Великий поток - Аркадий Борисович Ровнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
4
С этого дня Никлич стал седьмым членом их компании, куда едва ли мог так легко и просто войти кто-нибудь другой. Охнебарты примирились с мыслью о том, что он не был послан к ним с каким-то определенным посланием и что даже, если и был, то смысл этого послания не был ему известен и вообще не лежал на поверхности.
Поселившись у Кондрата, Никлич начал с большой энергией осваивать язык, на котором говорили дуракинцы, изучал их историю и нравы. Воспитанный в семье филолога и с детства знавший несколько языков, он легко заговорил на родном языке своего отца и уже через месяц смог обходиться без переводчика. Его друзья чувствовали идущую от него энергию ясности, столь не похожую на все, что они знали прежде. Казалось, в его присутствии все преображалось, вещи начинали жить новой, свежей, спонтанной и радостной жизнью, может быть, потому, что его поведение и реакции не несли в себе ничего привычного, известного им по тысячам повторений. Можно было видеть, как в нем зарождаются мысли и образы, как он их уточняет, достраивает, бережно несет и, наконец, раскрывает перед собеседниками без лишней усложненности и тумана.
Друзья в ответ дарили ему свою симпатию и заботу. Каждый старался что-нибудь для него сделать, помочь ему освоиться в новом месте. Кондрат предоставил ему свою квартиру и старался редко в ней бывать, чтобы не стеснять гостя. Кроме того, он консультировал Никлича по вопросам деловой конъюнктуры в Дуракине, так как тот начал вскоре задумываться о собственном деле. Никлич в свою очередь рассказал ему об организации жизни на островах Макама, где не было дефицита, также как и серьезного переизбытка в средствах поддержания жизнедеятельности. Достигалось это как за счет скромных запросов жителей этих островов, так и из-за смещения их интересов в сторону иной смыслонесущей сферы. Можно было понять, что жители этих таинственных островов осознают себя обитателями значительно большего мира, чем наша земная обитель, и их видение реальности не затемнено конфликтами, нуждой и болезнями, что обычно в Дуракине и на других меридианах нашего Шарика.
Глеб просвещал Никлича в отношении земной цивилизации, однако он не мог ответить на простые вопросы последнего об ее истоках и назначении.
— Ученые и философы строят на этот счет одни только гипотезы, — сказал ему Глеб.
— А охнебарты? — допытывался Никлич.
— У них нет общего языка, — признался Глеб. — Каждый говорит на своем собственном языке. Мы до сих пор спорим о том, что же сказали нам великие посланники Неба Иисус, Лао-Цзы и Будда.
— Выходит, что реальность дана вам как загадка, для бесконечного разгадывания? — заключал Никлич.
— Да, выходит так…, а для вас?
— Обитателям Макама она дана как радостный дар.
— Чей дар?
— Неба Неба.
— ???!!!
Дружественные отношения сложились у Никлича и с остальными участниками группы. Тимофей разъяснял ему принципы августиновского учения о благодати и буддийскую концепцию взаимного поддержания. Жора рассказывал ему о чудесных происшествиях в Дуракине и его окрестностях. С Кэт его сближали общие филологические интересы. Что же касается Ольги, друзья-охнебарты скоро поняли, что Никлич и Ольга нашли друг друга и что их влечение и внутренняя связь с каждым часом становятся все императивнее. Медленно рождался андрогин, неполяризованное состояние энергии, равновесие противоположных принципов — горячего и холодного, сухого и влажного, мужского и женского. И созданное двумя единое существо, не затемненное общим эгоизмом, легко и радостно овеивало их друзей.
В мире нет ничего случайного, случайности существуют только для невнимательных — эти аксиомы давно уже были общим местом для охнебартов, стремившихся распознавать сакральный смысл каждой простой вещи, каждого даже незначительного события. И при этом никто из них не имел даже отдаленного понимания того, что происходило с ними с момента появления среди них Никлича. Уже несколько месяцев рядом с ними находился «человек Неба» — что бы это выражение ни означало, — и все они испытывали особую приподнятость, им казалось, что у них выросли невидимые крылья, они чувствовали взволнованное движение воздуха, волны света и непонятной радости.
И все же каждый понимал, что этого недостаточно, что никто из них ни на шаг сам не приблизился к собственному Небу и не освободился от дуракинской гравитации, что было главной их задачей и, может быть, смыслом существования, что их просто-напросто несет сила, созданная Никличем и Ольгой, просто они поднимаются на чужой волне, но волна эта их не отнесет на желанный берег, потому что только собственные усилия и собственные результаты имеют реальное значение. Но больше всего их тревожил разрыв между усилиями и результатами — одно вовсе не вело ко второму, результаты зависели не от человека, а от неведомых сил. Это обезоруживало их и ввергало в пучину сомнений и тревог.
И вот — это произошло три дня тому назад — Никлич исчез из Дуракина так же неожиданно, как он в нем появился. Никто не мог сказать, откуда Никлич явился, и никто не знал, куда он исчез. Вместе с Никличем растворилась и Ольга.
5
Ах, Дуракин, Дуракин!
Сколько сильных и красивых людей приезжало в него из разных концов света, и где они? Растворились, пропали, сгинули в безнадежных снегах и хлябях дуракинских. Сколько ярких людей рождалось в тебе, и все как один спешили тебя покинуть. А ради чего? Ради несбыточной идеи, потому что идеи сбываются в других городах, а в Дуракине нет им дороги. А иных приносил в Дуракин или уносил из него Гранатовый смерч. Вот и Никлича этот ветер унес, а заодно и умную девушку Ольгу. Сиротливо стало без них в компании охнебартов. Все, что мучило охнебартов до Никлича, теперь после его исчезновения вернулось с утроенной силой.
Кондрат весь ушел в дела и его теперь редко кто видел. В своей квартире он не появлялся. Там жил бездомный Жора, старательно поливая и опрыскивая фикусы и замиакулкасы. Тимофей с головой ушел во всевозможные ученые проекты. Вот и сейчас он с утра и до вечера пропадал на конференции, посвященной скромному библиотекарю, «русскому Сократу» Николаю Федорову.
Только Кэт продолжала каждый вечер приходить к Глебу и долго молча сидела на циновке, размышляя о своей личной и общей охнебартовской судьбе. Иногда ей казалось, что появление Никлича и его