Каникулы в Простофилино - Дарья Донцова

– Прими во внимание психическое состояние Эльзы, – остановил меня Олег. – Думаю, с ней случилось нечто типа реактивного психоза. Женщина потеряла способность мыслить логично, ей было очень страшно, вот нервы и не выдержали. Она испугалась, что признается следователю во всем, лишит любимого Яшу материального благополучия. И Эльза принимает решение. Она отправляется в свой кабинет, где выпивает яд. Эльзу Генриховну находят раньше, убитую Лидию обнаруживают позже, уже после того, как тело коммерческого директора отправили в морг. Все, занавес опущен.

– У меня заболела голова, – пожаловалась я. – Кто же виноват в произошедшем? Кто главный раздуватель костра?

– Любовь, – без тени улыбки ответил Олег. – Страшная, между прочим, вещь. Каркин любит Эльзу, но одновременно испытывает самые нежные чувства к Анне Семеновне, ни одну из женщин он бросить не может, а все из-за любви. Милка любит папу и не хочет ни с кем его делить. Но еще она очень любит денежки и не желает подпускать Вадима к фирме. Эльза очень любит Каркина, но еще она любит Якова, хочет обеспечить приемного сына, поэтому за долю в бизнесе соглашается молчать о роли Милки в убийстве Полины. Сколько раз я сейчас употребил глагол «любить»? Все друг друга любят, все друг друга из-за любви и уничтожили.

– Где Милка? – прошептала я.

– В СИЗО, – спокойно ответил Олег.

– Но она мне звонила по телефону!

Куприн крякнул.

– Сколько ни отбирают в камерах мобильные, они снова там появляются. Видно, очень ты Милку задела, раз та у пахана аппарат позвонить попросила. Чего сделала-то?

– Очень любила дядю Антона с тетей Аней и хотела доказать: их репутация чиста, – еле слышно ответила я.

– Опять любовь, – кивнул Куприн.

Эпилог

Мирру не осудили – никаких прямых улик против жены, убившей своего мужа, не нашлось. Яков унаследовал долю Эльзы Генриховны в бизнесе, и сейчас они с Милкой ловко ведут дела. Против Якова Людмила ничего не имеет, он ведь не сын ее отца. Впрочем, может, Яша намекнул дочери Антона Петровича на некие обстоятельства, вспомнил Полину… Не знаю, только сейчас у Каркиной и Якова тишь да гладь.

Лишь после кончины Эльзы и изъятия всех бумаг из кабинета Антона Петровича выяснилось: Каркин на самом деле завещал любовнице половину своего дела. То ли дядя Антон хотел наказать дочь-убийцу, то ли, наоборот, спасал ее, покупая таким образом любовь Эльзы Генриховны.

Вас удивляет фраза о том, что Милка с Яковом рулят бизнесом? Мою бывшую одноклассницу отпустили, предъявить ей оказалось нечего. А как же признание раскаявшейся Киры Феоктистовой? Младшая сестра Полины признана невменяемой. Кира, в принципе, способна дать показания, она довольно внятно изложила следователю все произошедшие события, но никакой юридической силы рассказ ее не имеет. Младшая Феоктистова сумасшедшая, ни один суд не примет ее в качестве свидетеля. Вот по какой причине Милке удалось вытащить хвост из почти захлопнувшегося капкана.

Рита Ларионова и баба Лена живы, чувствуют они себя вполне нормально. Настя лечится, врачи надеются, что в конце концов подросток выздоровеет. Никаких следов корня момбата ни дома, ни в рабочем кабинете Эльзы Генриховны не нашли, лишь в письменном столе обнаружилась пустая фляжка, а в ней капли некоего настоя, не представляющего опасности, – Эльза Генриховна перед самоубийством замела следы. На могиле Каркиных возведен красивый, очень дорогой памятник, еженедельно чья-то заботливая рука ставит у его подножия корзину с роскошными цветами.

С Милой мы больше не общаемся. Чтобы не встретиться с ней, я даже пропустила ежегодную встречу одноклассников, которая традиционно проводится осенью в нашей бывшей школе. До сих пор ни разу не манкировала собрание, но сейчас решила не ходить на встречу выпускников.

На следующий день мне позвонила Аллочка Рахманинова и затараторила:

– Ну, чего случилось? Мы так хорошо посидели!

Я зажала нос пальцами и прогундосила:

– Заболела, грипп подцепила.

– И Милка Каркина тоже занедужила, – пригорюнилась Алка. – Ладно, через год встретимся.

Я молча повесила трубку. Похоже, теперь все свидания одноклассников будут проходить без нас, бывшие ученицы Тараканова и Каркина не рискнут переступить порог своей школы, они обе боятся встречи друг с другом. Да и что нам сказать, если столкнемся лоб в лоб?

Сегодня Олеся Константиновна закончила правку рукописи Арины Виоловой и с легким недовольством дала о ней заключение:

– Виола Ленинидовна, вы уложились в срок, сделали правильные выводы и вовремя представили новый роман. Это, конечно, положительная сторона. Однако книга получилась плоской, уже в середине произведения читатель понимает, что убийцей является дама по имени Генриетта, научная сотрудница, которая травит людей, используя некое неизвестное в России растение. Детектив сделан добротно, но он не удивляет. Понимаете? Жду от вас увлекательного чтения. Кстати, срок сдачи нового романа через семьдесят пять дней!

Я закивала.

– Да, в следующий раз попытаюсь… попробую…

– У вас получится, – улыбнулась Олеся Константиновна, – надо только постараться!

Я вышла из «Марко» и побрела к джипу. Ну никак не выходит стать второй Смоляковой! Что-нибудь да не так. То не укладываюсь в срок, то приношу готовую работу вовремя, но роман оказывается «плоским»… Интересно, как бы редактор отреагировала, заяви я сейчас:

– Давайте рукопись назад, надо ее переделать, потому что на самом деле все было не так!

Ох, думаю, Олеся Константиновна оказалась бы еще более недовольна. И что она там говорила о сроках сдачи новой книги? Семьдесят пять дней? Мне и отдохнуть не удастся! Кстати, о чем писать?

Резкий звонок телефона заставил вздрогнуть, я вытащила мобильный.

– Вилка, Ниночка родила! – заорала Томуська. – Девочку!

– Лечу! – закричала я, впрыгивая в машину.

В просторном холле роддома сидело много людей, Тамарочка обнаружилась на красном кожаном диване. На лице подруги застыло выражение некоторой озабоченности.

– Девочка значительно лучше мальчика! – выразила я свое мнение.

– Все дети замечательные, – с легкой растерянностью ответила Томуся. – Лично мне нравятся любые младенцы: белые, желтые, красные, зеленые, синие.

– Ну, это уж ты чересчур, – хихикнула я. – Лучше воспитывать обычного, не разноцветного.

– Ты расистка? – вдруг вспылила Томуська.

– Нет, конечно! – воскликнула я и удивилась: подруга до сих пор никогда не злилась на меня по пустякам.

Впрочем, Тамарочку можно понять. Нину увезли в клинику более суток назад, и вся семья потеряла покой. Жена Ленинида никак не могла разрешиться от бремени, и мы переволновались, а утром отправились по рабочим делам, проведя бессонную ночь. Томуся же осталась в роддоме. Кстати, Ленинид еще не приехал со съемок, он сейчас в Крыму.

– Папеньке сообщили? – спросила я.

– Ну… пока нет, – промямлила Тамарочка. – Только не я!

Холодная лапа тревоги опустилась на мое плечо.

– Что-то не так?

– Э… ну… э… ну… – затянула Томуся невразумительно.

– Ребенок здоров? – в ужасе поинтересовалась я.

– Абсолютно. Рост пятьдесят два сантиметра, вес три килограмма четыреста граммов.

– Фу, – выдохнула я.

– Ага, – с легким испугом добавила Томуся.

Тут из коридора в холл клиники вышел Олег в накинутом на плечи белом халате.

– Ты ее видел? – бросилась к нему Тома.

– Да, – коротко ответил мой муж.

– Не ошиблись? – с надеждой воскликнула подруга.

– Нет, – ответил Куприн.

– Ну ничего, – замямлила Тамарочка, – может… ну… это… того…

– Что происходит? – затряслась я. – Немедленно говорите!

– Нина родила в восемь утра, – сказал Олег, – и Томуля сразу позвонила мне.

– Тебе? – захлопала я глазами. – А почему не мне, не Лениниду?

– Вилка, Ниночка ведь много говорила о себе, так? – вдруг спросил Олег.

– Верно, – кивнула я.

– Мы тут с Томуськой посидели, подумали и поняли: в бесконечной болтовне новой мадам Таракановой полно несостыковок. Только никто на них внимания не обратил.

– Ты о чем ведешь речь? – удивилась я.

– Папа Нины вроде олигарх?

– Да.

– А мама, блондинка по имени Женя, решила устроить счастье дочери тайком от мужа?

– Верно.

– И папочку Нина называла, то Костей, то, кажется, Федором…

Я уставилась на Олега.

– Действительно, было такое. Может, у него двойное имечко – Константин-Федор?

Куприн хмыкнул.

– А еще она говорила, что ее родители погибли в Токио во время какой-то там катастрофы. Откуда тогда мама Женя? – тихо поинтересовалась Томочка.

У меня подогнулись ноги в коленях, тело плюхнулось на диван.

– Точно, упоминала еще бабушек-профессорш, в строгости воспитывавших внучку после их смерти. И как я не заметила неувязок?