Тайны старой аптеки - Владимир Торин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он дернул рукой за ключом, но Лазарус оказался быстрее и отвесил ему затрещину.
Удар был так силен, что Джеймс отлетел в сторону и упал на пол.
Хелен отчаянно задергалась в своих путах.
Джеймс застонал и с трудом поднял вмиг отяжелевшую голову — в глазах потемнело, чердак будто начал подпрыгивать и заваливаться с боку на бок. Боль была неимоверной. Казалось, скула раскрошилась.
Он прикоснулся к ней и взвыл. Пальцы окрасились кровью.
— Я не хотел этого, но ты сам меня вынудил, племянник, — сказал Лазарус Лемони подойдя и нависнув над ним. Он разглядывал свою руку — от удара запястье провисло, латунные пальцы со скрипом дергались, сгибаясь-разгибаясь невпопад. Подкрутив что-то под большим пальцем, он вернул остальные в норму, повел ими. — Это старье давно нужно было заменить. Кто мог знать, что «перенос» отложится на годы. Лемюэль помешал моему эксперименту тогда, но на этот раз у него не останется выбора, кроме как помочь мне.
— Он мне все рассказал! — воскликнул Джеймс. — Вы считаете, что он предал вас. Вы злитесь на него и хотите отомстить, я понимаю, но…
Лазарус хмыкнул.
— Отомстить? Кто я, по-твоему, Джеймс из Рабберота? Мой сын и правда предал меня, испортил эксперимент всей моей жизни, запер меня, держал в ящике на чердаке, как какую-то старую куклу, но я не хочу ему мстить.
— Нет? Что же тогда?
— Я хочу довести эксперимент до конца. Избавиться от этого хлама и обрести новое тело.
— А потом?
— Потом?
— Вы хотите сделать то же и с Лемюэлем, а потом и с прочими в Габене! Превратить их в механоидов!
Лазарус уставился на него с искренним недоумением.
— Что за бред? Кажется, я слишком сильно ударил тебя, дорогой племянник.
Джеймса возмутила эта наглая ложь.
— Я все знаю! Лемюэль мне рассказал, что вы задумали! Вы собирались открыть фабрику по переделке людей!
— Какую еще фабрику?! Хватит нести чушь!
— Он прокрался в вашу комнату накануне эксперимента и нашел чертежи — схемы будущей фабрики.
Лазарус в ярости сжал металлические кулаки и воскликнул:
— У меня нет никаких чертежей никакой фабрики!
— А еще, — продолжил Джеймс, — он нашел ваш дневник и прочитал последнюю запись. В ней говорится, что, как только вы обретете новое тело, настанет его черед. Она… она у меня здесь, с собой.
Джеймс полез в карман и достал страничку из дневника.
— Дай сюда! — прорычал Лазарус и, выхватив страничку из руки Джеймса, принялся читать. Его моноглаз выдвинулся, в линзе погасшей лампы отражались чернильные строки.
— Хотите сказать, что вы этого не писали? — с вызовом спросил Джеймс.
— Писал, — ответил Лазарус. — Я сделал эту запись, но… я и не думал… здесь же совсем не то… Неужели он воспринял… Проклятье!
Джеймс перестал что-либо понимать.
— Мистер Лемони…
— Я ни за что не стал бы проводить подобный эксперимент на своем сыне. Ни за что!
— Но там сказано, что вы собирались заняться им, что он на очереди.
— Да! — гневно пророкотал Лазарус. — Но я имел в виду другое! Я был слишком занят своей работой, эксперименты и опыты отбирали все мое время. Я просто хотел сперва довести эксперимент до конца, а потом поговорить с ним, объяснить все! Это подразумевалось! Я никогда не стал бы улучшать сына — особенно против его воли. Мое старое тело рассыпалось, требовало обновления, поэтому я так торопился. Но Лемюэль прочитал это и решил…
Лазарус скомкал страничку дневника и принялся бродить по чердаку, задумчиво почесывая затылок — прямо, как сын.
— Когда я только пришел в себя, я пытался… пытался понять, почему Лемюэль так со мной поступил, и не смог. Я был добр к нему, любил его, я был хорошим, заботливым отцом, пока меня не захватила работа, а он так мне отплатил! Я решил, что Лемюэль испугался того, что эксперимент провалится, что я не выживу, и поэтому не решился провести «перенос». Но сейчас… я начинаю догадываться…
— О чем?
— Чертежи какой-то фабрики, которые я и в глаза не видел, эта запись в дневнике… Лемюэля настроили против меня. А меня подставили — подбросили чертежи, убедили моего сына, что я… Это он! Он как-то прознал, что я хочу от него избавиться! И сделал все, чтобы избавиться от меня первым! Чтобы завладеть моим сыном.
— О ком вы говорите, мистер Лемони?
— Побочный эффект… У всех лекарств есть побочный эффект. Я думал, что объясню все Лемюэлю после того, как «перенос» завершится, но это была ошибка. Моя самая большая ошибка. Нужно было сперва рассказать Лемюэлю правду, а уже потом…
— Я не понимаю…
Лазарус остановился и уставился на Джеймса.
— Ты не задавался вопросом, почему аптека называется «Горькая пилюля»? Я молчал, скрывал правду всю свою жизнь, но она должна раскрыться. Сегодня! Сейчас! Ты спрашиваешь, о ком я говорю, Джеймс? Что ж, я говорю о самом мерзком, отвратительном человеке, которого знал этот город. Я говорю о…
Лазарус вдруг замолчал и повернул голову. В следующий миг в глубине чердака щелкнул рубильник.
Генератор затих, колеса остановились, и лампочки погасли. Чердак погрузился в темноту. Дом прекратил дрожать, эхо от рокота, который звучал все последнее время и к которому Джеймс уже неосознанно успел привыкнуть, медленно умирало.
В темноте зажегся механический глаз Лазаруса Лемони. Луч света вырвал из мрака фигуру в фартуке, замершую возле устройства для «переноса».
— Ну здравствуй, отец, — сказал Лемюэль.
Лазарус шагнул к нему.
— Сын…
Лемюэль сорвал ткань с клетки, которую держал в руке, и открыл дверку.
— Лемюэль, нет! — закричал Джеймс, но было поздно.
Из клетки, вереща, выбрались три злющих голодных гремлина, и, словно мыши, почуявшие запах сыра, они устремились к Лазарусу.
Тот попятился, но проворные коротышки запрыгнули на него.
Дальше все произошло очень быстро.
Лазарус кричал, вертелся на месте, пытался стряхнуть с себя гремлинов, но те были невероятно ловкими и юркими. Механические пальцы с лязгом хватали лишь воздух.
Джеймс мало, что видел. Луч света из глаза Лазаруса метался по чердаку. Порой он падал на длинные носы и клацающие острые треугольные зубы, впивающиеся в его тело. Чердак наполнился жутким скрежетом.
А затем Лазарус с грохотом рухнул на пол. Луч света из его глаза ударил туда, где сходились скаты крыши.
Джеймс с ужасом наблюдал, как тело Лазаруса дергается на полу, как крошечные темные фигурки ползают по груди безумного ученого, как когти
