Смертельное шоу - Игорь Христофоров

-- За что?

Нет, мозги совершенно не хотели соображать. Только ссадина на щеке Маши, превратившаяся за сутки из ссадины в часть загоревшей кожи, напомнила о прошлой встрече.

-- А-а, понял-понял! -- вскинул он руку.

-- Еще он сказал, что...

Что-то черное и быстрое, торпедой пролетев мимо них, с грохотом ударилось в ржавый бок киоска. Внутри сооружения послышалось звяканье, хриплый мат, и половина стального бока неожиданно распахнулась. На пороге киоска стояла тетка с распаренным банным лицом и смотрела на Саньку с неповторимой ненавистью. Казалось, что даже волосы на ее округлой голове наклонились в сторону Саньки, чтобы при первой же возможности уколоть его.

-- Ты что, сволочь, наделал?! -- взвилась тетка.

Судя по хрипоте голоса, она или выкуривала в день по десять пачек "Беломора", или выпивала не меньше бутылки водки. Или слишком часто скандалила.

-- Я-я? -- невольно отступил Санька и сам себе удивился.

До этой минуты ему казалось, что он уже ни одного шага не сделает.

-- А кто?! Я, что ли?! -- уперев мясистые руки в еще более мясистые бока, танком напирала тетка. -- Ты это... по стенке врезал и с полки вдребезги четы... нет, десять бутылок водки и еще...

-- Это не он, -- подал голос Ковбой.

Он стоял, держась за угол киоска, и дышал с такой яростью, будто едким дыханием хотел сжечь тетку.

-- А ты кто?! -- сжав выгоревшие бровки, спросила она.

-- Я -- местный, приморский...

-- Ну и что?

-- Это я не рассчитал. Камень под ролик попал, а там пятка...

-- Где? В ролике пятка?

Краснота на лице тетки загустевала прямо на глазах. Ее будто кто выкрашивал кистью. Прямо на виду у всех стоящих.

-- Ты мне мозги не компостируй! -- уже громче обычного прохрипела тетка. -- Как я хозяину отчитаюсь?! А?! Четы... десять бутылок водки!..

-- На! -- сунул Санька в ее мокрые пальцы стольник. -- Хватит?

Что-то щелкнуло. То ли опять под колесико Ковбоя попал камешек, то ли в голове у тетки включился калькулятор.

-- Хватит, -- фыркнула она. -- И это... от киоска отойдите. А то вы мне всех покупателей разгоните...

Никто из троих даже не сдвинулся с места. Тетка постояла для приличия еще секунд десять, со вздохом вернулась в прокаленный солнцем стальной ящик и громко захлопнула за собой створку. Только теперь Санька понял, что это была дверь. Тетка смотрелась настолько мощной и сильной, что он даже подумал, что она в ярости высадила полбока у киоска.

-- Я вас это... весь день ищу, -- раздраженно сообщил Ковбой. -- Даже в Перевальном был.

-- Серьезно?

-- А то нет! Ваши все как раз репетировали. Музыку, в смысле, гнали...

-- Понравилось?

-- Ага! Особенно длинный такой, с гитарой. Лабает круто! Собаки во всех соседних дворах гавкали.

-- Ну, я тогда пойду, -- обиженно произнесла Маша.

Сразу ощутив себя лишней, она уже без кокетства поджала губки, описала круг и поехала в сторону набережной. А говорила, что уйдет.

-- Спасибо, Маша! -- крикнул Санька ей в спину.

-- Не за что, -- ответила она, но ее слова никто не услышал.

-- Наверно, я опоздал, -- догадался Ковбой.

-- С чего ты взял?

-- У вас шея того... в гари.

-- Молодец. Значит, ты об этом хотел мне утром сообщить?

Обернувшись, Ковбой вобрал в себя взглядом чадящий выхлопом автобус на Перевальное, сбившуюся у его дверей горячую, без остановки шевелящуюся толпу, и эта толпа почудилась ему единым живым существом. И то, что оно было таким огромным, таким потным и суетливым, вдруг навеяло подозрение, что существо наделено сильнейшим слухом и только и делает, что ждет его слов.

-- Идемте к берегу. На пляже мало людей.

Санька хотел ответить: "Это -- мой автобус", но ничего не сказал. Ему страшно не хотелось идти, но он вдруг представил духоту в автобусе, совершенно невероятную южную духоту, которую автобус вроде бы порождал сам и сам возил до Перевального и назад, и он послушно зашаркал по асфальту за Ковбоем.

Они еле нашли тень под чьим-то забытым зонтом. Санька упал прямо на горячую гальку, подвигался телом, приспосабливая камешки к себе, и тут же закрыл глаза. Тени не хватало на ноги от колен и ниже, но он не подобрал их. Дрема накатила на него, и Санька, зевнув, врастяжку спросил:

-- Та-ак что случилось?

-- Утром ко мне того... тот парень пришел.

-- В серой майке?

-- Нет, в белой.

-- Надо же. Значит, он не такой бедный, чтобы иметь одну майку. А загар?

-- Что, загар?

-- Какой у него загар? -- поупрямствовал Санька.

-- Я же говорил -- красный. Не наш.

-- Так. И что дальше? Попросил еще раз записки разнести?

-- Нет, -- помялся Ковбой, но все же ответил: -- Он попросил меня вбросить бутылочку в офис Буйноса.

Новость заставила Саньку сесть. За пару минут разговора кроссовки и штаны накалились так, будто лежали на жаровне. Их нужно было спасать. Оттолкнувшись ладонями от гальки, Санька вдвинул себя глубже в тень. Кроссовки посерели, и стало заметно легче. Он словно бы в воду окунул ноги.

-- И ты что... бросил?

-- Нет. Я отказался.

-- Как? Вот так запросто взял и отказался?

-- Я пятку ему показал. С раной. Он сразу смурной стал.

-- А как же ты с такой раной и на роликах? -- удивился Санька.

-- Да разве это рана?! Ерунда! Я пока научился по стальному поручню на одной ноге съезжать, знаете, сколько раз на лестницу, прямо на бетон, падал?

-- Это там, на набережной?

-- Ага! По сто синяков в день зарабатывал. Зато теперь точно знаю, что в агрессив-инлайн-скейтинге мне равных нету! В Приморске -- точно! А может, и в Москве... Вот про Америку не знаю. Они раньше нас на роликах гонять начали...

Солнце жгло и жгло непокрытую голову Ковбоя, но он упрямо не приближался к тени. Он будто бы решил ее всю целиком подарить Саньке.

-- А он... тот парень, -- осторожно спросил Санька, -- больше тебя не видел? Ну, в смысле, на роликах?

-- Нет. Сто процентов, что нет! И я его не видел.

"А я видел", -- чуть не сказал Санька. Хотя, возможно, бутылку с зажигательной смесью бросал в окно вовсе не парень в серой майке, а какой-нибудь местный пацан. Мало ли желающих в провинциальном Приморске заработать пару сотен баксов за бросок какой-то бутылки в окно!

-- И потом, я сразу понял, что дело тухлое, -- грустно сообщил Ковбой.

-- В каком смысле?

-- Ну, он мне сказал, что всего-то делов сначала стекло разбить, а уже потом бутылку вбросить... Я и понял, что опасно. И еще я про Буйноса спросил, а он сказал, что его в это время в офисе не будет, а бутылка -это предупреждение. Чтоб понял, значит, что они не шутят...

-- А кто -- они?

-- Не знаю. Я никого, кроме этого парня не видел.

Санька снова закрыл глаза. Солнце проникало и сквозь веки. Оно усыпляло и одновременно мешало спать. Солнце тоже было частью Приморска, и было непонятно, какое же тогда солнце стояло над Москвой, где не было такой одуряющей жары.

-- Он новой встречи тебе не назначил? -- не открывая глаз, спросил Санька.

-- Нет... Просто сказал, что на днях зайдет.

-- И все?

-- Все. Чтоб мне на роликах гонять разучиться!

Глаза заинтересованно открылись. Мутно, как сквозь полиэтиленовую пленку, Санька увидел уже знакомые оранжевые ботинки с выгрызенными из ряда двумя средними колесиками.

-- Ты бы сменил их на черные. За километр видно. Как семафор.

-- Привы-ычка, -- протянул Ковбой. -- Я на них ездить научился.

-- А зачем средние колесики снял?

-- Они сами отлетели... Точнее отлетели носовые и концевые. А средние я на их место сам сместил.

-- Сколько в Приморске приличных гостиниц?

Ковбой удивленно посмотрел на пунцовое лицо собеседника, на его закопченую шею и, совсем не понимая, какое отношение к его ботинкам имеют гостиницы, невнятно ответил:

-- Мало. А в каком смысле?

-- Ну, сколько таких, где могут останавливаться новые русские?

-- Наверно, "Националь"...

-- Та-ак.

-- И "Астория".

-- Прямо как в Москве!

-- Что в Москве? -- не понял Ковбой.

-- Значит, так... Тебе крохотное задание. Потусуйся возле этих гостиниц. Желательно даже в холл попасть. Только без этих дурацких оранжевых ботинок. Понял?

-- Ага.

У Ковбоя уже секунд двадцать было лицо школьника-двоешника, которому пытаются объяснить теорему из курса высшей математики, а он не может понять, что же за идиот решился на такое бесполезное объяснение.

-- Что ты понял? -- тихо спросил Санька.

-- Чтоб купил черные ролики...

-- А так, без колес, на обычной подошве, ты передвигаться не умеешь?

-- Давно не пробовал.

-- А ночью в туалет ты тоже на роликах катишь?

-- Я ночью не встаю, -- сморщив лоб, ответил Ковбой.

-- Короче, обуешь кроссовки. Бес колес. Вот теперь понял?

-- Ага.

После этого ответа хотелось врезать подзатыльник. Но вся санькина

начальственность была временной, рожденной скорее благодарностью

Ковбоя, что догнал прошлой ночью да не убил, а не чем-то более

возвышенным или, что еще прочнее, материальным. И тогда Санька

почувствовал, что нужно все-таки подкрепить свои слова.