Заговор против маршалов. Книга 2 - Еремей Парнов

— Давайте выпьем за наших маршалов,— Сталин дал знак наполнить бокалы. Миновав Ворошилова и Егорова, опустил руку на спинку стула Семена Михай­ловича Буденного.— Они создали нам замечательную армию, но чем больше наши успехи, тем коварнее действует враг. Нужно с врагами покончить, ибо они имеют место в самой армии, в штабах и даже в Крем­ле,— он возобновил неторопливый обход. Не только военные, но и партийные руководители уткнулись взгля­дом в недоеденные тарелки.— С ними мы должны по­кончить, невзирая на лица. Партия сотрет их в поро­шок! — у него заклокотало в горле.— Я пью за тех, кто, оставаясь верным, достойно займет свое место за слав­ным столом в октябрьскую годовщину.

Тухачевский, Егоров и комкор Урицкий, начальник разведуправления РККА, возвращались домой совер­шенно подавленные.

Михаила Николаевича, обычно крепкого на голову, неожиданно развезло. Он дал волю языку и наговорил много лишнего.

— «Хозяин»! Мерзейшее слово! Лакейское, подлое... Зачем, спрашивается, революцию было делать?.. Мне совершенно непонятно его германофильство. Сначала я думал, что у него только показной интерес к немцам, с целью «образованность показать». Но теперь вижу — нет. Он скрытый поклонник Гитлера. Думаете, шучу? Ничего подобного. Это такая ненависть, от которой только шаг до любви... Стоит Гитлеру сделать шаг на­встречу, и наш вождь бросится с раскрытыми объятиями к фашизму. Намедни, когда мы говорили частным порядком, он оправдал нацистские репрессии. Гитлер-де убирает все, что мешает продвижению к цели. Успехи фюрера слишком импонируют Иосифу Висса­рионовичу. Если внимательно приглядеться, то он мно­гое копирует у бесноватого. И бешено завидует ему. Что там ни говори, а Гитлер выше его чином — ефрейтор как- никак. Наш же и солдатом никогда не был. Когда бывший семинарист строит из себя по меньшей мере

Мольтке — это смешно, а в нынешней ситуации — грустно...

Весть о знаменательном тосте вождя быстро разлете­лась по военным верхам.

Сразу после праздников к Тухачевскому зашел комкор Фельдман, только что назначенный заместителем командующего Московским округом.

—      Надо что-то делать, Миша, иначе он нас всех пе­редушит. Нельзя сидеть сложа руки.

—      Что можно сделать?.. Не говори глупости! — Тухачевский резко оборвал разговор. Жизнь пошла на убыль, так и не достигнув зенита. Трепыхаться бес­полезно и незачем бередить душу.

Фельдман, однако, не успокоился и бросился к Якиру, который находился в Москве.

—      Будет так, как решит партия,— Иона Эммануилович тоже замкнулся в себе. Всем, чего удалось до­стичь, он обязан исключительно революции. Если она потребует умереть, он умрет.

Посещение Фельдманом Дома правительства и дома военведа было зафиксировано охраной.

—      Всех военных надо вывести в отдельную груп­пу,— распорядился Ежов, зайдя в кабинет к Фриновскому.— Ты сам подбери людей. И без всяких церемо­ний — времени на раскачку нет. Нужны решительные, убежденные следователи, полностью связанные с нами. Ты понял?.. И не беда, если за ними есть какие-нибудь грешки, лишь бы они сами знали об этом. И знали, что мы тоже знаем.

6 мая в Управление НКВД по Московской области привезли бывшего начальника противовоздушной обо­роны комбрига Медведева. Исключенный из партии за разбазаривание казенных средств, он четвертый год находился в запасе.

— Какие заговорщицкие связи? После увольнения из РККА вообще никаких связей с военными окру­гами у меня не было! Ведь я работал на строительстве больницы,— заявил он следователю Радзивиловскому на первом допросе.

Но под давлением все же дал показания на тех ра­ботников ПВО, которые вызывали у него сомнения в их искренности и преданности . Формулировку про­диктовал следователь. Он бы довел арестованного до нужной кондиции, если б не торопился к заместителю наркома Фриновскому на инструктаж.

—      У вас проходят по материалам какие-нибудь крупные военные? — спросил Фриновский.

—      Немного есть, но не так, чтоб очень крупные. Сейчас только что работал с одним.

—      Поднажмите: Через таких можно выйти на круп­ных. Первоочередной задачей является разоблачить большой и глубокий заговор в Красной Армии. Вам, видимо, придется принять в этом участие. Картину необходимо развернуть как можно шире, чтоб в ЦК видели, что мы недаром жуем свой хлеб. Уяснили?.. Вот и славно. Мы с товарищем Ежовым на вас надеемся. А это вам для ориентировки,— замнаркома передал список на сорок человек. Первым значился Фельдман.

Радзивиловский понял, что от него требуется. Не за­давая лишних вопросов, он аккуратно сложил бумагу и для надежности спрятал в партбилет.

В эту минуту вошел Ежов.

—      Вы, кажется, работаете с Медведевым? — нар­ком отличался превосходной зрительной памятью.— Его необходимо дожать. Действуйте ускоренными мето­дами. Чем больше он назовет руководящих военных работников, тем ближе к осуществлению будет постав­ленная задача.— Штампованное косноязычие прида­вало его наставлениям особый, безличностный смысл.

Уже восьмого Медведев признал свою принадлеж­ность к троцкистской военной организации , возглав­ляемой Фельдманом. (Оказывается, он знал о ее суще­ствовании с тридцать первого года.)

На следующем допросе ему пришлось подписать добавочный протокол, где обрисовывались задачи орга­низации: «...свержение Советской власти, установление военной диктатуры с реставрацией капитализма, чему должна была предшествовать вооруженная помощь интервентов. Во главе руководящего центра стояли Тухачевский (его прочили в диктаторы), Якир, Путна, Примаков, Корк.

—      Но ведь ничего этого не было,— обреченно вздох­нул он, возвратив ручку.— Вы и сами это знаете.

Радзивиловский не стал возражать. Он с первой минуты понял, что Медведев давно оторвался от армии и вообще не был вхож к таким шишкам, как маршалы и командармы. Его взяли, что называется, наобум, без единой заковыки, просто как вычищенного из партии.

Но свое дело он сделал.

Ознакомившись с показаниями, Фриновский доло­жил Ежову.

—      Доставьте его ко мне,— приказал нарком.

Сначала он долго сверлил взглядом сидевшего перед

ним человека, измотанного побоями и недосыпами, потом обернулся к Фриновскому.

—      Тот самый Медведев?

—      Он, товарищ нарком.

—       Так-так... Это записано с ваших слов? — он вновь воззрился на бывшего комбрига.— Вы дали свои показания добровольно?

—      Все это целиком и полностью вымысел! — у него хватило запала на мгновенную вспышку. Он даже по­пробовал приподняться с табурета, но бессильно упал.— Я уже заявлял следователю.

Фриновский неторопливо приблизился к заключен­ному и что было силы нанес удар в переносицу.

Ежов вызвал конвоира.

—      Беда с этими вояками,— попытался оправдаться Радзивиловский.— Чуть опомнятся, и сразу в отказ.

—      Признания надо закреплять,— попенял с мяг­кой укоризной нарком.

Радзивиловский перевел дух: начальство не серди­лось — давало наглядный урок.

—                     Любым способом верните его к прежним пока­заниям,— Фриновский отер выпачканную руку смятой промокашкой.

—      Заявление об отказе не фиксировать,— преду­предил Ежов.— Учитесь работать чисто... Арестован­ного могут затребовать в Кремль,— он благоговейно понизил голос,— на очную ставку в присутствии членов Политбюро!

Протокол с показаниями Медведева он повез Ста­лину.

Вождь еще не решил, какую форму придать про­цессу. Об открытом суде не могло быть и речи: оборон­ные секреты. И вообще не тот контингент. Это хорошо, что в Европе засуетились. Значит, будет встречено с пониманием.

В ежовском списке он заменил Блюхера и Шапош­никова на Сергея Сергеевича Каменева, бывшего глав­кома, и командарма второго ранга Федько, но, хоро­шенько отоспавшись за день, вычеркнул и их обоих. Вспомнил, что Каменев успел благополучно отойти к праотцам и для процесса никак не годился, хотя мог быть использован в ходе следствия. Покойники в таком деле просто клад. Дрейцер с Мрачковским до сих пор работают. Федько тоже еще может пригодиться. Не все сразу. Семь-восемь, максимум десять человек. Для начала достаточно. Страх, от которого он так и не смог избавиться, возбуждал ярость, а это плохой совет­чик. Там, за кордоном, заранее греют руки, раздувая миф о какой-то великорусской оппозиции. Нельзя делать такого подарка. Отщепенцы, наймиты фашистских раз­ведок не могут представлять русский народ. Шляхтич Тухачевский, отсидевшийся в немецком плену, никак не представляет русский народ и его рабоче-крестьян­скую армию.