лиезе Хлоя

Я заснула, обнимая её руками за её ужасно узкую талию и уткнувшись головой в её шею. А когда я проснулась от чириканья птиц и лёгкого проблеска рассвета, я поняла, что она умерла. Комната ощущалась пустой. Мир как будто померк.

С тех пор он больше не ощущался полным или ярким.

Я часами лежала рядом с ней и плакала. Я целовала её прохладную щёку и шептала ей все свои страхи о том, как я буду жить без неё. Я переплетала наши пальцы и обещала, что не забуду ни единого момента, что всё, что она дала мне, надежно заперто в моём сердце. Я смотрела на её прекрасное лицо и говорила ей, что она была храброй, и что я буду горда, если мне удастся быть хоть вполовину такой же. Затем я ещё раз поцеловала её и прошептала слова прощания.

Как только доктор Би сменил меня, я в трансе прошла по комнате и собрала все следы нашего присутствия в две спортивные сумки. Мамина жизнь и моя так легко вместились в два хлипких куска ткани. Вернувшись в свою пустую квартиру, я швырнула их в стену и закричала так громко, что задрожали окна.

Я игнорировала звонки Райдера. Я не организовывала похороны. Её прах стоит в белой керамической урне на моём комоде. Я разговариваю с ней, когда я дома, прячусь от Руни, тренера, Райдера, Такера, Бекса и всей моей команды. Все, кому не наплевать, оказались отрезаны. Потому что моё сердце запечатано вакуумом. Если я приоткрою его хоть чуть-чуть, если туда проскользнёт хоть капля воздуха, тогда мои воспоминания будут не в безопасности, и жизнь двинется дальше.

Я не хочу жизни без моей мамы. Я не хочу двигаться дальше.

Я слышала, как Руни говорит по телефону. Я слышала, как Райдер входит в мою квартиру. Я ковыряла еду, которую он приносит. Я видела записки, которые он пишет. В тот один раз, когда он осмелился войти в мою комнату, я спряталась в кровати, накрывшись одеялами. Райдер долго стоял и держал руку на моей спине, а потом его пальцы медленно скользнули в мои волосы, глупо пытаясь превратить хаос в порядок.

Совсем как мама.

Каким-то образом я удержалась. На один отчаянный момент я позволила себе притвориться, будто каждое нежное поглаживание по моим диким волосам — это её руки, её тёплое стабильное присутствие позади меня, что это она пришла после долгой смены в больнице. Я закрыла глаза, задержала дыхание и купалась в этом воспоминании, пока его прикосновение не ушло, и дверь не закрылась. Затем я плакала до тех пор, пока рассветное солнце не начало палить в окна.

Я добилась прогресса. Теперь я регулярно ем. Я бегаю и тренируюсь с тяжестями несколько раз в неделю. Я не пропускаю тренировки на поле с Руни. Но я лишь шелуха прежней себя. Я это знаю. Просто я больше не знаю, как быть чем-то ещё.

— Привет, — Руни кладёт тёплую ладонь на мою спину. — Чего тебе хочется покушать?

Я смотрю на свою домашнюю работу, зная, что мне надо запомнить эти уравнения, но в то же время зная, что я слишком устала и голодна, чтобы чего-то добиться. Тяжело вздохнув, я бросаю ручку.

— Да что угодно. Ты выбирай.

Руни медленно садится за обеденный стол и сжимает мою ладонь.

— Уилла, я хочу кое-что сказать. Я думаю... Нет. Позволь мне начать с начала. Уилла, твоё горе абсолютно нормально. Твоя боль реальна.

Я смотрю на неё.

— Но?

— Никакого но, — Руни ёрзает на стуле, подвигаясь ближе. — И это угрожает твоему благосостоянию. Я думаю, пора поговорить с кем-нибудь. Сходить к психологу. Я не знаю, уместны ли они в данном случае, но может, стоит подумать об антидепрессантах. Не для того, чтобы ты стала каким-то неестественно счастливым человеком, а чтобы ты снова могла жить. Прошли месяцы, а тебе всё ещё тяжело функционировать, Уилла. В горе нет ничего постыдного. Ты будешь горевать столько, сколько тебе нужно. Просто нужно быть осторожной, когда это подрывает твоё благополучие.

Руни вытирает слёзы с моих щёк, а я их даже не осознавала.

— Я здесь, чтобы напомнить тебе, кто ты и чего ты хочешь, Уилла. Ты всегда будешь дочерью Джой Саттер. Это никогда не изменится. Но ты не всегда будешь футбольной мощью. Ты не всегда будешь располагать бесплатным образованием. У твоего порога не всегда будет ждать мужчина, готовый предложить утешение. Некоторые вещи вне времени — любовь твоей матери, её след в твоей жизни. Но со многим другим тебе нужно найти силу и ухватить это, пока не поздно.

— Ру, я не знаю, как, — выдавливаю я. Она притягивает меня к себе и обнимает, покачивая.

— Я понимаю. Ш-ш-ш-ш, — Руни целует меня в волосы. Это напоминает мне Райдера и его поцелуи в мои сумасшедшие кудряшки. Я скучаю по той искре и пламени, что искрило и ревело между нами. Я скучаю по его косматой бороде и мягкой лесорубной фланели. Я скучаю и по нашим многозначительным паузам тишины, и по его новообретённому низкому голосу.

— Давай по порядку, ладно? — говорит Руни. — Сначала запишем тебя к университетскому психологу. Пусть твои чувства улягутся, и голова станет более ясной. Затем приведёшь в порядок оценки. А потом возьмёмся за парня.

Я смеюсь.

— Ага, этому всё равно не бывать. Не так, как ты думаешь. Мне нужны друзья, Ру. Ничего больше.

Руни буквально на секунду перестаёт покачивать меня и обнимает крепче.

— Ладно, Уилла. Ладно.

Глава 25. Райдер

Плейлист: Arctic Monkeys — Do I Wanna Know?

— Кто это сделал? — реву я.

И Такеру, и Бексу хватает мудрости выглядеть ужаснувшимися.

— Да! — я пинаю случайно подвернувшийся футбольный мяч прямо в них и с удовлетворением смотрю, как они спешно разбегаются, чтобы избежать удара. — Всё ещё рады, что я вернул себе голос? Долбоёбы вы этакие! — я бросаюсь на Такера, быстро заваливая его на пол. Его спина придавлена моим коленом, а рука заломлена под углом, который, надеюсь, причиняет мучительную боль.

— Это была его идея! — завывает Так.

Я отпускаю Такера, рванувшись вверх, и бросаюсь на Бекса. Он едва уворачивается от меня, спотыкается, налетает на стол и валится на пол.

— Умоляю! — Бекс поднимает руки в жесте капитуляции. Он выглядит так, будто вот-вот наложит в штаны, и правильно. Мой рост 190 см и вес 90 кг уступают росту и весу Бекса и Такера, но это неважно. Я рассерженный, рассерженный мужчина, а когда я взбешён, моя кровь викинга ревёт в моих венах, требуя жестокости.

— Дай мне хоть одну хорошую причину, почему я не должен ломать твою чёртову руку, Беккет Беккерсон.

Бекс скулит, когда я опускаю ногу на его горло.

— П-потому что ты поблагодаришь меня, когда сбреешь это животное со своего лица, и Уилла упадёт к твоим ногам.

Я с шипением втягиваю вдох, потому что слышать её имя больно. Мы не говорим про Уиллу. Несколько месяцев назад я очень сильно напился, вскоре после смерти Джой, когда Уилла от меня отгородилась, и тогда я им всё рассказал. Тогда я заставил их поклясться, что они не будут говорить об Уилле или мучить меня чем-либо, связанным с ней. Они безупречно это выполняли.

До этого момента.

— Зачем? — рычу я.

Бекс косится на Такера, затем обратно на меня.

— Руни говорит, что она посещает психолога и наконец-то приходит в себя. До этого всё было плохо...

— Не надо, — я не могу это слышать. Поначалу я едва не тронулся рассудком, отчаянно желая навязаться, хотя знал, как сильно она страдает. Я перепробовал всё возможное, и всё равно она не смотрела на меня, не говорила со мной, не отвечала на сообщения, звонки или записки.

Я понимал, что ей надо было перегоревать, и то она горевала по-своему — то есть, в полном одиночестве. Но впервые в жизни логическое понимание ни капли не облегчало боль.

Сделав долгий медленный вдох, я смотрю на этих двоих.

— Значит, раз Уилла возвращается к нормальной жизни, вы двое решили, что сейчас самое время выбрить центр моей бл*дской бороды?

Такеру хватает дурацкой смелости захихикать в уголке, где он съёжился. Я делаю вид, будто бросаюсь на него, и он пронзительно визжит.

— Мудак, — бурчу я.

Горло Бекса всё ещё под моей ногой. Я чувствую, как его кадык перекатывается под подъёмом моей стопы при глотке.