Импланты - Илья Одинец

В свои шестьдесят два года он спас тысячи жизней, пересадив кому сердце, кому почки, кому легкие, заменив внутренние органы имплантатами. Евгению Михайловичу было чем гордиться, он понимал это точно так же, как члены медицинского сообщества, его пациенты и вообще все люди, которые когда-либо слышали о его успехах, и никогда не зазнавался.

Сеченов старался реже появляться на телевидении и в газетах, и неохотно давал интервью, но изредка удовлетворял любопытство прессы, чтобы жадные до скандала журналисты не плодили слухов. Однако журналисты и сами частенько наведывались в клинику, привлеченные очередным чудом, которое совершил Евгений Михайлович. Это нейрохирургу не нравилось, он опасался, что какой-нибудь пронырливый грамотей узнает, что Сеченов проделывает с некоторыми пациентами.

Если он и вспоминал первого убитого им импланта, то редко, чаще в его голове всплывал последний отправившийся на небеса по его воле — певец Блэйн.

Подающий надежды молодой человек обладал очень красивым, чистым и сильным голосом и пел замечательные песни. Ни у кого не было и тени сомнения в том, что он станет знаменитостью статусом ничуть не ниже Кайла, но только Сеченов знал, что Блэйн не доживет до дня триумфа.

Как только певец сообщил Евгению Михайловичу о желании не просто заменить больное сердце здоровым, но поставить "читатель", Сеченов разочаровался в певце. Молодой человек напомнил ему Олеся — своей красотой, миловидностью и добрым нравом, и тем горше было разочарование нейрохирурга. Конечно, Блэйн — это не Олесь, но разве в этом дело? Молодой человек сознательно подвергал себя опасности дополнительной, лишней по сути, операции в погоне за призрачными преимуществами, которые не принесут ему ничего, кроме разочарования.

Сейчас, когда после похорон Блэйна прошел почти месяц, Евгений Михайлович начал терзаться сомнениями, правильно ли поступил? Может, не стоило убивать певца? Может, своим талантом он искупил бы вину перед обществом? Ведь желание возвыситься над другими — вина или даже грех. Но скорее всего Блэйн стал бы мелочным и злым человеком, узнав, что о нем, его таланте и карьере думают самые близкие люди, друзья и деловые партнеры.

Евгений Михайлович вконец измучил себя этими вопросами и серьезно подумывал о том, не обратиться ли к священникам и не исповедаться ли… но понимал, что исповедь не принесет ему облегчения. Прошлое изменить нельзя, как нельзя выловить из речки свою тень.

Сеченов стоял в ванной и смотрел в большое настенное зеркало.

В нем отражался грустный и усталый человек с тусклыми серыми, почти прозрачными глазами, худым изможденным лицом, с опущенными уголками рта, обвислыми щеками. Даже подбородок выглядел озабоченным.

— Где я ошибся? — спросил своего двойника Сеченов.

ТЫ ЕГО УБИЛ, — мысленно ответило отражение.

— Я спас его от разочарования, крушения надежд, потери веры в людей и себя… я спас его от самого страшного.

ТЫ ЕГО УБИЛ.

— Он был жалок в своем желании возвыситься, и сам не знал, чего хотел.

ОН ЖЕЛАЛ ЗНАТЬ, ЧТО О НЕМ ДУМАЮТ ДРУГИЕ.

— Он хотел использовать эти знания во вред другим.

СЕБЕ НА ПОЛЬЗУ.

— Значит, другим во вред. Они все одинаковые…

КАК КАЙЛ.

— Да, как он. Жаль, что я пожалел его.

СЧАСТЬЕ, ЧТО ТЫ ЕГО НЕ ТРОНУЛ.

— И кем он стал? Чудовищем в миниатюре, пахнущим дорогими духами, улыбающимся и пожимающим руки тем, кого потом сам же и утопит. Такие, как Кайл, не должны размножаться. Не нужно было доктору Ли Хоу работать над "читателем". Блэйн все равно покончил бы с собой и попал в ад. А я отправил его прямо на небеса.

БЛЭЙН НЕ СОВЕРШИЛ БЫ САМОУБИЙСТВО. ВЕДЬ КАЙЛ ДО СИХ ПОР ЖИВ.

— Кайл засранец, а душа Блэйна нежная и хрупкая, она не пережила бы предательства.

ТЫ УБИЙЦА.

— Я помогаю людям. А тех, кого отправляю на тот свет, с лихвой компенсирую жизнями, которые спасаю. Моя лотерея — вот мое искупление.

Сеченов закрыл глаза, включил кран и умылся ледяной водой. Конечно, она не поможет изгнать из памяти последний день жизни Блэйна, но хоть немного освежит и заставит заткнуться внутренний голос. Евгений Михайлович не хотел, чтобы из-за каких-то глупых мыслей его жизнь пошла под откос. Ведь если в душе нет гармонии, если ты не умеешь жить в мире с самим собой, жизнь превращается в пытку.

Операция прошла успешно. Евгений Михайлович бросил последний взгляд на лицо Блйэна, его обритую голову, которую медсестра тщательно бинтовала, и вышел из операционной.

Он выполнил свою работу добросовестно и аккуратно, так, как если бы на операционном столе лежал его собственный ребенок. Но певцу все равно не суждено насладиться жизнью и новыми возможностями сердечного имплантата и "читателя".

Сеченов выпил кофе, постоял на балконе, выкурил две сигары и дождался вечера. А потом вернулся в операционный блок и вошел в реанимацию.

В реанимации, несмотря на ярко-красное предзакатное солнце за окном, было темно. Тяжелые шторы закрывали окно, не позволяя свету мешать тяжелому сну отходящего от наркоза пациента.

Нянечка дремала на стуле, опершись локтем на тумбочку с лекарствами, аппаратура, контролирующая жизнедеятельность, тихонько пикала в такт сердечному ритму. Молодой человек неподвижно лежал на кровати, сливаясь с простыней из-за бинтов на голове. Евгений Михайлович тронул женщину за плечо, указал глазами на певца Блэйна, и тихо спросил:

— Как он?

— Ничего. Выпил полстакана воды и снова заснул.

Сеченов подошел к пациенту и накрыл его лоб ладонью.

— Температуру мерили?

— Мерила. Час назад.

— Гм, принесите, пожалуйста, термометр, мне кажется, у него жар.

Сеченов повернулся к Блэйну, отгородившись от посторонних взглядов собственной спиной. Он слышал, как нянечка выдвинула ящик тумбочки, как чем-то шелестела, как негромко выругалась, наткнувшись в темноте на что-то острое, и ухмыльнулся.

Блэйн спал. Простыня на его груди равномерно вздымалась и опадала, глазные яблоки под закрытыми веками были неподвижны, организм получил большой стресс и теперь спешно восстанавливал силы, не тратясь на сновидения.

Из кармана халата Евгений Михайлович достал небольшую капсулу. Приложил ее к запястью певца и нажал. Тонкая игла проникла в вену и впрыснула содержимое капсулы в кровь. Через полчаса яд разложится на составляющие, одно из которых, при соединении с обезболивающим, превратится в другое не менее сильнодействующее лекарство. Врач, который сделает укол, совершит грубейшую ошибку — "перепутает препараты" и убьет пациента безобидным обезболивающим.