Тринадцатая сказка - Диана Сеттерфилд

Я протянула руку.

Молниеносным движением – ее невнимательность могла быть обманчивой – Эммелина перехватила мою кисть прежде, чем я успела дотронуться до дневника. Потом, все так же не глядя на меня, она опустила крышку коробки.

На коже моей руки остались белые отметины в тех местах, где ее сдавили пальцы Эммелины.

– Я собираюсь от тебя уйти, – сказала я в порядке эксперимента. При этом голос мой звучал не очень убедительно. – Да. Я оставлю тебя здесь. Я хочу вырасти и жить сама по себе.

Не дождавшись ответа, я встала и удалилась, преисполненная гордого достоинства и жалости к себе.

Она пришла ко мне лишь в конце дня. Я сидела на подоконнике в библиотеке, спрятавшись за толстой портьерой, но она без колебаний направилась прямо к моему убежищу. Я слышала ее шаги и звук отдергиваемой портьеры, но не повернулась. Прижав лоб к холодному стеклу, я наблюдала за стекавшими по нему каплями дождя. Они вздрагивали под порывами ветра и двигались зигзагами, попутно поглощая более мелкие капли и оставляя на поверхности стекла серебристый след. Она стала рядом и положила на мое плечо ладонь, которую я тут же сбросила сердитым движением. Я не повернулась к ней и не заговорила. Тогда она взяла мою руку и что-то надела мне на палец.

Я подождала, пока она уйдет, и только потом посмотрела. Перстень. Она подарила мне перстень.

Я повернула его камнем внутрь и поднесла раскрытую ладонь к окну. Свет пробудил в камне жизнь. Он был ярко-зеленый, как мои глаза. И как глаза Эммелины. Она подарила мне перстень. Я крепко сжала кулак и ощутила камень в его сердцевине.

Джон слил дождевую воду из ведер; он почистил картошку; он сходил на ферму за молоком и маслом. После каждой из этих операций он делал передышку. Силы его восстанавливались очень медленно, и я с беспокойством гадала, сможет ли он в очередной раз подняться из-за стола, чтобы приступить к следующему из намеченных дел.

– Может, сходим в фигурный садик? – спросила я его однажды. – Ты покажешь мне, как подстригать кусты.

Он не ответил. Не знаю, расслышал ли он меня вообще. Через несколько дней я повторила свой вопрос. С тем же успехом. Но в последующие дни я задавала его снова и снова.

Наконец он повел меня в сарай и, взяв садовые ножницы, заточил их плавными и ловкими движениями, как в старые времена. Затем взял высокую стремянку, вынес ее наружу и продемонстрировал мне, как закрепляется стопорная скоба. Он установил лестницу у каменной стенки сада, и я попрактиковалась, закрепляя скобу, поднимаясь и спускаясь по ступенькам.

– На мягкой земле в саду она будет не так устойчива, – сказал Джон. – Здесь надобна сноровка. Ты сперва должна пообвыкнуть.

После серии упражнений мы наконец направились в фигурный садик. Он подвел меня к средних размеров лохматому кусту, и я сразу начала устанавливать лестницу, но Джон крикнул: «Нет, не спеши!» Он трижды обошел вокруг куста, оглядывая его со всех сторон, а затем сел на землю и закурил. Я села рядом с ним, и он дал мне сигарету.

– Никогда не стриги куст, стоя против солнца, – сказал он. – И не стриги, стоя к солнцу спиной, когда на куст падает твоя тень. – Он помолчал и сделал несколько затяжек. – Остерегайся облаков. Плывущее облако может сбить тебя с правильной линии. Возьми за привязку что-нибудь неподвижное: крышу или забор. По ним и сверяйся. И никогда не спеши. Три раза проверь и только потом начинай стрижку.

Говоря так, он не отрывал взгляда от куста, и я в этом следовала его примеру.

– Надо почувствовать весь куст целиком: когда подстригаешь его спереди, ты должна чувствовать, каков он сзади, и наоборот. И не стриги только у себя под носом. Работай ножницами на всю длину руки, одним долгим движением.

Мы докурили сигареты и раздавили окурки подошвами ботинок.

– Запомни, как выглядит куст на расстоянии, и держи эту картинку в голове, когда будешь стоять к нему вплотную.

Теперь я была готова.

Он заставил меня трижды устанавливать лестницу, только с третьей попытки посчитав, что она стоит достаточно надежно. Я взяла ножницы и полезла наверх.

Я проработала три часа подряд. Сначала я побаивалась высоты и слишком часто смотрела вниз; мне приходилось делать над собой усилие, чтобы подняться еще одной ступенькой выше. Каждый раз, перемещая стремянку, я подолгу возилась, придавая ей устойчивое положение. Но постепенно вошла во вкус и уже не замечала, на какой высоте нахожусь, все внимание сосредоточив на форме подстригаемого куста. Джон стоял поблизости и время от времени делал замечания: «Следи за своей тенью!» или «Помни о другой стороне куста!» – но по большей части только смотрел и дымил сигаретой. Наконец я в последний раз спустилась на землю, сняла стопорную скобу, сложила лестницу и только теперь ощутила, как ноют руки после работы с тяжелым секатором. Впрочем, это были пустяки.

Отступив подальше, я оглядела результат своих трудов. Я трижды обошла вокруг куста. На душе было радостно. Я справилась.

Джон кивнул.

– Совсем неплохо, – произнес он. – Из тебя выйдет толк.

В тот день я пошла в сарай за стремянкой, намереваясь подстричь одну из больших «шляп», однако лестницы на месте не оказалось. Юнец, которого я избегала, возился в огороде, разрыхляя землю граблями. С мрачным видом я направилась к нему.

– Где стремянка? – Это был первый раз, когда я с ним заговорила.

Вопрос был задан резким тоном, однако он ответил вежливо:

– Ее взял мистер Коупенс. Он что-то ремонтирует с той стороны дома.

Я вытащила сигарету из пачки, которую Джон оставил в сарае, и закурила, свирепо косясь на юнца, который, судя по его завистливым взглядам, был бы не прочь составить мне компанию. Потом я заточила секатор, а заодно и садовый нож – просто потому что мне нравилось точить. И все это время в одном ритме с движением точила двигались грабли, рыхлившие почву. Наконец, взглянув на солнце, я решила, что сегодня уже поздно приступать к стрижке «шляпы». И только после этого я пошла искать Джона.

Стремянка лежала на земле в ненормально вывернутом положении: металлическая пластина, ограничивавшая предел ее расхождения, была «с мясом» выдрана из деревянной стойки. Рядом с лестницей лежал Джон. Он не пошевелился, когда я тронула его за плечо; тело было теплым – благодаря солнцу, которое согревало его раскинутые руки и окровавленную голову. Он смотрел прямо в чистое небо, однако голубые глаза были подернуты странной дымкой.

Разумная девочка внутри меня куда-то исчезла. Внезапно я осталась только самой собой – бестолковым, никчемным дитем.

– Что же мне делать? – прошептала я. – Что мне делать?! – Меня испугал звук собственного голоса.

Растянувшись на земле, сжимая рукой безжизненную ладонь Джона и чувствуя, как мне в висок все глубже впивается какой-то камешек, я следила за уходящим временем. Показателем этого была тень от выступа стены, которая медленно ползла по гравию, подбираясь к лестнице. Вот она накрыла самую дальнюю от меня ступеньку, затем другую, третью, добралась до стопорной скобы.

Стопорная скоба. Почему Джон ее не проверил прежде, чем забираться на лестницу? Нет, он не мог допустить такую оплошность. Он, конечно же, все сделал правильно. Но если он все проверил, то почему… Как же так?

Думать об этом было невыносимо.

Ступенька за ступенькой, тень подбиралась все ближе. Она достигла ног Джона, потом его зеленой рубашки, потом его волос – как же они поредели за последнее время! Почему я так плохо о нем заботилась?

Думать об этом было невыносимо. Но как я могла об этом не думать? Я перенесла взгляд с седой головы Джона на глубокие борозды, прорезанных ножками лестницы, когда она уходила из-под его ног. Никаких других следов заметно не было. Гравий – это не песок, не снег и не свежевскопанный грунт – на нем не видны отпечатки ног. Если кто-то подкрался к лестнице, сделал черное дело и преспокойно ушел, то следов он не оставил. С таким же успехом это мог совершить призрак.

Холод объял все. Гравий. Руку Джона. Мое сердце.

Я поднялась и покинула Джона, не оглянувшись. Я обошла дом, направляясь к огороду. Юнец был еще там; он как раз убирал грабли и метлу в сарайчик. Он уставился на меня, когда я приблизилась. А потом, когда я остановилась, твердя себе: «Только не падай! Только не падай!» – он бросился вперед, чтобы меня подхватить. Я видела его словно издалека. И я не упала в обморок, хотя была к этому очень близка.

Зато, когда он подбежал, я услышала собственный голос – слова, которые и я не думала произносить, сами собой вырвались из моего сдавленного рыданием горла:

– Ну почему мне никто не поможет?!

Ноги мои подкосились, но он успел поймать меня под мышки и осторожно опустил на траву.

– Я вам помогу, – сказал он. – Я помогу.

Картина смерти Джона-копуна и опустошенное лицо мисс Винтер все еще стояли перед моими глазами по возвращении из библиотеки, и потому я оставила без внимания ожидавший меня конверт.