Внебрачный контракт - Анна Богданова

Однако, к моему великому счастью и ликованию, любовное послание от него я все же получила – через две с половиной недели, где принц не только признавался мне в любви, клялся в вечной верности и в каждом абзаце вспоминал то мои бархатные руки, то загадочную улыбку на устах, то прекрасные золотые косы, то... Впрочем, это совсем неважно – что он там припоминал в каждом абзаце. Главное – во всем этом письме было одно наиприятнейшее и фантастическое известие. Пятнадцатого сентября Варфоломей обещал приехать в Москву – ненадолго, всего на несколько часов. Перед армией родители снарядили его к близким родственникам, которые жили в Питере, а Варфик, помимо этих самых близких родственников, изъявил желание повидаться с дедом и бабкой, которые имели в Москве у Рогожского рынка свою обувную будку. Конечно, это был предлог, и Аза с Арсеном поняли сразу, отчего сына так потянуло в Москву, но запретить они ему этого не могли. Короче, Варфику было дано полдня, чтобы прижать к сердцу бабку с дедом, а заодно и меня.

Я несказанно обрадовалась этому факту. Я была так счастлива, что у Варфоломея есть бабушка с дедушкой и что их обувная будка находится не где-нибудь, а именно в том огромном городе, где живу я, что согласилась съесть одну котлету из трески с цветной капустой.

С того дня я все танцевала по квартире, напевая себе под нос какие-то веселые мелодии, на устах моих играла улыбка еще более таинственная, чем обычно, а на календаре, который висел в коридоре, красным фломастером было обведено пятнадцатое число (суббота) первого осеннего месяца, десять дней из которого уже были жирно зачеркнуты черными крестами химическим карандашом.

Прошло два дня – еще две даты были перечеркнуты на календаре с такой силой, что лист месяца прорвался, а грифель карандаша сломался. Я поняла, что не могу не рассказать маме о Варфике, о моем любовном приключении на море, о том, что он приедет сюда через три дня.

– И почему ты мне раньше ничего не сказала? – удивилась она, выслушав с большим интересом о моем романе с ассирийским принцем, сильно урезанном и деформированном почти до неузнаваемости. Вообще, это даже не роман получился, а рассказ о новом хорошем друге, который спас мне жизнь, буквально вырвав меня из тюленьей пасти, а потом оберегал ее, жизнь мою, неотступно следуя за мной вдоль берега, вооружившись остро наточенным разделочным ножом, всматриваясь в зеленоватую воду в надежде узреть хоть одну взбесившуюся морскую собаку. – А я-то думала, что мы с тобой подруги! – с обидой и упреком проговорила мамаша. – Думала, между нами никогда не будет секретов.

– Но я же тебе рассказала! Только тебе. Об этом, кроме тебя, никто не знает! – И это было чистой правдой – Людке я не успела рассказать, потому что она с родителями застряла в Анапе – учебный год начался, а они никак не могли купить билеты обратно. – Так можно пригласить его в гости?

– Когда, ты говоришь, он должен приехать?

– Пятнадцатого, через три дня.

– Так это, выходит, суббота, что ли, я не пойму никак?! – раздраженно воскликнула она.

– Ну да!

– Как неудачно! Как все неудачно получается! – Мама ходила по комнате, заламывая руки от отчаяния, только я никак не могла понять, откуда оно взялось – это ее отчаяние. На мой взгляд, все складывалось просто прекрасно: у родительницы в субботу выходной, баба Зоя в пятницу вечером неизменно отправлялась к глупому неустроенному Ленчику – проведать его и посмотреть, не надувает ли его очередная мерзавка какая-нибудь или жлобка, не пригрел ли сынок на своей груди с таким горячим сердцем (безрассудным) змею очередную подколодную, не окрутила ли уже его снова какая-нибудь дрянь – наивного ее мальчика!

– Да почему неудачно? Что, мне нельзя своего спасителя в гости пригласить? Я-то у него целый месяц гостила, а он не может приехать, посмотреть, как мы живем? – всхлипывая, удивлялась я.

– Понимаешь ли... – замялась мама, – В субботу меня не будет дома... Бабушка уедет... Меня тут на выставку пригласили... – Она покраснела – явно была смущена чем-то.

– Кто пригласил?

– Неважно...

– На какую выставку? Что за выставка?

– «Изящная палехская миниатюра»! – так называется.

– А кто пригласил? – привязалась я.

– Я же сказала – неважно!

– А я-то думала, что мы с тобой подруги, думала, между нами никогда не будет секретов, – заканючила я, передразнивая ее.

– Ну, Юра Макашов! – выпалила она. – Что, легче стало?

– Который мне голую гипсовую бабу подарил?

– Он самый. Это у него, кстати, выставка.

– А как он тебя нашел?

– А чего меня искать-то?! Позвонил Ленчику, тот ему мой телефон дал.

– Обалдеть! – Я действительно в этот момент потеряла способность соображать. Неужели в маминой жизни появился тот самый Юрик Макашов, который был влюблен в нее до беспамятства, все пытался ее, обнаженную, запечатлеть на века, а когда, отдыхая в Палехе, мамаша поменялась с тетей Лидой ботинками и стерла в кровь все ноги, он ее два километра до дома нес?! – Мам! А он женат?

– Прекрати!

– Что тут такого? Спросить нельзя?

– Не женат.

– А дети есть?

– Отвяжись.

– Не-е, ну правда, – ныла я. – Слушай-ка, а я, случайно, не его дочь?

– Ты что, с-совсем, что ли, с ума с-сошла?! – Мама даже заикаться начала от моих фантастических подозрений, но я, применив сей отвлекающий маневр, добилась своего – Варфику было разрешено появиться у нас дома в мамино отсутствие. Бабушке мы вовсе говорить ничего не стали, дабы избежать лишних сцен и истерик.

Тринадцатое и четырнадцатое сентября – безжалостно вычеркнуты из жизни, как бездарно прожитые.

Пятнадцатое! Наконец-то!

С самого утра наша квартира стала похожа на сумасшедший дом – мама не знала, в чем пойти на выставку, и металась от зеркала к гардеробу, я сидела у телефона, не сводя с него глаз.

Наконец мамаша оделась и, велев мне вести себя благоразумно, выпорхнула из дома в состоянии крайнего возбуждения и нервозности, связанного не иначе как с недовольством своим внешним видом.

Через час после ее ухода телефон все же зазвонил – весело и призывно. Я схватила трубку.

– Дуняша?

– Да, Варфик, это я, я! – сдавленным от волнения голосом, писклявым от напряженного ожидания и боязни, что любимый принц мой может не позвонить, пролепетала я.

– Красавица! Я почти у твоего дома! Из телефонной будки звоню!

Спустя еще полчаса он появился передо мной с охапкой пурпурных крупных гвоздик на длинных ножках. Я замешкалась, засуетилась, заметалась – кончилось тем, что я уронила гвоздики в коридоре. Мы оба сели на пол и принялись их собирать. Воткнули их в самую большую, какая только имелась у нас в доме, вазу. Потом я едва было вместе с вазой не грохнулась. Странное чувство овладело мною – мне не верилось, что все происходящее – явь. Показалось даже, что и месяц, проведенный у моря, в приземистом домике с плоской крышей и увитой виноградом верандой, тоже был сном – прекрасным, волшебным, фантастическим. «Не могло со мной произойти подобного чуда!» – даже такая мысль пронеслась в моей голове.