Бескрайние земли - Жоржи Амаду
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта женщина пришла за доктором Жессе; она еле добралась сюда с плантации, притащив с собой изнуренного лихорадкой мужа. Они остановились в своем домике по ту сторону реки. Женщина была обеспокоена состоянием больного. Пришлось принести его с плантации в гамаке, Силвио не смог даже сесть на лошадь.
Орасио проводил доктора к больному, помог ему уложить Силвио на кровать, предложил свои услуги. Спросил жену, не нуждается ли она в деньгах. Жессе было известно, что Орасио держался любезно со своими избирателями и друзьями, однако ему показалось, что в этот день Орасио, пожалуй, перебарщивает, он даже не захотел уйти, остался помогать женщине — подложить больному судно, сменить одежду, пропитавшуюся потом, подать лекарства, за которыми послали в аптеку. Выходя, Жессе отвел полковника в сторону и предупредил:
— Дело пропащее…
— Да что вы говорите!..
У врача не было никакой надежды.
— Эта лихорадка такова, что если сразу не побьешь ее, то уже ничего не помогает. Ему не протянуть до завтра… А вы должны пойти со мной и принять ванну, промыть руки спиртом. С этой лихорадкой шутить нельзя, можно вмиг заразиться…
Однако Орасио рассмеялся и пробыл в доме Силвио до вечера, обещал попозже еще зайти. И лишь перед тем, как сесть обедать, он вымыл руки, подтрунивая над опасениями доктора и уверяя, что лихорадка его не берет. Жессе пустился в научные объяснения; эта неизвестная лихорадка составляла одну из его главных забот. Она за короткое время убивала человека, и не было лекарств, которые излечивали бы ее. Однако ничто не нарушило радостного настроения Орасио в этот вечер. Он был настолько любезен, что вернулся в дом Силвио, чтобы помочь больному, и сам пошел за доктором Жессе, когда у Силвио началась агония. По дороге он предупредил падре. Когда они пришли, Силвио уже скончался, жена его плакала в углу. Орасио вспомнил, что в эту минуту Жука Бадаро, очевидно, тоже уже мертв; он лежит распростертый на дороге с открытыми, остекленевшими глазами, такими же, как у Силвио. Орасио предложил вдове оплатить расходы по погребению и помог переодеть покойника.
Но на самом деле не было оснований ни для радости Орасио, ни для страданий Виржилио. Виновник этой радости и этих страданий — Жука Бадаро — ехал верхом на фазенду; на дороге остался труп человека, который поджидал его в засаде. За Жукой, согнувшись на осле, которого вел под уздцы Вириато, ехал раненый Антонио Витор, вторично спасший хозяину жизнь. Но теперь это был счастливый случай. Когда находившийся в засаде жагунсо, вглядевшись в первого всадника и узнав в нем Жуку Бадаро, поднял уже ружье и стал целиться, Антонио Витор вдруг услышал еле заметный шорох у дороги. Подумав, что это какая-нибудь пака[23] или броненосец, он направил осла прямо в заросли, держа в руке револьвер — ему хотелось убить животное и отвезти его в подарок доне Ане. И неожиданно увидел жагунсо, поднимающего ружье. Тут же выстрелил, но промахнулся. Человек в засаде мгновенно повернулся к нему, тоже выстрелил и ранил Антонио Витора в ногу; он не попал в грудь только потому, что тот соскакивал в этот момент с осла. Услышав выстрелы, Жука и Вириато подъехали туда, и жагунсо не успел спастись бегством. Прежде, чем убить его, и даже прежде, чем оказать помощь Антонио Витору, Жука обратился к жагунсо с вопросом:
— Скажи — кто, и я отпущу тебя с миром…
Жагунсо признался:
— Доктор Виржилио и полковник Орасио…
Когда он уже уходил, Вириато вскинул ружье, вспышка выстрела осветила ночной мрак, человек упал лицом вперед. Жука, перевязывавший Антонио Витору ногу куском своей шелковой рубашки, вскочил, услышав выстрел:
— Разве я не сказал, что он может уйти с миром! — закричал он раздраженно.
Вириато начал оправдываться:
— Ну что ж, хозяин, одним меньше…
— Я научу тебя повиновению. Если я что-нибудь приказываю, так и должно быть. Жука Бадаро слов на ветер не бросает.
Вириато опустил голову, ничего не ответил. Они подошли к человеку, он только что скончался. Жука сделал недовольную гримасу.
— Иди-ка, помоги! — обратился он к Вириато.
Они посадили Антонио Витора на осла. Вириато взялся за поводья, и они тронулись шагом. Так дошли они до фазенды; керосиновые лампы еще горели — Синьо волновался за брата, которого ожидал много раньше. Все вышли во двор; прибежали жагунсо и работники и помогли Антонио Витору сойти с осла. Посыпались вопросы, люди столпились, стремясь помочь раненому. Сам Синьо Бадаро подхватил Антонио Витора за плечи, и отвел внутрь дома, где его уложили на скамью.
Дона Ана кликнула Раймунду, велела ей принести спирта и воды. Услышав имя мулатки, Антонио Витор обернулся. И только он и дона Ана заметили, что руки Раймунды дрожали, когда она передавала пакет ваты и флакон со спиртом. Она осталась помочь доне Ане сделать перевязку — пуля лишь пробила мякоть ноги, не задев кости, — и ее грубые и тяжелые руки стали нежными, мягкими. Для Антонио Витора они были куда приятнее, нежнее и ласковее, чем легкие изящные ручки доны Аны Бадаро.
6
Ясным, солнечным утром мулатка Раймунда вошла в хижину работников. Она принесла бутылку молока и хлеб, который дона Ана послала Антонио Витору. В хижине было пусто, работники ушли на плантацию собирать какао. Антонио Витор спал беспокойным горячечным сном. Раймунда остановилась у постели спящего и посмотрела на него. Перевязанная нога высунулась из-под старенького одеяла. Видна была огромная ступня, покрытая засохшим клейким соком какао. В этот вечер он не будет ждать ее на берегу реки, чтобы помочь ей поднять бидон с водой. Раймунда неожиданно испугалась. Неужели он умрет? Правда, Синьо Бадаро сказал, что рана пустяковая, что через три-четыре дня Антонио Витор будет уже на ногах и сможет участвовать в новых делах. Но все же Раймунда испугалась, и, если бы негр Жеремиас не умер, она, пожалуй, решилась бы сходить в лес к колдуну за снадобьем. Она не доверяла этому аптечному лекарству, стоящему рядом с топчаном больного, лекарству, которое она сейчас должна ему дать. Раймунда знала молитву против лихорадки и укуса змеи: этой молитве научила ее мать на кухне каза-гранде. Она опустилась на колени и, прежде чем разбудить Антонио Витора и дать ему лекарство, прочла молитву:
«Проклятая лихорадка, я тебя трижды зарою вглубь земли. В первый раз во имя Отца; во второй раз во имя Сына; в третий раз во имя Духа Святого; милостью девы Марии и всех святых. Я тебя заклинаю, злая лихорадка, приказываю тебе вернуться вглубь земли, оставив моего…»
Как учила старая негритянка Ризолета, дойдя до этого места, нужно было назвать степень родства больного по отношению к тому, кто за него молится: моего брата, моего мужа, моего отца, моего хозяина. Раймунда на мгновение заколебалась. Если бы состояние Антонио Витора не было таким серьезным и он в эту минуту не спал, мулатка Раймунда, может быть, и прервала молитву на этом месте. Но она решилась и продолжила:
«…оставив моего милого излеченным от всех недугов. Аминь».
Антонио Витор проснулся. Ее лицо снова приняло сердитое выражение. Она грубо обратилась к нему:
— Пора принимать лекарство…
Мулатка своею полной рукой приподняла ему голову. Антонио Витор проглотил ложку лекарства, взглянул на Раймунду воспаленными глазами. Она подошла к очагу, вернее, к тому, что здесь именовалось очагом: это были три камня, между которыми лежали потухшие угли и несколько головешек. Выплеснула воду, налила в банку молока, разожгла огонь. Антонио Витор взглядом следил за ней. Он не знал, с чего начать. Раймунда присела на корточки у очага, ожидая, пока закипит молоко. Антонио Витор решился и позвал:
— Раймунда.
Она повернула голову, посмотрела на него.
— Поди сюда.
Она подошла с недовольным видом, маленькими шажками, не спеша.
— Сядь здесь, — попросил он, освобождая место на краю топчана.
— Нет.
Антонио Витор взглянул на нее и, собравшись с силами, спросил:
— Хочешь выйти за меня?
Она рассердилась еще больше. Лицо ее нахмурилось, руки теребили подол юбки, глаза уставились в пол. Ничего не ответив, она поспешила к очагу, где закипало молоко:
— Чуть не убежало…
Антонио Витор вытянулся на постели, утомленный сделанным усилием. Она вскипятила воду для кофе, налила в кружку, размочила хлеб, чтобы ему было легче есть. Затем вымыла посуду и залила в очаге огонь.
— В полдень я вернусь.
Антонио Витор ничего не сказал, он только смотрел на нее. Прежде чем выйти, она еще раз остановилась перед ним, снова уставившись в пол, теребя юбку, лицо ее было сердитым, голос тоже:
— Если крестный Синьо позволит, я согласна, ладно…
И исчезла. Антонио Витор почувствовал, что у него поднимается температура.
7
Жука Бадаро только что договорился с Синьо о последних деталях вырубки леса. В понедельник они начнут. Они уже выбрали людей — и тех, кто будет рубить деревья и выжигать лес, и тех, кто будет с ружьями охранять их.