Неизвестный Хейнкель. Предтеча реактивной эры - Леонид Анцелиович

— И вы хотите сказать, что собираетесь летать на этой игрушке? Да у нее же нет даже крыльев!

— Да, это первый в мире пока экспериментальный ракетный самолет, но он летает, и вы сейчас в этом убедитесь, — парировал Эрнст.

Он очень зависел от этих двух, Удета и Мильха. Летом 1939 года в Германии все было подчинено немедленному наращиванию военного потенциала для предстоящей кровавой бойни, и военные обладали неограниченной властью. Какие там, к черту, экспериментальные исследования каких-то звуковых скоростей, когда сейчас позарез нужны самолеты-бойцы. А этот талантливый профессор Хейнкель растрачивает свое время и энергию на какое-то непонятное далекое будущее.

Погода в этот день выдалась неудачная. Хмурое небо Балтики гнало свои рваные облака на побережье. Варзиц, одетый в серебристый противохимический защитный комбинезон, залезает и укладывается в тесной кабине. Механики закрывают за ним прозрачную панель кабины. Все это действительно напоминает подготовку циркового трюка. Но вот с рокотом выбрасывается струя белого газа, и маленький самолетик, разбежавшись, взмывает не под купол цирка, а навстречу темно-серым облакам. Он кружит над аэродромом, бросая вызов всем существующим самолетам с их поршневыми моторами. Но Эрнст, глядя на лица своих высоких гостей, начинает понимать, что значимость этого полета им оценить не дано. Прошло чуть больше минуты, белая струя за самолетиком исчезла, и он замолчал. Теперь предстояла посадка. Было видно, как порывы ветра раскачивают его. Но касание травы было мастерское, и, используя инерцию, Варзиц подкатился довольно близко к группе зрителей. К нему уже спешил открытый «Мерседес» Кюнцеля с двумя механиками. Они забрали экстравагантно одетого пилота и подвезли к ожидающим. Варзиц первым выскочил из машины и направился прямо к сверкающему генеральскими лампасами брюк Мильху для доклада. Госсекретарь Министерства авиации долго жал его руку, поздравлял и объявил, что присваивает Варзицу звание авиационного капитана. Удет тоже поздравил пилота, но, к изумлению стоявшего в двух шагах Эрнста, громко заявил:

— Это не самолет, и я запрещаю летать на нем.

— Но здесь представлен только первый самолет для демонстрации принципиально новой силовой установки, которая обеспечит достижение неслыханных скоростей полета, — пытался спасти программу Варзиц.

Эрнсту потребовалось совершить несколько поездок в Берлин к Удету, прежде чем он добился отмены запрета. Но спустя неделю, когда Варзиц успел выполнить несколько полетов на Не-176, — новый запрет. Но теперь уже персонально Варзицу. Генерал Люхт озвучил недовольство военных слишком большой независимостью Эрнста: «Этот самолет мы Хейнкелю не заказывали и не будем рисковать нашим пилотом. Пусть его испытывают пилоты его фирмы».

Варзиц сумел лично добиться от Удета отмены и этого запрета. Но он успел сделать только один вылет по программе, как пришел новый приказ — прекратить все полеты на Не-176 и доставить его в летном состоянии в Рехлин для специальной демонстрации до 3 июля 1939 года.

Все прояснил звонок Удета. В программу показа Гитлеру, помимо полета Не-100 и взлета перегруженного Не-111 с ракетными ускорителями, он включил и полет ракетного самолета. Ему нужно только полетать вокруг аэродрома. Эрнст надеялся, что этот полет даст ему возможность начать широкую программу разработки эффективного ракетного самолета. Все было готово в срок.

На краю летного поля собралась толпа военных и несколько штатских. Эрнст издали увидел, что подъехал автомобиль Гитлера. Через несколько минут Гитлер в сопровождении Кейтеля, Йодля, Геринга, Мильха и Ешонека присоединился к ожидавшим его. Малютка Хейнкеля в программе числилась первой и стояла неподалеку на приличном расстоянии от остальных самолетов. Гитлер подошел к ней, обменялся рукопожатием с Удетом и Хейнкелем, бегло взглянул на машину сбоку и заслушал короткое объяснение Удета. Затем на всякий случай все отошли от нее метров на сто.

На этот раз, чувствуя важность момента, Варзиц превзошел сам себя. Он взмывал на высоту тысячу метров, дросселировал струю и пикировал до самой земли, тут он включал двигатель на полную тягу и снова уходил в небо. Затем он произвел красивую посадку на очень большой скорости и рулил обратно через все поле на работающем двигателе.

Единственное, о чем Гитлер спросил Эрнста, когда поздравлял, касалось суммы, которую он заплатит Варзицу за этот полет. Гитлер отправился к следующему самолету, а Геринг спросил пилота:

— Хорошо, так что вы думаете о всей этой галиматье в целом?

— Господин генерал-фельдмаршал, я уверен, что через год или два очень мало боевых самолетов будут с винтами и поршневыми моторами.

— Вы оптимист, господин Варзиц. Ладно, поскольку все сегодня прошло так хорошо, я награждаю вас премией — двадцать тысяч марок.

Через три дня Варзица вызвали в Берлин к Удету. Когда он вернулся, то рассказал Эрнсту, что он двадцать минут отвечал на технические вопросы Гитлера в присутствии Геринга и Удета, но все это «просвещение» ничем не кончилось. У летчика сложилось впечатление, что никто из них не видит практической пользы от ракетных самолетов в ближайшем будущем.

Единственный экземпляр Не-176 после начала войны был отправлен в Авиационный музей Берлина, где он был уничтожен во время одной из бомбардировок союзников.

На этот раз все началось не с телефонного звонка, а с письма. Знакомый профессор из университета Геттингена 3 марта 1936 года сообщал, что его молодой ассистент Ганс фон Охайн успешно работает над созданием воздушно-реактивного двигателя для самолетов, но он нуждается в финансировании для завершения его исследований. Профессор заверял Эрнста, что эта работа фон Охайна базируется на серьезной научной основе и имеет большое практическое значение.

В ответном письме Эрнст приглашал молодого физика прибыть к нему в Варнемюнде через две недели. Эрнст увидел стройного, высокого и красивого юношу. В свои двадцать четыре он многое успел. Защитил диссертацию, придумал конструкцию реактивного двигателя с центробежным компрессором, провел все расчеты, на все свои деньги построил первый натурный образец и подал заявку на патент. Но главное — он поразил Эрнста своей зажигающей верой в успех его двигателя. Слушая доводы молодого доктора, Эрнст подумал, что, наверное, сам Бог послал ему этого энергичного и увлеченного самородка. Ведь он сам уже думал именно о воздушной турбине вместо поршневого мотора на самолете.

Но с другой стороны, этот парень нуждается в материальной поддержке. Он, чистый физик-теоретик, только начал осваивать технические азы с помощью своего механика. Придется создавать для него отдельную лабораторию с людьми Хейнкеля и техникой. Все это потянет большие деньги, займет несколько лет, пока появится окупаемость. Стоит ли в это ввязываться? Может, лучше подождать, когда моторные фирмы BMW, «Юнкерс» или «Даймлер» сделают свои воздушные турбины? Но ведь свой первый реактивный двигатель этот юный доктор родил во дворе университета в Геттингене. Нет, ждать у моря погоды не в характере Хейнкеля. Он будет брать быка за рога.

Эрнст взял к себе на работу Ганса фон Охайна и его механика Макса Хана и обещал полную секретность. Новость о том, что теперь Хейнкель будет разрабатывать свой турбореактивный двигатель для самолетов, стала достоянием только самых близких — Шварцлера и братьев Гюнтеров. Вальтеру Гюнтеру Эрнст поручил разработку самолета под будущий двигатель. На краю завода в Маринехе был построен специальный цех, отгороженный от остальной территории, где было все, что нужно Гансу фон Охайну. В его распоряжении был небольшой коллектив работников Хейнкеля во главе с дипломированным инженером Вильгельмом Гундерманом. Доктор фон Охайн оценил время создания нового двигателя для самолета в несколько месяцев и стоимость в 50 тысяч марок. Даже опытный Хейнкель не подозревал, что это потребует много миллионов.

Сначала был демонстрационный стендовый двигатель из листового металла, работавший на водороде и с тягой всего 130 кг. Но он вселил в коллектив уверенность в правильности выбора схемы и послужил основой для разработки настоящего ТРД с достаточной для взлета самолета тягой.

Новый двигатель подал свой голос через полтора года с начала всех работ, сентябрьской ночью 1937-го. Это была бочка с одной крыльчаткой и одной центробежной ступенью компрессора на входе и центробежной турбиной на выходе.

Методом проб и ошибок Охайн и его люди днем и ночью работали над доводкой этого двигателя. Он уже работал на солярке и развивал тягу около полутонны. Эрнст построил большую испытательную станцию на заводском берегу реки, и горячая струя двигателя направлялась в ее сторону. По ночам жители Варнемюнде просыпались от ужасного завывания. Ходили разные слухи, но точно никто ничего не знал.